Ливония. Продолжение (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Князь Фёдор Михайлович Троекуров, пожалованный Иваном — братиком, за подавление восстания в Астрахани, золотым угорским и Даниила Фёдорович Адашев — младший брат нового царева любимца Алексея Адашева, могли ещё и не осадить Нейшлос, раз нет русского войска в Ивангороде. Между прочим, выдавать золотые медали — это не Юрий брату насоветовал, сам придумал «царская морда» награждать так воевод за выигранные сражения, для чего купцам было велено золотые угорские монеты сдавать в казну в обмен на серебро.

Золотой дукат весит три с половиной грамма и там очень чистое золото 986 пробы. Просто фантастическая чистота для этого времени. Монетка крохотная и хрупкая что ли. Диаметр двадцать миллиметров при толщине 0.7 мм. В СССР двухкопеечная монета была диаметром 18 мм. И она толще дуката. Вот такая фитюлька. Но золота на Руси нет почти, и монета действительно аверсом на медаль похожа. Пусть будет. Боровой уже думал о системе орденов и медалей, но думы на пиджак не приколешь, так и остались они в проекте. Вот вернётся с этой войнушки и тогда! Попрём!

Сейчас, в середине уже почти апреля, здесь на севере и до девяти вечера светло. Вот Юрий Васильевич и решился выйти вечером уже. Три часа ещё можно плыть смело, и что удачно — ветер снова стал крепчать, просто гонит лодки вперёд. Наверное, узлов пять дают в час. За три часа вёрст двадцать, а то и все двадцать пять преодолеют, а потом короткая ночёвка, встанут ещё в сумерках, и за четыре — пять часов преодолеют оставшийся путь. Ещё до обеда к крепости подойдут. Примерно и немцы из Нарвы должны к этому времени подойти. У русских должна быть приличная рать и если их предупредить, то эти жалкие пусть даже две с половиной сотни ландскнехтов им не страшны.

Всё, как всегда, происходит не по плану. Измотанные от непрерывного махание вёслами люди, согнувшись, выбредали на берег. Три с половиной часа работы с ускорением, как при старте, руки хоть и в рукавицах, но точно стёрты до волдырей. Почему-то Боровой чувствовал, что надо торопиться. Сосало под ложечкой, и слюна делалась солёной и железом отдавала при мысли, что эти сволочи, которых он сам пожалел, не добил, вылетают из леса на русский обоз и режут беззащитных мужиков, а потом и на стоящих к ним спиной ратников нападают. Могут и побежать те, а бежать некуда, только к крепости, под пули и стрелы стоящих на стенах немцев.

— Андрейка, скажи Тихону, чтобы по трое во все стороны разведку отправил метров на пятьсот. На двести пятьдесят сажен.

Тихон — это старший у десятка потешных, выбранных для него Егоркой. Хорошие ребята, несмотря на приличный рост и вес не увальни, а как раз наоборот, быстрые и ловкие.

Пошатываясь сам от усталости, тоже, как и все, под осуждающим взглядом князя Палецкого, Юрий Васильевич веслом — бабайкой тут называемой, намахался, Боровой вышел на берег углядел сухой кусок земли у основания сосны и привалился к ней спиной и только решил покемарить пару минут, пока народ быстро костерки не запалит, взвара сварганить, как увидел лосями мчащихся к нему с юга вдоль реки потешных.

Глава 9

Событие двадцать пятое

— Немцы, немцы сюда идут! Тревога! — князь Углицкий глухой и крик бегущих на всей скорости к лагерю разведчиков слышать не мог. И видеть губы, и чего-то там по ним прочитать, тоже. Сумерки не совсем уж сумеречные, видимость метров на пятьдесят есть, но вот это ни разу не значит, что губы видно. Видны только силуэты бегущих людей. Ещё и туман от реки начал подниматься, и без того видимость плоховастую, с каждой минутой уменьшая.

Понял Юрий Васильевич, что кричат разведчики, по тому, как народ резко бросил уставших и вымотавшихся до чёртиков из себя изображать и бросился к оружию. Бегом бросился. А те ратники, что при себе имели мушкеты, пистоли или тромблоны, принялись их заряжать. У большинства бумажные патроны и пули Петерса, так что зарядить мушкет дело пары десятков удара сердца. С тромблоном чуть дольше, там нужно в ствол два пыжа кроме всего прочего запыжить шомполом. Всё равно быстро, ну, два десятка ударов сердца и ещё пяток.

