Ливония. Продолжение (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Со всех сторон уже вспыхивали язычки пламени, вырываясь из стволов мушкетов и пистолей и целые облака пламени видны изредка — это отмечаются в ночи тромблоны, вместе с пламенем выбрасывая во врага свинцовые картечины.

Юрию Васильевичу тоже хотелось пострелять. Зря он что ли пистоли, стоя на коленях на сырой земле, спешно заряжал. Вот только никаких индейцев с копьями видно больше не было. Хотя, вон, во время вспышки, справа почудился ему силуэт. Бабах. Руку отдёрнуло вверх отдачей. Ничего не видно. Теперь и своей вспышкой ослеплён окончательно.

— А! Нельзя же заряженным пистоли на ночь оставлять! — Юрий Васильевич куда-то пред собой три выстрела произвёл.

Вспышки ещё посверкали в ночи минуту, потом стали редкими совсем, и минуты через две полностью прекратились.

Боровой повернулся к Андрейке, тот стоял на коленях и строчил на планшете. Ну, наверное, глаза снова к темноте привыкли, но прочитать точно не сможет. Не зажигать же фонарик. А! Так и нет этого фонарика. Не изобрели ещё, нет Эдисона. А зажигать огонь сейчас — хорошая ли это идея. Немцы ведь тоже уходили с мушкетами. Не у всех были, но много. Пальнут на огонёк.

— Оставь. Не видно же ничего, — остановил переводчика Боровой.

Событие двадцать шестое

Немцы тоже с Эдисоном не знакомы оказались. И даже с Прометеем. А чего, зажгли бы факелы и пошли в психическую атаку. Нет. Они просто исчезли. Были демоны, но самоликвидировались. Зато не дали русским поспать. Как тут поспишь? К Юрию Васильевичу подполз Тихон и на руках вопрос изобразил, мол заряжать оружие, али нет? И чего вообще делать?

— Ай, один раз живём. Зарядите и организуй сон по очереди, прямо под деревьями. Знаю, что холодно. А чего делать? Попробуй отправить парочку человек в обход по широкой дуге. Только аккуратно. Видимость ноль. Наткнутся на кучу гансов.

Десятник гренадёров покивал, показывая, что понимает и исчез. Боровой привалился вновь к шершавому, ароматному стволу сосны и честно попытался заснуть, оставив Андрейку караулить. Перед этим все пистоли и тромблон зарядили. И не спалось. Сидя непривычно, адреналин опять же по кровушке гуляет неизрасходованный, так и действительно холодно, а усугубляет всё это то, что на берег все мокрые сошли. И от брызг, и от пота. С двух сторон одежду мочило. И теперь, когда температура упала почти до нуля, а может и в минус забралась, не просто холодно стало, а невыносимо холодно.

Если срочно мер не предпринять, то люди простынут.

— Андрейка, доползи до Тихона. Не пойдёт так. Нужно отправить десятка два вперёд, а здесь костры разводить. Иначе околеем. Потом поменяемся. Первыми пусть наши выдвигаются. А то не знаю я, что от новгородцев ожидать.

Синими… наверное, губами чего-то сказанул лекарь — переводчик и исчез в темноте.

Костры запалили, отойдя от лодок метров на сто в лес. Берег топкий довольно, но чёрт их этих немцев знает. Они возьмут и обойдут схроны по колено в воде вдоль берега. Ну, сам бы Боровой такой способ точно предложил.

Немцы же исчезли. Время от времени от Тихона прибегал посланец и докладал, что тихо всё. Вот ведь гады бусурманские. Сорвали обогрев и ужин его отряду, а сами отошли и колбаски остренькие — перчёные на палочках жарят над кострами.

— Андрейка, хоть корочку хлеба подержи над огнём, хочется чего-нибудь горячее в себя пропихнуть.

Тот кивнул и начал шашлык хлебный организовывать. А вскоре и взвар лекарственный аспириновый подоспел. Заварили смородиновые листья, ростки малины сушёные и ягоды шиповника. Мёдом всё это усугубили. Читал где-то Боровой, что ни в коем случае нельзя мёд бросать в кипяток. Какие-то там реакции идут, убивая всё полезное и создавая вредное. Но когда зуб на зуб не попадает, пилювать на вредности, главное — горячо и вкусно.

Утро подкралось, когда наконец все вроде согрелись и даже по часику сидя у костра носом поклевали. Сном не назовёшь, но вырубало. С рассветом вернулись и диверсанты с разведки. Трупов немецких прилично насчитали. Больше двух десятков, и среди них Тихон опознал того самого рыцаря Артура фон Паденорма, который возглавил кнехтов покинувших Нарву. Отправлял же его Юрий Васильевич в Ревель, нет, сам с усам. И что теперь? А теперь у ландскнехтов вообще командиров не осталось?

