— Ксения, ты прекрасно рисуешь, думаю, надо обязательно твои рисунки вставить в наш журнал. Может быть, ты сможешь разработать костюмы для спектакля?
— Конечно, Олег Николаевич, — она залилась краской, смутилась, сунула альбом между тетрадок, словно боялась, что я обнародую её признание.
Я подошёл к своему столу, опёрся на него, стараясь смотреть поверх всех голов.
— В общем, ребята, давайте так. Вы напишите все свои пожелания в планах. Что включить, что ты сам в этом будешь делать. С кем, и почему с этим человеком, а не с другим. Потом устроим общее собрание и создадим общий план.
Радость заливала меня с головой, поднимала над землёй, будто крылья выросли за спиной. Ребята на моих глазах ожили, они фонтанировали идеями, иногда совершенно безумными, но от того ещё более захватывающими. У каждого масса увлечений и интересов. Почему Степнов не смог увидеть это? Почему составил такой скучный, унылый план, в котором почти все время отдавалось изучению произведений Ленина и нынешнего генсека?
Звонарёв вдруг перестал меланхолично жевать и поднял руку, как примерный ученик.
— Можно выйти, Олег Николаевич? — спросил он так вежливо, что я не мог поверить в это.
— Конечно.
Звонарёв выскочил из-за парты и вихляющей походкой направился к двери. На миг остановился около меня. Краем глаза я уловил резкое движение. Свист, замах. Острое жало впилось в шею, над ключицей, выбив слезы. От невыносимой боли перехватило дыхание, в глазах свернули ослепительно-белые вспышки. Рефлекторно я отшвырнул локтем Звонарёва в сторону. Он свалился на пол, проехался на заднице до доски, ударившись спиной о стену. Но мгновенно вскочил и стремглав бросился из класса.
Сознание заслонила чёрная пелена, превозмогая боль, рывком вытащил из раны на шее предмет. Перьевая ручка «Паркер» со стальным пером, покрытым золотом. Острое, невероятно опасное оружие в руках подонка.
— Олег Николаевич! Что с вами? — женский вскрик.
Все вскочили со своих мест, бросились ко мне. А я, прижимая ладонь к шее, ощущал, как из-под пальцев бьётся струйкой тёплая кровь.
— Света! Быстрее из аптечки вату и марлю! И перекись! Давай!
Ксения бросилась ко мне, дрожащими руками свернула тампон. Отняв мою руку, аккуратно промокнула, прижала новый. Я ощущал, как она ласково и бережно бинтует мне шею, так что мурашки бежали по коже.
— Костя! Ну что ты стоишь столбом! — вскрикнула Ксения. — Беги в учительскую, вызови скорую. Быстро!
— Не надо скорую, — откуда-то издалека я услышал свой тихий голос, будто не принадлежащий мне.
И в то же время в мозгу билась мысль, если я умру, куда попадёт моё сознание? Вернётся в старое немощное тело? Или исчезнет навсегда? Может быть, эти люди из конторы «Назад в СССР» поняли, что ошиблись и перенесут меня в 65-й?
Глава 8
Между жизнью и смертью
Вокруг простиралась чернильная тьма, волновалась, как море, казалась живой, в ней плавали, извивались странные существа. Я не мог видеть их, но замечал движение краем глаза, будто из темноты выступали и прятались кольца извивающихся змеиных тел. Я ровно и легко дышал, ничего не болело, никаких неудобств, за исключением того, что я не мог пошевелиться.
Вспыхнул свет, мягкий и приятный, и тут я понял, что лежу в чем-то похожем на гроб, или саркофаг. Капсула с нависающим надо мной потолком. Значит, все-таки я умер и моё сознание вернулось в старое тело. И жалость, и досада накрыли меня с головой.
Но через мгновение перед глазами, прямо надо мной проступил экран, по которому пробежали цифры, мелькнули графики. И все сложилось во фразу:
Выберите действие: «1. Вернуться 2. Выбрать другой временной период 3. Выйти из системы»
Надпись мерцала, по ней бежали волны, словно не хватало энергии. На мгновении расплылась и вновь собралась в текст. Что мне сделать? Как быть? Выбрать 1965-й год? Вернуться в то время, откуда меня выбросил этот мерзавец Звонарёв? Или вообще прекратить все эти игры в альтернативную реальность? В 1978-м я пробыл всего день, но сколько всего произошло. Вспыхивали перед глазами лица: недовольное и злое лицо жены заслонила милая улыбка Марины, сменилось на лицо Владлена, и оно утонуло в колодце времени, сменившись на огромные глаза Ксении, её взгляд, достигающий глубин моей души.
