Представитель (СИ) - Семин Никита

Да, сегодня предстоит ОЧЕНЬ тяжелый день. Пожалуй, самый важный в моей жизни.

Глава 10

Февраль 1938 года

Я снова вошел в президентский дворец, только в этот раз меня провели не в банкетный зал, а в другое помещение. Хоть и поменьше размеров, но все равно довольно обширное. По центру стоял длинный стол с приставленными стульями. В его главе уже сидел Игнаций Мосцицкий. По левую руку от него расположились Генрих Жимерский и Эдвард Рыдз-Смиглы, по правую — посол Великобритании и посол Франции. В другом конце были места для нашей делегации. Кроме меня на встречу пришел Маленков, Аронов и Буревич. Аркадий Буревич состоял в Коминтерне и курировал как раз отделения Польши.

Понимая, что без присутствия Романа Владимировича, который мог бы и подсказать в сложных моментах и одним своим нахождением здесь не дать откровенно соврать принимающей стороне, меня просто сомнут, я решил начать с «нападения». Что как известно — лучшая защита.

— Здравствуйте, товарищи, — кивнул я всем, чем вызвал мимолетную тень раздражения и у поляков и у англичанина. Не привыкли они к такому обращению. И прежде чем они что-то сказали в ответ, я тут же посмотрел в глаза Мосцицикому. — Не подскажите, что здесь делают третьи лица? Почему на двусторонних переговорах посторонние?

— О ком вы говорите? — удивился, как мне показалось вполне натурально, президент Польши.

— Я про представителей Великобритании и Франции.

— А, вы об этом, — улыбнулся пан Игнаций. — Вы правильно заметили — они представители своих держав. Кои тоже заинтересованы в положительном завершении нашей встречи.

— Положительном для кого? — вскинул я бровь. — Как бы то ни было, они вполне могут подождать и за дверью.

— Вчера вас не смутило их присутствие, — нахмурился Мосцицкий.

— Вчера был банкет, на который вы могли пригласить кого угодно, так как вы здесь хозяин. Если вы считаете, что на текущих переговорах можно допустить посторонних лиц… пусть и заинтересованных в его положительном, — с едва заметной усмешкой скопировал я Мосцицкого, — исходе, тогда почему бы не пригласить еще и пана Брылянского?

Ян Брылянский был главой коммунистической партии Польши и от одного только упоминания его имени лица польской стороны скривились, как от зубной боли.

— Вы отказываетесь от переговоров? — тут же попытался ухватиться за мое поведение Мосцицкий.

— Отнюдь. Я наоборот — за то, чтобы они прошли в максимально деловой обстановке. Но раз уж вы решили добавить людей в наш узкий круг, то и я предлагаю свои кандидатуры. Иначе получается, что сорвать их пытаетесь вы. Или все же позовем уважаемого пана?

— У господина Найджела есть предложение, которое поможет быстрее найти компромисс для обеих сторон, — сказал Мосцицкий.

— Уверен, у товарища Брылянского этих предложений гораздо больше. Ведь в отличие от присутствующего здесь мистера Найджела, пан Брылянский живет и работает здесь, в Варшаве. И именно к его деятельности, насколько я помню, и есть вопросы у вас, панове. Логичнее договариваться с ним, а не слушать непонятные предложения мистера Найджела. Которые он к слову еще и не озвучил.

— Мы в курсе его предложений, — впервые подал голос Генрих Жимерский. — И если бы вы, пан Огнев, активнее вчера себя проявили на банкете, то тоже о них знали.

Укол был понятен, а провокация очевидна. И идти у них на поводу я не собирался.

— Разве банкет вчера не был временем для отдыха? — поднял я бровь.

— На таких банкетах, молодой человек, заранее согласовываются позиции сторон, — хмыкнул Жимерский. — Будь вы чуть образованнее, то знали бы об этом.

— Но ведь это вы попросили сделать меня главой делегации. И были в курсе моего образования. Мне расценивать ваши слова, как попытку оскорбить меня? А раз я — глава советской делегации — то и весь Советский Союз?

Он чуть не поперхнулся. Ну да, если скажет «да», то уже не я, а он выставит себя в негативном свете. А ведь наш разговор уже стенографируют. Аж три человека, один из которых из нашего посольства. Как бы то ни было, но похоже карты я им спутать смог. Вон как переглядываются.