— Готовим завтрак и выдвигаемся. Чёрт с ними с этими немцами, даже если они теперь не пойдут к Нейшлоссу, всё одно туда идём мы. Поможем нашим быстрее городом овладеть. Думаю, запас времени у нас приличный. Числа пятнадцатого апреля только реки вскроются у Москвы, да полтора месяца нашим до Выборга добираться, а мы пока тут пошалим.

Нет, князь Василий и десятник потешных Тихон Юрия Васильевича отговорили, мол, нужно разведку выслать и немцев бесхозных пошукать. Быстро, дескать, пока каша варится, народ шустренько сбегает на все четыре стороны.

Поели и на самом деле стали разведчики возвращаться. Новости принесли. Немцы толпой идут на юг к Нейшлоссу. Ну, как в песне поется, значит, нам туда дорога.

Мышцы ныли после вчерашней гребли с ускорением, но после получаса новой гребли и согрелись все, и мышцы перестали ныть, растворилась молочная кислота. Крепость они увидели, когда солнце сумело выпутаться из пелены туч. С утра ещё ветер стал хмарь разгонять и к обеду вместо туч чёрных дождевых остались на небе только белые облачка. Много, но уже разрывы имелись. Солнце в один из разрывов выглянуло и осенило своим волшебным светом мрачный замок, с трёх сторон водой окружённый. На самом деле мрачный, тёмно-серый, словно с картинки чёрно-белой сошедший. Нашлись и русские войска. Зря спешили. Ничего бы им немцы из Нарвы сделать не смогли. Они были на восточном — правом берегу реки Нарвы. Рубили деревья, строили плоты и мастерили лестницы для штурма замка. И много народу, несколько тысяч точно. Весь берег кишит.

Замок мрачным смотрелся, а вот грозным нет. Он размерами с трёхэтажный дом. Маленький, обросший мхом и даже какие-то берёзки из неровностей кладки пробиваются. Разруха и недофинансирование. С замка как раз по русскому лагерю пушка бабахнула. Куда ядро упало не видно, но жизнь в русском лагере не замерла, чем народ занимался, тем и продолжал заниматься.

— Давайте к нашим, вон туда правьте, вон к жёлтому шатру. Явно там начальство, — Юрий Васильевич передал подзорную трубу князю Палецкому. Тот чуть не вырывал её из рук зятя.

Событие двадцать седьмое

Народ не кланялся, на колени не вставал и на Борового, как на икону, не молился. Столпились на берегу и копьями сначала ощетинились с саблями.

Пришлось Юрию Васильевичу на князя Палецкого прикрикнуть. И тот гаркнул чего-то. Ну, вот другое дело. И на колени бухнулись и креститься начали. И сразу коридор образовался в толпе. По коридору к Боровому, выскочившему на берег из лодки, двигались в окружении богато одетых воев князь Фёдор Михайлович Троекуров и Даниила Фёдорович Адашев — младший брат нового царева любимца Алексея Адашева. Обоих Юрий Васильевич знал. Они ему не ровня, потому поклоны, признав, отвесили в пояс, он им только головой мотнул.

Как же, встреча! Пир нужен! Выпить за такое радостное событие, что Нарву уже взяли.

— Выпьем обязательно. Только в самой крепости. Я сейчас прикажу пару раз пальнуть в их сторону, а вы переговорщика подготовьте. А то я своих немцев всех в Нарве оставил. Спешил вам на помощь. Тут пожалел немцев и отпустил с оружием в Ревель, а они сюда пошли. Вот и спешили. Думал, может вы уже на том берегу, и они могут вам в спину ударить. Они сюда идут. Через два — три часа подойдут к замку. Пару сотен ландскнехтов. Так есть толмач у вас?

Спускаясь с лодки ещё, Юрий Васильевич приказал миномёты снимать и устанавливать на станины. Почему не ускорить продвижение русских войск на запад. Из истории этой войны в Реале можно два вывода сделать, первый — самый главный — нельзя ни в какие переговоры с немцами вступать кроме переговоров о капитуляции. А второй — нужно продвигаться как можно быстрее, пока всякие Польши с Литвой и Дание со Швецией пребывают в раздрае и не знают, что делать. Начал Иван Грозный всякие переговоры вести, не захватив всей Ливонии, и в результате чуть не первую мировую войну получил. А с учётом того, что со всей Европы туда наёмников набрали, так пусть не мировую, но первую европейскую точно.