Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Не зря: пара человек попытались пойти есть, не помыв руки, при том что все проходили инструктаж перед плаванием. Ведь и словами, и картинками показывали, как даже один человек, заленившись, может заразиться и подставить весь корабль. Все покивали, подписали грозные бумаги и все равно при первом же случае попытались сделать по-своему. И суток пути еще не прошло!

В этот момент Огинский даже пожалел, что сначала Александр II отменил телесные наказания в армии, а в прошлом году Николай II сделал то же самое для флота.

— На сегодня и завтра ваше отделение лишается своего выхода на плац, — озвучил он продуманное на подобный случай решение, и неожиданно в глазах всего десятка появились самые настоящие разочарование и обида.

Такие, каких не увидишь и перед десятком розог. И перед двумя десятками. Похоже, всего половины дня в море хватило, чтобы люди оценили ту короткую возможность хоть немного размяться. Самому Огинскому через это проходить было не нужно: как командиру отряда ему полагалась отдельная каюта. И чтобы совещания проводить, и чтобы блюсти дистанцию. Еще одна каюта такого же размера была у капитана, и поменьше — у Казуэ как у девушки. А все остальные офицеры были вынуждены довольствоваться небольшими, похожими на пенал закутками, состоящими из одной только кровати.

Залезаешь в такую словно в норку, закрываешь занавеску, и почти уединение — спалось точно лучше, чем в окружении солдат. Еще у офицеров был свой душ, а вот все остальное — даже столовая и набор блюд — то же, что и у нижних чинов. Огинский сначала не понимал, к чему подобные лишения, и сначала был среди тех, кто настаивал на том, что пара лишних десятков солдат не стоит того, чтобы лишать офицеров положенных им отдельных кают, но…

Сейчас он видел, как тяжело дается это путешествие всем остальным и понимал: пройдя через такое вместе, и офицеры, и солдаты станут гораздо ближе друг другу. Макаров всегда любил подчеркнуть и подтолкнуть подобное единство. Непонятно почему, если честно. Словно верил в угрозы социалистов и других революционеров, мечтающих иногда внести раскол в военное братство и повернуть одних солдат против других.

Продолжая размышлять обо всем этом, Огинский сам не заметил, как дошел до своей койки и после тягот и открытий этого дня почти сразу провалился в сон. Пришел в себя он уже утром. Словно почувствовал что-то неправильное. Огляделся — солнце еще не встало, над морем клубился туман, скрывая все, что было дальше пары десятков метров. Даже нос корабля, который обычно можно было разглядеть через дверные створки, терялся, превратившись в смутные очертания.

— Ваше благородие! — к Огинскому неожиданно подлетел встревоженный лейтенант японец, вращая расширившимися в туманных сумерках глазами. — Справа по борту корабль!

Огинский обернулся — и ничего не смог разглядеть. В отличие от более опытного моряка.

— По силуэту — метров тридцать длиной, — частил тот, — паруса — скорее всего, бригантина. При этом осадка высокая, идет быстро, так что вряд ли торговец. Капитан просил узнать: объявлять тревогу или пока не будем выдавать себя?

— Наше сопровождение? — нахмурился Огинский.

— Обе канонерки на связи, но в тумане нас разнесло… Мы дали пеленг, и они спешат, но пока точно не ясно, сколько времени это займет.

Ситуация становилась все неприятнее.

Глава 8

Мир жесток.

Линь Тао пришлось немало повидать в жизни, чтобы он перестал в этом сомневаться. Когда-то их семья переехала с севера Китая на юг, но, несмотря на два поколения на местном кладбище, все равно среди местных ханьцев они оставались не более чем хакку-чужаками. И даже тевчоу, которые не говорили на общем кантонском диалекте, были им ближе.

Поэтому Тао был даже рад, когда в детстве отец решил перебраться еще дальше, на Борнео. Там они смогли взять несколько дорогих грузов, сколотили неплохую команду, даже вырастили пару своих торговцев, готовых разбавить официальный товар морской добычей, но… Англичане и голландцы, которые делили Борнео между собой, с каждым годом все сильнее собачились, подгоняя к острову все новые и новые корабли. До войны дело так и не дошло, а вот патрулей стало больше.

