Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Говори, — подбодрил его первый.

— А еще я подумал, что с титулом меня могли бы представить самой принцессе Казуэ. И она опять же могла бы посмотреть на меня не просто как на одного из тысяч обычных солдат, а как на мужчину. Так-то бабушка всегда говорила, что я красивый.

— Все понятно: медовая ловушка, — хмыкнул Чернов.

— Все понятно: идиот, — сделал свой вывод Буденный, но тут же постарался пояснить свои слова. — Я про то, что иногда не нужно обещать ничего конкретного. Говори, что хочешь, а люди в меру своих собственных фантазий и желаний все додумают.

— И что со мной будет? — осторожно спросил третий японец. — С нами со всеми.

Даже на учениях вопросы чести для многих были слишком личными. И вроде понятно, что предательство это ненастоящее, но люди все равно волновались.

— То же, что и с остальными, — решил Буденный. — Пойдете в атаку, проявите себя. Кстати, если станешь героем — принцесса тебя однажды обязательно наградит. И поверь — на героев всегда смотрят по-особенному.

Маневры закончились очень хорошо.

В каждой из трех атакующих группировок смогли выяснить, что их ведут в ловушку. Потом наладили связь: сначала по проводам, потом с помощью захваченных у моих «шпионов» чистых передатчиков. Новый план атаки должен был даже в теории привести к успеху, но… Немного мои командиры все-таки не дожали.

— Итак, почему ваше наступление провалилось? — я начал с Кондратенко.

Герой Порт-Артура нахмурился — было видно, что подобные учения ему лично совсем не понравились — но тянуть с ответом не стал.

— Потому что вы подсадили ко мне в штаб человека, который в самый ответственный момент катнул гранату и сказал, что мы все убиты.

— Такое невозможно в реальной войне?

— Сразу столько предательств за раз? Это точно перебор.

— А по отдельности? Было бы сильно лучше? И ладно, если бы в итоге был потерян всего лишь один из десятка бродов через реку — их для того и атакуют сразу несколько, чтобы точно где-то прорваться. А если вот так же выпадет из дела рота, что вы отправите блокировать железную дорогу, по которой пойдут вражеские подкрепления? Здесь уже одна неудача могла бы поставить под удар весь корпус. Или ваша смерть… Пусть не из-за предателя, а будет просто случайный снаряд. Почему ни один из офицеров на местах так и не сумел довести поставленные перед ним задачи до конца?

— После всех ловушек до этого, — заметил Мелехов, которого точно так же вывели из игры в последний момент, — они снова решили, что вы водите нас за нос, и предпочли сохранить силы и отступить.

— Отступление точно было лучше, чем топтание под вражеским огнем, — я понимал, что тот же Кондратенко не мог отвечать за доставшихся ему офицеров, но и игнорировать эту ошибку было нельзя. — Однако давайте посмотрим на наших чемпионов.

Я повернулся к последней группе. Славский, Буденный, Врангель — первого, как и других командиров, вместе со штабом условно застрелили, но остальные не растерялись. Оба броневых полковника, даже оставшись без общего командования, смогли сохранить связь и организовать прорыв вражеских позиций.

— … Тактическое и стратегическое видение, а главное, самостоятельность в принятии решений и умение действовать в отрыве от других сил, — подводил я итоги. — Вот ключевые качества, которые мне хотелось бы видеть у своих офицеров. Чтобы каждый полк, каждая рота могла решать любую необходимую задачу на своем уровне. Поэтому главные выводы после этих маневров — это что?

— Доработка станций связи под несколько диапазонов, — улыбнулся Чернов, которого я тоже позвал на итоговый разбор.

— Более плотное взаимодействие с небоевыми частями, — нахмурился и тут же выдохнул Кондратенко. — Раньше казалось — не забыл про кавалерию с артиллерией, и ладно. Потом приходилось держать в уме парней с лопатами и саперов. А сейчас — без разведки, причем как военной, так и внутренней, никуда.

Я обвел взглядом остальных — никто не спорит, все согласны.

