Ливония. Продолжение (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Адашев был молод совсем, лет двадцать пять, ровесник почти Юрию. Казнит братик его, причём, если память Боровому не изменяет, то вместе со всей семьёй и детей малых тоже. Не за свои грехи, за мнимое предательство брата. Хотя чёрт его знает мнимое или нет. Все кто хочет историю переписывают и коверкают. Братик холерик, может и просто вспылил, а отступать поздно стало.

Есть в истории России удивительный поход. Именно его Боровой хотел повторить, ну, с чуть более пагубными последствиями для врага. И поход этот не только возглавит, но и полностью организует младший Адашев. Там даже Пётр со своим азовским походом не кажется таким уж великим.

Весной 1559 года с войском судя по летописям в восемь тысяч человек Даниил Адашев сел на лодки, им самим построенные в районе Кременчуга, спустился по Днепру в Чёрное море, напал на два турецких корабля, захватив их почти без потерь, высадился в Крыму, и как давай там жечь и зорить все улусы. Огнём и мечом прошёлся половину Крыма разорив. В результате он освободил множество христианских пленников и навел ужас на крымцев, застигнутых врасплох.

Потом пленных турок, взятых при нападении на Крым, Адашев отослал к очаковским пашам, велев сказать им, что «царь воюет с врагом своим ханом Крыма Девлетом I Гиреем, а не с султаном, с которым хочет быть в дружбе». С огромной добычей Даниил Фёдорович Адашев, так и не получив отпора от крымцев, отплыл обратно. И только после этого хан с большим войском погнался за ним по берегу Днепра до гранитного мыса Монастырки близ Ненасытецкого порога, но и здесь не решился напасть на Адашева и ушёл обратно.

А будь у Адашева миномёты и другое оружие, что сейчас есть у Борового. И кердык Бахчисараю. Ну, вот война с Ливонией закончится и нужно этот несостоявшийся ещё набег осуществить. Единственное, что смущало Борового… Теперь смущало, когда он с лодочной ратью воочию сам столкнулся — это количество войска, что летописи отправили в Крым. Этого даже теоретически не могло быть. В лодью больше двадцати пяти человек не запихать. Сорок лодей на тысячу человек. И это без припасов. На восемь тысяч человек нужно триста двадцать лодей. А с припасами четыреста. А он при своих возможностях за год пятьдесят строит. Нет, больше двух тысяч человек у Даниила Фёдоровича не могло быть. И тем значимей этот поход. Так в это время ещё и Ливонская война вовсю полыхала. Нет. Восемь тысяч — это лишку.

Оторвал от мыслей о походе на Крым Юрия Васильевича Андрейка, дёрнув за рукав кафтана и указав на противоположный берег Нарвы. Боровой снял с пояса подзорную трубу и направил в указанную сторону. Молодец лекарь! К воротам крепости из леса выходил отряд ливонцев.

— Тихон! Давай нашим друзьям немецким в подарок десяток мин отправим. Огонь по воротам.

Глава 10

Событие двадцать восьмое

Юрий Стрелков из детей боярских, со своим десятком диверсантов, вернувшихся из Кракова, занял позицию, используя борта лодок в качестве подставок для своих длиннющих карамультуков. Юрий прикинул расстояние до ворот замка Нейшлосса и скомандовал:

— Заряжай. Дистанция пятьдесят сажен. Огонь по готовности.

Сам Стрелков не сильно спешил, там, у ворот замка, пара сотен человек толпится, нет, пара сотен врагов, пара сотен мишеней, хватит на всех, ещё и останется. Он надел очки, поднял, закрывая щёки и нос, шейный платок из плотного сукна и, наконец, припал к прикладу, совмещая мушку на конце ствола с прорезью в прицеле. Вон тот немец на красивом белом коне будет первым. Не очень удачная мишень, повёрнут боком, но он должен попасть, а нет, так эвон за ним несколько других всадников, пролетит пуля мимо этого ганса, как их князь Углицкий называет, и отведает крови другого ганса.

Юрий потянул спусковой крючок и затаил дыхание. Вспыхнуло пламя на полке. Бабах. Сильный удар приклада в плечо заставил десятника на шаг отступить от лодьи. Не была бы подушечки с конским волосом пришита под кафтан, и могло бы отдачей и ключицу сломать. Всё-таки очень мощные у них винтовки. Быстро шагнув назад к лодке, десятник бросил косой взгляд в сторону ворот замка, уже и мысли, и руки, и глаза другим заняты. Не было седока на белом коне, не промахнулся он.