«Автоматический переход в исторический период через десять секунд. Если вы не выберите нужное действие»
А я все лежал и смотрел бездумно на экран, не в силах сделать выбор. А что, если меня перебросит в 1978-й, но в другую реальность? И мне придётся все начинать сначала? От этой мысли прошиб противный холодный пот. Некая разновидность «Дня сурка». И вновь придётся знакомиться с учителями, учениками. И там будет другой Звонарёв или не будет? Я прикрыл глаза, вновь открыл, приподняв руку, увидел морщинистую кожу, выступающие синие прожилки, распухшие от артрита пальцы. Нет, надо выбрать. Но что?
Но нажать ничего не успел. Все вновь погасло и искусственный женский голос возвестил:
«Выбор сделан».
Я открыл глаза и когда зрение сфокусировалось, увидел выбеленный потолок, ощутил какой-то особый запах стерильности, хлорки, лекарств. Болела шея, болела правая рука. Я повернул голову и заметил, что в вену вставлен зонд, а рядом стоит стойка с капельницей с простой стеклянной бутылью.
Я присел на кровати, огляделся. Небольшая палата. Стены выкрашены серо-голубой масляной краской. Светлый в крапинку линолеум. Рядом с моей койкой ещё одна, пустая, с такой же высокой спинкой, и сложенными металлическими рейлингами. На тумбочке у изголовья возвышался пузатый, на электро-лучевой трубке, монитор, на тёмном экране бежали две кривые — от датчиков, которые были прикреплены к моему телу под соском. Над койкой — металлическая, выкрашенная белой красной, панель со штуцерами для подключения кислородной маски. Аскетичный набор, но явно не в городской общей больнице. Там была бы палата человек на восемь, воняло бы мочой и немытыми человеческими телами.
Распахнулась дверь, вошёл мужчина в полосатом халате и спортивных брюках. Присел на койку и спросил:
— Ну, пришёл в себя? Как чувствуешь себя?
— Нормально.
— Меня зовут Игорь Семёнович Смородинский, можно просто Игорь.
Мужик выглядел абсолютно здоровым, румянец на чисто выбритом лице. И совершенно незапоминающиеся черты, ничего не бросается в глаза, никаких дефектов. Какого чёрта его положили в палату рядом со мной?
— Олег Николаевич Туманов, — сказал я, старательно прислушиваясь к собственному голосу.
— Да, я знаю, — мужчина сбросил тапки и прилёг прямо на койку, застеленную одеялом. Взял книжку в мягкой обложке, которая лежала на его тумбочке страницами вниз.
Я провёл рукой по шее, которая по-прежнему болела. Пальцы наткнулись на плотный шершавый бинт, закрывавший всю шею. Голода я не ощущал. Даже наоборот, любая мысль о еде вызывала тошноту.
Открылась дверь, в проёме показался мужчина в белом халате, со стетоскопом, свисающим на грудь. Его сопровождала грузная немолодая медсестра. Увидев, что я сижу на кровати, врач улыбнулся, спросил:
— Как себя чувствуете?
— Нормально, — ответил я. — Когда меня выпишут?
— Рановато, Олег Николаевич. Рановато. Вас только что перевели из реанимации. Честно скажу, вам повезло. Спасло вас просто чудо. Очень много крови потеряли. Хорошо, что у вас такой сильный, здоровый организм.
— И мои ребята помогли.
— Какие ребята? — поинтересовался врач, склонив голову на бок, как пёс, который слушает хозяина, но не понимает смысла слов.
— Какие? Которые вызвали скорую, забинтовали мне рану на шее.
— Странно. Ничего об этом не знаю. Но, если вы чувствуете себя достаточно хорошо, поговорите со следователем. Он хотел узнать подробности вашего ранения.
Взял со спинки кровати планшет, полистал, показал медсестре. И та сделала несколько записей в блокноте. Очень тихо, так что я не смог разобрать ни слова, обменялись парой слов.
