Представитель (СИ) - Семин Никита

— Доброго вечера, товарисч, — кивнул мне подтянутый Филипп Мореу, входя в помещение.

— Здравствуйте, месье Мореу, — в тон ему кивнул я и неловко встал с кресла, стараясь сделать это так, чтобы не слишком светить своим «конфузом», до которого меня довела своим откровенным поведением его дочь.

Посол сделал вид, что ничего не заметил, и прошел к дивану. Мы расселись, после чего Мария в несколько фраз передала суть нашего разговора, почти при этом никак меня больше не провоцируя. Лишь какие-то машинальные движения прорывались, которые для нее стали уже частью образа жизни.

— Для начала, — заговорил француз, — моя страна не собирается выходить из союза с СССР. Меня отправили сюда узнать, чем закончится ваше посольство, и сделать все, чтобы вам сопутствовал успех.

— И потому вы стали подыгрывать полякам сегодня на банкете? — усмехнулся я.

— Пускай они считают, что смогли склонить меня на свою сторону. Тем неожиданнее для них будет завтра. Что касается вашего предложения… оно интересное, — медленно кивнул Мореу. — Но у меня нет полномочий на заключение такого договора. Полагаю, у вас тоже, что вы возможно не знаете. Или же я что-то не знаю о вас. Уточните у месье Берегового. Однако мы можем отправить телеграммы сегодня вечером, и если там, — поднял он глаза к потолку, — посчитают заключение подобной бумаги необходимой, такие полномочия нам дадут.

— А что касается действий вашей дочери? — бросил я взгляд на Марию и тут же отвернулся. Эта чертовка опять уже чисто из женской вредности попыталась меня спровоцировать, облизнув губы и скрестив руки под грудью, визуально еще больше ее подчеркивая и увеличивая объем.

— Приношу извинения за ее поведение, — невозмутимо сказал Филипп Мореу, — но это было необходимо. Молодым людям свойственна горячность. Мы вас почти не знаем и как вы поведете себя в критической ситуации нам неизвестно. Вот я и попросил ее проверить вашу… устойчивость. Конфиденциально. Если вас это задело, еще раз приношу свои извинения. Мария, — строго посмотрел он на дочь, — прекращай.

Та вздохнула, но наконец прекратила свои ужимки. А потом и вовсе покинула нас, оставив наедине. Немного расслабившись, я решил расспросить Мореу о том, какие настроения в Париже и что ждут от нас.

— Побед, — пожал тот плечами. — От вас ждут побед. В противном случае, нам придется… сложно. Переживать же о том, что Франция выйдет из союза можно… но это случится лишь в одном случае — при смене власти в нашей стране.

— Откровенно.

Филипп скупо улыбнулся и пояснил.

— Я же вижу, что вы не дипломат. И чтобы не было недопонимания или неверного толкования моих слов, лучше я все скажу вам как есть. Уж не обижайтесь.

— Да нет, — усмехнулся я. — Обиды у меня к вам нет никакой. Так даже лучше.

Проговорив еще минут десять, Мореу был вынужден меня покинуть. Это меня на данном банкете «занесли в черный список» и даже по словам француза вздохнули с облегчением, когда я покинул общий зал. А вот его уход заметят сразу, и надолго отлучаться возможности у Мореу не было. Если мы не хотим привлечь к себе больше, чем нам нужно сейчас, внимания.

Я еще подумал — выйти обратно в зал или нет — раз уж мое нахождение там вызывает раздражение, было бы неплохо «позлить» этих высокомерных снобов, но потом усталость дала о себе знать. Ведь только сегодня мы прибыли, в посольстве толком не отдохнул — слушал Романа Владимировича, да и здесь сначала на ногах в зале стоял, потом «держал оборону» от Марии. Уж лучше выспаться перед завтрашним днем.

Уходя, сообщил о своем решении Береговому. Все же лучше уточнить — не нарушу ли я какой протокол, что может сыграть на руку противнику. Но тот меня заверил, что сейчас уже можно и покинуть банкет, что я с чувством выполненного долга и сделал.