— Тогда позвольте пригласить сюда Лавра Георгиевича, — я позвал сидящего до этого в отдельной комнате Корнилова. — Именно он после отъезда Алексея Алексеевича помогал мне устроить вам это испытание. И теперь, надеюсь, каждый из вас потратит время и еще отдельно с ним пообщается, чтобы наладить у себя работу соответствующих ведомств.

— Сделаем, — первым ответил Славский, все повторили, а потом в повисшей тишине раздался встревоженный голос Буденного.

— Ладно, с этим-то все понятно, но на маневрах кто победил? Кого в Америку-то отправим?

Алексей Алексеевич Огинский сидел на палубе «Ниппон-Мару». Вернее, над палубой, взгромоздившись на временную пристройку, которую поставили, чтобы прикрыть занимающих весь корабль людей. 300 человек наверху и девять сотен в трюме — почти полная загрузка с расчетом на то, как этот и подобные корабли будут использоваться во время будущего десанта.

— Тесновато, — на деревянную балку рядом с Огинским забралась Казуэ и пристроилась рядом. — И долго вы готовили подобный корабль?

— Два месяца, — ответил после небольшой паузы поручик. Некоторые вещи уже можно и даже нужно было рассказывать. — Надо было ведь не просто собрать все узлы в единичном экземпляре, но и подготовиться к тому, что их придется ставить на десятки кораблей. Это с грузами относительно просто: нагнал нужное количество торговцев, забил их, благо после того как мы стали использовать контейнеры не только для угля, дело пошло быстрее — а вот люди…

— А что люди? — удивилась Казуэ. — Когда маршал Ояма перевозил солдат в Корею и Маньчжурию, вроде бы ничего особо не переделывали. И людей влезало почти столько же.

— Ага, и санитарные потери всего за пару дней пути составляли до двадцати процентов, — возразил Огинский. — Ведь что тут было раньше? Кровати в несколько ярусов в трюме, а на палубе все впритирку — головы к ногам. Не пошевелиться, воздуха не хватает, еще и туалет рядом. Запах, миазмы, вам еще повезло, что потеряли в итоге так мало. А нам плыть восемь с половиной тысяч километров. Транспорты в экономном режиме идут 8–10 узлов, а 8 узлов, то есть 15 километров в час — это 24 дня пути. Мы, конечно, будем целить в скорость в 10 узлов и 19 дней дороги, но все равно это очень много.

— Значит, те площадки на каждой палубе — это чтобы люди не сходили с ума и немного двигались?

— Это тоже, а еще под ними мы расположили двигатели для вентиляторов, которые гонят внутрь корабля свежий воздух. С ним и жить легче, и всякая гадость вроде плесени и, как говорит генерал, респираторных зараз липнуть не будет. Там же туалеты с морской откачкой… ты понимаешь чего. И запасы хлорной извести для дезинфекции. В этом плавании мы должны проверить, насколько все это работает, чтобы основной флот смог учесть возможные ошибки и избежать лишних жертв.

— Такие туалеты вроде бы англичане используют, — задумалась Казуэ, выделив в истории самое интересное. — Кто бы мог подумать, что это так важно. А что за отдельный блок на корме?

— Для больных, — пояснил Огинский. — Как бы нам этого ни хотелось, но не бывает все идеально. Значит, кто-то точно захворает, а чтобы в таком тесном пространстве это не превратилось в эпидемию, без разделения больных и здоровых не обойтись. Также там, чтобы раскидать вес по кораблю, поставили и механизмы для очистки воды: ничего сложного, песок и уголь, но, как показали исследования, самую гадость из воды они убирают.

Девушка молчала, переваривая новую информацию. Явно вспоминала, что обычная вода идет только на мытье рук, а для питья ее еще и вскипятят, благо котлы корабля решали любые проблемы с температурой.

— Столько всего сделано, и только чтобы никто не заболел. Кстати, я оценила, как Макаров поставил водоочистку для своего города и эту же систему после тестов засунул на корабли. Все военное для мира и все мирное для войны…

Огинский хотел было обсудить с Казуэ стоящие перед ними задачи, но девушка попросила немного времени обдумать что-то свое и спрыгнула обратно на палубу. Поручик не стал спорить: плыть им еще долго, так что время точно было. Он еще немного посидел наверху, потом прошелся по всем палубам, проверяя работу механизмов и следование инструкциям.