Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор

— Жив⁈ — крикнул я в люк.

— Они стреляют! — вопль де Торси был полон искреннего, детского возмущения. — Эти свиньи стреляют в меня! В министра Франции!

— Вот и донесите эту мысль до своих! Громче!

Очередной разрыв лег ближе. Машину тряхнуло так, что я приложился зубами о скобу прицела, почувствовав во рту соленый привкус крови.

— Жми! — прохрипел я механику. — Жми, родной, не останавливайся!

Мы прогрызались сквозь огненный шторм. Английская батарея била прямой наводкой, снарядов не жалели. Задача ясна: уничтожить свидетеля, стереть в порошок саму возможность переговоров.

Взгляд вправо. Там, за пеленой дождя, угадывалась линия французских позиций. Они не стреляли. Смотрели. Сотни глаз, вооруженных моими биноклями, впитывали эту сюрреалистичную картину: английские ядра рвут землю вокруг повозки с белым флагом, на которой чуть ли не «распят» их собственный министр.

Английский снаряд, пущенный с перелетом, с воем прошел над крышей и ухнул куда-то в темноту, прямо в гущу французских порядков. Взрыв!

— Ага! — я оскалился. — Получили!

Это сработало как спусковой крючок. Французские офицеры, наблюдая, как союзники расстреливают де Торси и крошат их солдат, слетели с катушек. Вековая ненависть к «островитянам», помноженная на боевой психоз, дала результат.

Темноту справа через минуту разорвали ответные вспышки. Залп!

И это в дождь. Быстро они.

Французская артиллерия ответила любезностью на любезность.

Хаос. Идеальный, управляемый хаос. Две армии, еще минуту назад бывшие союзниками, сцепились в смертельной грызне, забыв о нашей существовании.

— Проскакиваем! — орал я. — Мы в мертвой зоне! Давай!

Рванув вперед, «Бурлак» начал набирать ход. Оставив позади огненный ад, мы влетели в тыл к французам.

— Ракету! Дай сигнал фейерверком! — скомандовал я.

Зеленая звезда с шипением ушла в небо, рисуя траекторию надежды. Сигнал Петру: «Путь открыт. Иди».

А потом нас приложило.

Снизу, в ходовой, что-то хрустнуло с тошным звуком разрываемого металла, и «Бурлак» резко повело вправо. Потеряв управление, мы с размаху ухнули в глубокую воронку, по самую ватерлинию заполненную водой.

Двигатель истерично взвыл, набирая обороты вхолостую, харкнул паром и сдох.

— Все, — голос механика звучал грустно. — Тяга лопнула. Заклинило.

Мы превратились в недвижимость. Прямо посреди чужого лагеря. Я схватил одного из преображенцев:

— Наружу! Живо!

Мы выскочили на броню, отсекли ремни и буквально зашвырнули трясущегося министра внутрь. Вовремя.

Снаружи уже грохотал топот сотен ног. Крики. Лязг затворов.

— Окружай! Вон они!

В броню глухо ударили приклады.

— Sortez! Выходи!

Прильнув к щели, я оценил диспозицию. Мы в кольце. Но это не простые пехотинцы. Синие мундиры, серебряное шитье. Личная гвардия герцога Орлеанского. И сам герцог Филипп с перекошенным лицом, гарцевал на коне в десяти шагах.

— Вскрыть это корыто! — визжал он, срываясь на фальцет. — Убить всех! Никого не слушать!

Умный, гаденыш. Все понял. Филипп знал, кто на броне.

— Де Торси! — хмыкнул я, поворачиваясь к министру. — Целы?

— Цел… — он ощупывал себя, словно не веря в собственную материальность. — Они… они стреляли в меня…

— А теперь вас хочет добить ваш же герцог. Слышите его истерику?

Де Торси поднял голову. В глазах, еще секунду назад полных ужаса, проступила змеиная злоба.

— Филипп… — прошипел он. — Ну уж нет.

— Открываемся, — скомандовал я своим парням. — Оружие на изготовку, но первыми огонь не открывать. Маркиз, ваш выход.

Аппарель с тяжелым лязгом упала в грязь.

Драматургия момента зашкаливала. Вместо ожидаемого русского воина из дымного, чрева машины в круг света шагнул французский министр. Оборванный, перемазанный сажей, он держал спину так, словно инспектировал тронный зал Версаля, а не болото под Лиллем.