— Нет, пан Огнев, — покачал головой Мосцицкий. — У нас нет желания оскорбить ни вас, ни вашу страну.

— Тогда к чему слова товарища Жимерского…

— Пана, — процедил он. — Или правила обращения вам тоже неизвестны?

— Так и я не пан, но вы же меня упорно им именуете. Так кто тут бескультурен?

— Не будем горячиться, — тут же успокоительно вскинул руки Мосцицкий. — Так вот. Товарищ… Огнев, у нас нет желания ни кого оскорблять. И я приношу извинения за слова пана Жимерского.

Я лишь кивнул, принимая извинения. Первый «раунд» остался за мной. Но и тему с послами я не оставил.

— Так что насчет товарища Брылянского?

— Его не приглашали, — медленно начал Мосцицкий, — и его приезд задержит переговорный процесс.

— Тогда можем попросить господ послов покинуть нас. До приезда товарища Брылянского, — уточнил я.

В итоге переговоры и вовсе отложили, до «сбора всех заинтересованных лиц». Похоже, панам требовалось срочно пенять свою стратегию, и они взяли паузу на ее обдумывание. Мне это тоже было на руку. Береговой к обеду должен оклематься — слабительное как раз покинет его организм. Поэтому отказываться и настаивать продолжать переговоры о заключении союза прямо сейчас я не стал. Зато собой вполне заслуженно гордился.

— Чертов молокосос! — прошипел Жимерский, когда стороны разошлись. — Да как он посмел звать этого… выскочку из сцари! *

* — имеется в виду Proletariat szary («Серый пролетариат») — обозначение в Польше низших слоев рабочих, занимающихся тяжёлой физической работой, обычно подразумевающая низкий социальный статус и ограниченные перспективы

— Он оказался умнее, чем мы ожидали, — протянул Джонатан Найджел. — Да, стало тяжелее. И как я думаю, к моменту приезда этого Брылянского, их дипломат тоже оправится после своего недуга.

— Жаль нельзя в колодки их всех заковать, да выпороть как следует, — мрачно сказал Эдвард Рыдз-Смиглы. — Чтобы знали свое место.

— Сделанного и сказанного не вернешь, — дав выпустить присутствующим пар, вернул беседу в конструктивное русло Игнаций. — Что делать будем?

— То же, что и собирались, — пожал плечами британец. — Я озвучу свое предложение, Мореу — свое, после чего ход будет за красными.

— А если они не согласятся? — покосился на него Игнаций.

— Будем упирать на то, что в ином случае их ждет самый негативный вариант, и вы полностью и бесповоротно войдете к нам в союз.

— А их армия? И беспорядки, которые наверняка устроит этот Брылянский?

— Только из-за не желания начинать открытый конфликт вы и идете на уступки. На том и стойте.

Найджелу было плевать на всех присутствующих, но главное — не дать им перейти в стан врага. И раз уж они и сами тяготеют к Альбиону, то грех этим не воспользоваться. Потому он был спокоен. Даже если красные не согласятся, вариант с началом боевых действий на территории самой Польши был бы для мужчины чуть ли не идеальным вариантом.

— Правильно повел себя, — сказал чуть бледный Роман Владимирович, когда мы вернулись, и я пересказал ему первый раунд переговоров.

— Вы сможете пойти со мной после обеда? К тому моменту должен подойти и Брылянский.

— Да, думаю, смогу, — кивнул мужчина.

— Знаете, что хочет предложить этот англичанин? Жимерский заикался, что тот все рассказал вчера на банкете.

— Соврал, — поморщился Береговой. — Или не совсем. Им-то он может все и рассказал, а вот нас просветить «забыли».

— Я так и подумал, — кивнул я.

— Но вариантов не так чтобы много.

— Формальное участие бриттов в войне? — высказал я очевидное.

— Или прекращение содействия Финляндии. Главного они уже добились, нам теперь с финнами приходится воевать. Прекращение помощи этой стране — самый очевидный вариант. Официального союза между Финляндией и Великобританией нет. Оружие они им уже завезли и в любом случае в ближайшие месяцы новых поставок не ожидается. А воевать своими солдатами в Лондоне не горят желанием. Зато использовать прекращение помощи им как «шаг навстречу нам» — очень удачный ход в текущих обстоятельствах.