Патриот. Смута (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Слуга оказался снаряжен вполне достойно. Мог дать отпор. Чего только не попал он в казаков? Осечка? Странно. Или…

Этот пистолет у меня раньше весел, а теперь к нему перекочевал? Так-то я не против, но узнать надо.

Под конец я оставил изучение сабли. Основного оружия, поскольку на него я возлагал надежды в отличие от огнестрела. Лук — не мое. Да, в детстве все мы себе их делали, представляли эдакими Робин Гудами, пускали стрелы. У кого-то даже с оперением получалось что-то. И я был в этом деле неплох, но до хорошего лучника, далеко. Очень.

Мушкеты потому и вытеснили лук, что учиться стрелять из него, целая наука. Годами ее надо осваивать.

С сечей иной момент.

Еще отец учил меня шашкой махать, недаром он у Доватора служил. Немцев бил в войну и, по его рассказам, инструктором числился. Передал мне традицию, тянущуюся, по его словам из глубин веков. Вроде бы как родичи наши, предки наши — французов гоняли во времена Наполеона. И под Полтавой Петру служили. А раньше? Легенды, конечно, были, только очень сомнительные. Отец и про Куликово поле что-то говорил, но я всерьез не воспринимал.

На старости лет, после того как на пенсию вышел, увлекся я фехтованием. Коллекция небольшая была — скьявона черногорская, сабля кирасирская — русская, польская карабела и венец всего — шашка от отца, доставшаяся по наследству.

Всем этим я хорошо умел пользоваться. Хотя хорошо, не совсем верное слово. Отлично умел. И в теории, и в практике разбирался.

Пришло время сабли. Взялся за рукоятку, вздохнул, наконец-то вытащил клинок из ножен на свет божий. Вышел хорошо, легко. Взвесил в руке. Тяжела зараза!

Красивая, польская «баторовка» из необычных версий с развитой гардой. Сделана хорошо, качественно. Заточка последней трети двусторонняя, выведенная, считай, в бритву идет по основной кромке на спад к рукояти. Перекрестье — пара вензелей, для пущей защиты кисти. Изгиб приемлем. Баланс прилично смещен от эфеса вверх — не нравится, лезвие имеет утолщение и расширение, елмань — это тоже непривычно. Таким оружием стальной доспех прорубать можно, а для боя с бездоспешными — маневра мало.

Я крутанул в руке, провернул в локте, махнул два хлестких удара кистью.

Тяжело. Работать можно, к тому же рука этого тела худо-бедно умела пользоваться оружием. Но, лучше бы добыть что-то полегче. Точно!

Из-за угла вывернул Ванька. Он нес мне еду, а на плече его висел серый потертый кафтан. Вспомнил. Такой был вчера на одном из казаков. Трофей, как никак. Главное, чтобы от прошлого хозяина мне никаких зверей не перешло.

— Хозяин, все нашел. Одежда над дымом висела ночь, если там кто еще был, весь издох. — Улыбнулся он. — Я почистил, потряс, святой водой окропил.

Чего? Водой святой, это ты переборщил, конечно. Хотя казаков-то повесили, может, так и лучше.

— Молодец Ванька. — Я принял все, сел на завалинку. — Вопрос у меня к тебе первый.

— Да, хозяин, чего изволите?

— Казаков повесили?

— Да, хозяин, болтаются тати. — Он улыбнулся. — Так, им и надо, иродам.

— Ты чужой смерти не радуйся. — Пришлось его одернуть. — Друзья, враги, смеяться над убитыми дело последнее.

Он икнул, кивнул. Сделал серьезное выражение лица.

— Дворяне собираются в дорогу?

— Вроде да. Они там что-то решали, потом разошлись, хозяин. Двое у храма остались. Сторожат.

— Ясно, теперь важный вопрос. Ты вчера стрелял или я?

— Так я это… — Он замялся. — Вы же спешились, к ним пошли, ну а я…

Так, парень, я бывший, совсем глупый был. Совсем дурной, но ты-то?

— Я в воздух пальнул, потом…

— В воздух?

Ох Ванька, Ванька…

— Так это, приказа-то не было, хозяин. Я как-то подумал, разбегутся они. Утекут.

— Следующий раз, если такая ситуация будет, стреляй в цель. — Я посмотрел ему в глаза. — Понял?

— Угу. Хозяин, я раньше спрашивал, вы говорили, что негоже слуге с оружием. Что на крайний момент. Порох и пули — денег стоят. Что сломаю.