Настолько, что четыре года назад отец решил: пришло время снова переезжать, на этот раз в Сингапур. И это было еще одно чудесное решение. Огромный город, в котором собрались самые лучшие свободные люди Азии. Тао успел поработать на Боут-Ки, следя за тем, как семейные лодки-бомботы перегружали очередную добычу на склады ханьских купцов. Там же он научился прикладной математике, потому что ушлые ханьцы никогда не упускали шанса обсчитать пришлого хакку.

Всего через год отец доверил Тао место уже в Танджонг Пагар — районе верфей и доков, где работали уже не с мелочью вроде тканей или продуктов. Нет, здесь грузили настоящие товары: сталь, дерево и оружие. Тао все так же следил, чтобы семью никто не мог обмануть, и тихонько мечтал, что однажды его переведут еще дальше. Его старший брат стал одним из пиратских капитанов, а сам Тао хотел пойти другим путем.

Его целью был Чайнатаун, где, он верил, однажды среди ломбардов, игорных притонов и борделей появится и его собственная торговая лавка. Но не сложилось. Брат не выполнил какое-то задание триад, и его зарезали во сне. Семья горевала недолго, потому что дело не могло простаивать, и Линь Тао пришлось примерить на себя чужую судьбу. Забыть про торговлю и выйти в море.

Корабль брата назывался «Селатанский ветер», от слова «селатан» — юг, но добыча была только на севере, и новая судьба Тао сразу не задалась. Сначала команда бригантины, которая исполняла его приказы, но постоянно сравнивала с братом. И совсем не в пользу Тао. Потом он попробовал сделать рейс в сторону Филиппин, но после того, как острова взяли американцы, там стало совсем нечего делать. Не в том смысле, что безопасно — наоборот, там грабили корабли чаще, чем где-либо в Азии — а в том, что там все было только для своих.

Пришлось искать добычу еще дальше от дома. Вот только и в Шанхае, куда решил отправиться Тао, им снова не повезло. Команда начала роптать. Идея взять тут какой-то товар, который можно выгодно продать дома и хоть так окупить дорогу, не нашла понимания. И в этот самый момент Тао вспомнил про войну. Слухи о том, что гордые японцы проиграли русским, гуляли по всей Азии, но в то же время еще никто не решился пощипать их худые бока.

Линь Тао решил, что он будет первым, и впервые за весь поход удача решила выглянуть из-за туч. Правда, по-своему… Сначала они попали в шторм, который закинул их далеко на восток, но потом в утреннем тумане они заметили глубоко загруженный торговец. И пусть там будет хоть самый дешевый рис по доллару за 100 килограммов или хлопок-сырец по 2 доллара, если продавать у себя, и по 5, если доплыть до Индии — в любом случае это будет хорошая добыча.

Японец до последнего не замечал подкрадывающуюся к нему бригантину и только в последний момент попытался что-то сделать, повернув против ветра, но… Команда брата знала свое дело: они быстро догнали пузатый корабль, скрежещущий десятками странных механизмов. Вот из тумана вынырнули борта, палуба, прикрытая сверху чем-то вроде козырька… Линь Тао не особо вглядывался: это все-таки не его дело.

Он нашел добычу, а уж с тем, чтобы взять ее и подавить любое сопротивление, команда брата уж точно справится. Две сотни самых лучших головорезов во всей Азии — что могло их остановить? Тао даже успел поблагодарить Бисю Юаньцзюнь, богиню горы Тайшань, которая не раз приносила ему удачу.

— Сдавайтесь, и вы сохраните свои… — в последний момент Тао подумал, что пленных можно будет продать в том же Шанхае, даже плавать далеко не придется. И он решил еще немного подзаработать, но договорить свое крайне выгодное предложение уже не успел.

За мгновение до того, как команда «Селатанского ветра» бросилась на чужой корабль, с мачты долетел тревожный крик сидящих там матросов. А потом за высоким бортом из толстых, явно недешевых досок поднялся целый ряд самых настоящих солдат. Тао показалось, что они выросли перед ними, словно воины древности, но на самом деле чужаки в мундирах показались лишь на короткое мгновение, разрядив винтовки в первую волну пиратов. А вот потом в их растерянные ряды ворвались уже в полный рост странные люди в стальных панцирях, шлемах и с белыми, словно они только что поднялись из могил, лицами.