Дальше всё, как на тренировке, как сотни и тысячи раз повторяли. Достать шомпол, прочистить ствол, отправить туда новый бумажный патрон. Загнать пулю коническую, которую Юрий Васильевич называет пулей Петерса, немец какой-то видимо такую хитрую штуку изобрёл. Хотя… Иногда её князь и русской пулей величает, видимо, Петерс этот сейчас в Москве на Пушкарском дворе, как и многие другие немцы служит. Эти немцы хорошие и правильные, а вот эти у ворот, что тайком напали на них вчера поздно вечером, немцы плохие. Оскорбили их Государя, дань не платят за Юрьев. Как впрочем и сам русский город Юрьев захватили и в Дерпт переименовали. Ну, вернётся всё в зад. Снова, как и раньше, немецкий Дерпт русским Юрьевом станет. Бабах. На этот раз десятник выбрал всадника на вороном коне, он чего-то кричал тем, кто внутри замка стоял на стене, и шпагой размахивал. Увидеть, что стало с его целью Юрий не успел. Миномётчики зарядили уже свои трубы и выстрелили. Страшный вой, в который уже раз, заставил диверсанта присесть. Так это он не в первый и даже не в сотый раз рычание этого зверя слышит, а как тем в замке, что в первый раз под обстрелом из миномётов⁈ Точно в штаны свои короткие наложили. Бабах, несколько мин сразу взорвалось с обеих сторон ворот. Как тут теперь узнаешь, попал он в того немца со шпагой. Там сейчас десятки мёртвыми и ранеными на земле лежат.

Обстрел ворот со столпившимися рядом с ним ландскнехтами из Нарвы занял всего три минуты. Каждый из десяти миномётов выстрелил по три раза, и на этом всё закончилось. В ушах у Стрелкова всё ещё гудело и грохотало, но дым и пыль уже отнесло ветром от ворот, и можно было определиться, есть ли там цели для его десятка.

Цели были. У ворот уже осела земля с пылью, поднятые в воздух, и с пятидесяти сажен было отлично видно, что живые есть и они, поднявшись, пытаются прийти в себя после этого ужаса.

— Заряжай, огонь по готовности! — крикнул своим Юрий и сам первым принялся спешно заряжать винтовку. Чем больше они убьют ландскнехтов, тем проще будет фогту крепости принять правильное решение о сдаче замка. Те немцы, что трудились в Пушкарском приказе и те, что преподавали в школах и академиях и эти наёмники воины — разные немцы. От тех полно пользы для России, а вот эти наёмники сейчас вредны, а в будущем бесполезны, а то и тоже вредны. Наймутся потом к ляхам или пруссакам и опять с ними воюй. Зачем? Если можно сейчас отправить их в Ад прямой дорогой, а не через Польшу. Прямая дорога, она всегда короче, вот и нечего петлять.

Поняв, правда, не сразу, что наступившая тишина и безопасность не синонимы, немцы бросились от ворот в сторону поворота стены крепости. Пять минут и все, кто мог передвигаться, и кого не пристрелили по дороге, скрылись из вида. Юрий Стрелков приставил карамультук к борту лодки и перевёл дух, он раз семь или даже восемь успел выстрелить. Сбился со счёта. Спешка. Но немцы падали. Он ли попадал, ратники ли из его десятка, не важно, главное, что примерно полсотни гансов они за оба обстрела уничтожили. Не зря тратили пули и порох на тренировках. Теперь дорогая учёба окупается.

— Ты же немецкий знаешь, — рядом с ним возник Андрейка.

— Знаю. Ефим лучше меня шпрехает. Туда идти надо? — десятник махнул головой в сторону крепости.

— Князь толмача ищет.

— Тогда я пойду. Как-нибудь пообщаемся, — Юрий криво улыбнулся и погладил винтовку по стволу разогретому, как бы успокаивая верного друга, дескать, не переживай, схожу, поговорю с гансами и вернусь.

Вместе с Юрием в лодку сели окольничий Даниил Фёдорович Адашев — один из воевод русской рати и пара командиров от стрельцов в длиннополых красных кафтанах.

Вышли из лодки, стрельцы подняли стяг с Георгием Победоносцем и знамя своего полка и пошли за Адашевым. Следом за ними и Стрелков двинулся. Трусом он себя не считал, но идти под дулами мушкетов, торчащих из бойниц башен и со стены, было неприятно, мурашки по спине забегали. Словно предчувствовал, что поход этот плохо закончится. Они почти дошли до ворот. Дальше нельзя было. Там лежали десятки убитых. А ещё стонали и даже ревели десятки раненых. Стоял непереносимый запах смерти и гул от воплей раненых.