Перед тем как лечь спать, я все же дал задание почтовой службе посольства отправить телеграмму о возможности заключения отдельного соглашения с французской стороной. Все, о чем мы говорили с Филиппом Мореу. И уже после этого рухнул на кровать. Что и говорить, что снилась мне прекрасная Мария с ее соблазнительными формами, желающая отдаться мне во всех позах.

— Что скажете, господа? — обвел взглядом соратников Игнаций Мосцицкий.

— Исключение из первого этапа переговоров этого сопляка прошло на удивление удачно, — самодовольно заявил Генрих Жимерский. — Думаю, и завтра все пройдет как по нотам.

— Красный дипломат ему все равно расскажет суть наших предложений, — не согласился с ним Эдвард Рыдз-Смиглый. — И давайте откровенно, похоже, его ничуть не смущает роль «свадебного генерала». И наша игра сегодня не имеет никакого смысла.

— Уберем под благовидным предлогом Берегового завтра, а после этого начнем дискуссию, — пожал плечами Генрих. — В ходе которой поменяем ключевые моменты соглашения. Те, на которые он никак пойти не сможет. Если все же пойдет — мы в выигрыше. Если нет — получится, что красные не хотят сами договариваться и за срыв переговоров будут ответственны они. Еще можно в ходе разговора и подлить «кипяточку» на его самомнение. Ткнуть носом, что сегодня он ни в чем не участвовал, иначе бы знал настроения при дворах иных стран. Выставить так, словно это он сам виноват в полном отсутствии интереса к переговорам, а ведь мы его так ждали… — ехидно оскалился мужчина.

— Мне доложили, что он все же провел встречу с Мореу, — веско обронил Игнаций. — И когда вернулся в посольство — тут же отправил телеграмму в Москву. Что в ней — мы не знаем.

Эта информация заставила всех присутствующих сильно задуматься.

— Француз вроде бы ясно выразился, что он на нашей стороне, — с сомнением в голосе протянул Генрих.

— Этот лягушатник может сказать что угодно, — фыркнул Эдвард. — Что вы ожидаете от человека, который без стеснения подкладывает свою дочь под любого встречного?

— А что сказал Джонатан? — спросил у Игнация Генрих.

— Лондон согласен нам подыграть.

— Только подыграть? Или выполнят то, что пообещают? — вскинул бровь мужчина.

— Обмануть русских — это и не обман даже, — улыбнулся Мосцицкий. — Сколько раз уже им говорили одно, а делали другое? Они привычные.

Мужчины тихонько посмеялись над шуткой.

— Значит, самое сложное — вывести из игры их дипломата? Уж с мальчишкой то мы справимся, — подвел итог Эдвард.

— Это не сложно. Все уже подготовлено, — махнул рукой Игнаций.

— Тогда до завтра, господа, — встал Рыдз-Смиглый.

После него и Жимерский поспешил на выход. День выдался тяжелый, но следующий станет не проще. Членам санации предстояло «большое представление», по итогу которого СССР должен не только остаться ни с чем, но и в кратчайшие сроки вывести все войска с ее территории, а зеленый коридор прекратит свое существование.

Утро оказалось тяжелым. Мало того что из-за эротических снов не выспался толком, так еще и Роман Владимирович приболел.

— Понос, — коротко сказал мне Аронов. — Отравился чаем. С помощником повара, который его заваривал, мы уже ведем работу, но много это не даст. Подкупили, а кто конкретно — он не знает. И вряд ли мы точно узнаем. Он же не отраву ему подмешивал, а слабительное.

— Решили убрать его из переговоров? — мрачно задал я риторический вопрос.

— Очевидно да, — пожал плечами НКВДшник. — Но вы же с ним и так договаривались, что их вести ты будешь, разве нет?

— Но совет Романа Владимировича может оказаться полезным, а главное — своевременным. А сейчас… — я поджал губы.

— И перенести не получится, — нахмурился, осознавший глубину проблемы Аронов.

— Почему?

— Глава делегации — ты. Вот если бы с тобой что случилось, еще были варианты. А так…

— А если и мне сослаться на недуг?

— Поздно, — поджал губы мужчина. — Польская сторона уже звонила, уточняя, только ли товарищ Береговой пострадал, или с тобой все в порядке и можно вести переговоры.

— И вы уже ответили, — вздохнул я.