Через эти же двадцать ударов сердца к нему уже Андрейка подскочил и сунул планшет с коротким словом: «Немцы». Сунул и два колесцовых двухствольных пистоля и берендейку с пороховницей. Разбираться, что за немцы, откуда и зачем, было некогда, и Юрий Васильевич, выбросив на минуту их из головы, сосредоточился на заряжании пистолей. Рядом пыхтел сурдопереводчик, проделывая то же самое, плюс, как и у всех потешных, у Андрейки ещё и тромблон имелся. Между первым и вторым пистолем, Боровой выделил пару секунд и оглядел лагерь. Люди все занимались тем же самым, что и он — заряжали оружие. Людей мало, всего пятьдесят семь человек, больше просто в четыре лодки… в две лодки и две лодочки не влезло, и так шли, чуть воду студёную бортами не черпая. Немцев не взяли. Только свои. Диверсанты, послужильцы среднего сына Новгородского наместника и тестюшки князя Василия Дмитриевича Палецкого и артиллеристы. Вообще, половина — это не его воины. На что эти послужильцы новгородские способны, Боровой не знал. Ну, да чего уж, других под рукой просто нет.

Андрейка зарядил наконец тромблон и схватился за карандаш. Размашисто чиркнул на планшете:

«Разведчики немцев обнаружили, что сюда лесом вдоль реки скрытно движутся».

Вона чё! Темно, ведь. Пока минуту, ну чуть больше, потратили на зарядку пистолей, стемнело прямо заметно и туман, наползающий с реки, ещё усугубил. Уже с десятка метров ничего не видно. Тут природа решила русским помочь. Ясно, земля исконно русская. Вот древние боги и решили своим помочь.

— Тихон, командуй. Всем отойти в лес и залечь за деревьями. Не стрелять без сигнала. Ты первый выстрелишь. Действуй!

Юрию Васильевичу никуда отступать не надо, он спиной к огромной сосне корявой сидел прислонившись. За неё они с переводчиком и схоронились. Ещё бы куст какой рядом рос, вообще бы было здорово, но сам выбирал такую, без кустов.

Казалось, прошло огромное количество времени от того момента, как принеслись вдоль берега разведчики, до того, как они с Андрейкой плюхнулись, на засыпанную хвоей и колющими пузу прошлогодними шишками, землю, а на самом деле и пары минут не протикало. Немцев видно не было, и Боровой стал крутить головой. А что, если басурмане хитрые и их решили обойти. Ударят аспиды с фланга или с тылу. Потом, только убедившись, что хоть крути головой, хоть не крути, один чёрт ничего не видно, Юрий Васильевич почти успокоился и теперь только вперёд смотрел, пытаясь вражин углядеть. Ни луны на небе, ни звёзд, всё тучами затянуто и туман. Ни черта не видно.

А ведь прошло от силы три минуты. Сколько там те немцы могут крадучись в такой же точно темноте пройти? Не подсвечивает же Дева Мария им из милости дорогу.

— И как тут воевать? А немцы эти на что рассчитывают? Им приборы ночного видения дали? — себе под нос пробурчал Юрий Васильевич.

Он бы на месте ливонцев повернул. В кромешной тьме их наскок уже смысла никакого не имеет. Всё, кто не успел, тот опоздун. Нужно им теперь отойти и часов пять — шесть подождать, когда светать начнёт.

И тут прямо перед ним выросла человеческая фигура. С копьём в руках?!! Ну, нафиг, тут не спутаешь, у его ратников, даже у послужильцев князя Василия Дмитриевича, нет копий.

Немец, перец, колбаса! И чёрт его знает, что делать? Сам же дал команду не стрелять, пока Тихон первый не выстрелит, но надо полагать, до того места, где гренадёр расположился, фрицы ещё не дошли. Метров пять до силуэта с копьём, ну ещё чуть выждать можно…

Бабах. Нет, звука не слышно, но вспышка по глазам шибанула. Андрейка не выдержал и выпалил в немца из пистоля. Немец из поля зрения исчез. Пока глаза вновь к темноте привыкали тот либо свалился, раненый али убитый, либо сдриснул с глаз долой. Андрейка не диверсант, но нормы ГТО сдал на все пятёрки, стреляет не хуже снайперов Егоркиных, даром, что лекарь. А чего, лекарей учат стрелять вполне на уровне. И каждому положены два пистоля и тромблон. Добро должно быть с кулаками, а ещё лучше с дробовиками.