Стволы мушкетов герцогской гвардии дрогнули и поползли вниз. Стрелять в живую легенду дураков не нашлось.

— Солдаты! — голос де Торси перекрыл шум дождя, работая лучше любого рупора. — Англичане — предатели! И если Филипп на их стороне, то и он продал Францию англичанам! Доказательства здесь!

Он вскинул руку, демонстрируя пакет с папской печатью как знамя.

Контроль над ситуацией рассыпался на глазах. Герцог Филипп, осознав крах сценария, истерично рванул пистолет.

— Ложь! — взвизгнул он, срывая голос. — Он сговорился с русскими! Огонь! Убейте его! Я приказываю!

Офицеры застыли статуями. Брать такой грех на душу никто не спешил.

— Я сказал — огонь! — дуло герцогского пистолета уставилось в грудь де Торси.

Я вскинул свой «Шквал», ловя силуэт регента в прицел. Нажать на спуск не успел.

Земля содрогнулась.

Сминая палатки и круша телеги, в круг оцепления вломился второй «Бурлак» — стальное воплощение неотвратимого возмездия. На башне, возвышаясь над хаосом, застыла фигура царя.

Без треуголки, с мокрыми слипшимися волосами и обнаженной шпагой, Петр выглядел демонически. Следом, четко разворачиваясь в боевые порядки, из темноты выплывали коробки Преображенского полка. Русская армия пришла брать свое.

— А ну, тихо! — царский рык заглушал даже ливень. — Кто тут балует⁈

Филипп замер с поднятым пистолетом, напоминая сломанную куклу. Его взгляд метался: то на де Торси с убийственными документами, то на русского царя с армией за спиной, то на собственных солдат, опускающих ружья.

Капкан, который он так старательно мастерил для нас, захлопнулся на его собственной шее.

Небеса разверзлись окончательно, решив, видимо, утопить эту проклятую долину вместе со всеми ее грешниками. Стоя у заглохшего «Бурлака», я стер с лица грязь рукавом. Справа застыл де Торси, сжимая папский пакет как индульгенцию. Напротив — мокрый, жалкий, с опущенным пистолетом — герцог Орлеанский.

Вокруг нас, по колено в жиже, замерли в напряжении две гвардии: моя, высыпавшая из десантного отсека, и личная охрана герцога. Пальцы на спусковых крючках побелели. Одно неверное движение — и сработает детонатор резни.

Однако Петр разрядил обстановку одним своим присутствием.

Его «Бурлак» нависал над сценой стальной горой. Опираясь на эфес шпаги, царь сверлил Филиппа тяжелым взглядом сверху вниз. За его спиной из темноты, ритмично чавкая сапогами, выходили коробки швейцарцев. Тысячи штыков тускло отсвечивали в бликах факелов. Русская армия пришла диктовать условия, а не просить милости.

— Ну что, «друг»? — голос Петра громыхнул над полем, раскатываясь, подобно грому. — Доигрался в короли?

Филипп вздрогнул. Он затравленно косился то на бывшего союзника, ставшего судьей, то на де Торси, то на английские разрывы, ложившиеся все гуще на окраине его лагеря. Англичане, сообразив, что план срыва атаки провалился и русские соединились с французами, перешли к тактике выжженной земли. Били уже не прицельно, а по площадям, накрывая квадраты. Пытались похоронить всех свидетелей своего провала скопом. И смотреть на все это ничего не предпринимая было глупо. Войско французов было в замешательстве.

— Они стреляют в нас… — прошелестел герцог, глядя, как взрывы перепахивают расположение его полков.

— А ты думал, они тебе трон на блюдечке несут? — усмехнулся я, делая шаг вперед. — Харли предал тебя, Филипп. Как и всю Францию.

Без лишних слов де Торси впечатал пакет в ладонь герцога. Филипп принял бумаги, словно раскаленный уголь, негнущимися пальцами. Беглый взгляд по строчкам — и лицо регента окончательно утратило краски, сравнявшись цветом с грязной манжетой.

— Раздел… — воздух с свистом покинул его легкие. — Эльзас… Порты… Они планировали…

Взгляд, поднятый на Петра, мешал в себе животный ужас и странное облегчение. Так смотрит самоубийца, у которого в последний момент дала осечку пистолетная пуля.

— Я был слеп, — голос герцога напоминал хруст сухого хвороста. Пистолет медленно скользнул обратно в кобуру. — Я мнил себя спасителем короны, а на деле копал могилу Франции.