Какой идиот… Мне все меньше верилось, что такой человек, как прошлый я, мог вообще как-то дожить до такого возраста в такое время. Это же надо…

— Так, Ваня, запоминай. — Говорить пришлось медленно, с толком с расстановкой. — Если видишь, что дело плохо, что мне опасность угрожает или тебе или тем, кого мы считаем своими. Друзьями, товарищами, соратниками. Если оружие под рукой, то бери что нужно. Это раз.

Он кивнул.

— А теперь два. Я после того, как по голове получил, умный стал. Откровение мне было. Как ангел снизошел.

Как еще человеку смутного времени объяснить, что знал ты одного, а теперь он совсем иной? Только через религиозную идею, иначе никак. Вот я и пробовал внушить этому парню, что все со мной хорошо.

Ванька аж затрясся весь, глаза опять как блюдца, так и вывалятся они у него, если все время пялиться будет.

— Так вот. Я теперь умнее стал. Мы с тобой дело важное делаем. Государственной важности. Ты меня во всем слушай, со мной не пропадешь. — Я улыбнулся ему, хлопнул по плечу. — В пол кланяться переставай, в ноги бросаться тоже. Приказы исполняй, это требую. Беспрекословно. А в остальном видишь, чего, примечаешь, слышишь, думаешь. Говори по делу.

Парень закивал. На лице его формировалась задумчивая гримаса.

— Понял. Это хорошо. Еще одно поручение будет. Саблю мне того казака раздобудь. Поешь сам. Потом местных людей служилых дождемся и в путь.

— В Воронеж?

— Да, туда. И там, ухо востро. Здесь нас, людей московских, не жалуют, заговор там может быть. Едем неприметно. Не болтай, слушай больше. Чуть что недоброе заметишь, говори мне.

— Все понял, Хозяин.

— Дуй за саблей.

Ванька опять умчался, а я накинулся на еду. Каша пшенная имела нейтральный вкус с приятным масляным послевкусием на языке. Чувствовалось в ней сладость и небольшая кислинка — яблок добавили. Хлеб был все тот же, что и вчера — ржаной. А еще молоко. Ох, братцы, это нечто. Коровье, чуть сладкое, достаточно жирное. Душа моя пошла в пляс от такого завтрака.

Поел, привел себя в порядок. Вернулся Ванька, весь какой-то напряженный. Но саблю притащил.

— Чего стряслось?

— Да, подьячий Яков вопросов много задавал. Зачем сабля вам, хозяин, да отчего. Ворчал, давать не хотел. Еле убедил его.

— Понятно. — Сабля денег стоит, конечно, ее отдавать служилый человек желания не имел никакого. Ей же вооружить человека можно. А это уже плюс к защите поселка.

Оружие перекочевало в мои руки. Вынул из ножен, простых, дешевых, потертых. Глянул на ковку, ну… Здесь все хуже, сильно хуже. Заточка не до бритвы на кончике, сама в деле бывала, зазубрины присутствуют. Пользовались не бережно и не очень умело.

Моя стоит как десяток таких, если… не сотня.

Но, чисто по тактико-техническим характеристикам — вес, баланс, как в руке сидит, эта мне привычнее.

— А деньги у нас есть, Ванька? Якову за нее заплатить бы, чтобы обиды не было у доброго человека.

Я крутанул оружием, сделал пару финтов. Выдал легкую версию фланкировки. Нормально, годно. Этой работать приятнее. Слуга только рот открыл, ничего не сказал.

— Ты лучше нам покажи, рубку московскую. — Я услышал слова Федора. Развернулся.

Три моих знакомых дворянина стояли у угла трапезной, смотрели на меня.

— Не откажи, боярин. — Ухмыльнулся Григорий. — Раз на раз, без крови.

Отчего же мне отказывать хорошему человеку, предлагающему тренировочный бой. Я встал в позицию.

— Готов.

Глава 9

Судя по лицам, ничего плохого эти люди не задумали. Троица уважаемых в селе людей пришла посмотреть на мои сборы, поговорить, а, увидев, что я здесь с саблей упражняюсь — показать удаль свою.

Правда, похвастаться мог только Григорий. Яков выглядел слишком изможденным, болезненным, а Федор держал левую руку на перевязи. Невелика беда, но от фехтования и рана разойтись может, и реакция нарушена.

Не до тренировок.

— Подходи. — Сказал я спокойно.