Решив, поднимаюсь с лежака, на ходу размышляя, как бы это лучше сделать. Пока вижу только одну ниточку и потому переспрашиваю Гуруша:
— Как говоришь, зовут того мясника, что обещал персам кирдык?
— Мясника? — Гуруш с важным видом изображает работу мысли, но я знаю, что он все прекрасно помнит, но не может не растянуть это мимолетное ощущение собственной значимости.
Потакать его маленьким слабостям мне сегодня совсем не хочется, и я бросаю на него суровый взгляд.
— Мне повторить⁈
Память Гуруша в момент прозревает, и он выдает имя:
— Так это, Диодор из Гераклеи! В Пергаме не так давно, год или два всего.
«Надо бы поговорить с этим Диодором!» — решаю я и прохожусь взглядом по двору, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, кто бы смог составить мне силовую поддержку. Ведь откровенничать с пятнадцатилетним юнцом солидный купчина вряд ли станет.
Никого подходящего не видно: все, кто помог бы мне в таком деле, сейчас в лагере.
«Туда с час пешком, или верхом — полчаса. — Поднимаю взгляд на солнце, прикидывая, какая сейчас часть дня. — Если послать гонца сейчас, то часа через полтора кто-нибудь уже вернется».
Еще один взгляд на небо говорит мне, что к этому времени будет уже конец дня и мясник может уйти с рынка.
«А где его потом искать? — Мысленно прикидываю перспективы. — Придется расспрашивать, а лишнее внимание привлекать не хотелось бы. Значит, надо будет ждать до утра!»
Я уже настроился, и откладывать на завтра мне не хочется, поэтому бросаю оценивающий взгляд на Гуруша.
«С силовым давлением он мне не поможет, но все ж таки взрослый мужчина!»
Отряхнув тунику, делаю первый шаг и киваю ему:
— Пошли что ли, покажешь мне этого Диодора!
* * *
В мясном ряду остро пахнет кровью и подтухшим мясом. Рой мух вьется над прилавками, терроризируя как продавцов, так и покупателей. Хотя и тех и других уже немного. Основная торговля идет с утра, а сейчас уже так, по мелочи. Остались лишь те, кто не распродался утром и все еще надеется впарить остатки.
Гуруш за моей спиной шепчет мне в ухо:
— Вон тот, здоровый, с черной бородой.
Смотрю в указанном направлении и действительно вижу в одной из лавок скучающего бородатого бугая. Изредка поглядывая на редких покупателей, тот сидит в тени навеса, а мальчонка лет десяти яростно отгоняет мух от выложенного товара.
Подхожу ближе и, остановившись перед прилавком, осматриваю куски мяса. Они уже немного обветрились, но на вид свежие, явно сегодняшнего забоя.
Взгляд бородача без малейшего интереса прошел сквозь меня и остановился на стоящем позади Гуруше.
— Чего тебе? — Мясник даже не оторвал задницу от деревянной колоды, давая понять, что не видит в этом странном чудаке покупателя.
Гуруш молчит, а я достаю из кошеля тетрадрахму и демонстративно кладу ее на край прилавка.
— Можем купить у тебя все, что осталось… — Оставляю предложение незаконченным и поднимаю взгляд на мясника.
При виде серебра тот сразу же оживился. Вскочив, он оттолкнул мальчонку в сторону.
— Так в чем же дело⁈ Берите, мясо свежее!
Его глаза мечутся с меня на Гуруша, не понимая, с кем ему вести дела. Гуруш, понятное дело, тут же запаниковал и впал в столбняк. Незаметно наступаю ему на ногу, мол, давай, не молчи. Пока мы шли сюда, я всю дорогу втолковывал ему, что, когда и как надо говорить. Он уверял меня, что все сделает как надо, но вот дошло до дела и…
Ойкнув от боли, Гуруш выдает своим писклявым голоском:
— Сегодня ты сказал Ассару, сыну Нияза, что…
Обрывая Гуруша на полуслове, здоровяк угрожающе рявкнул:
— Тебе что за дело⁈ Берешь мясо — бери, а нет…! Тогда проваливай!
Гуруш сразу же стушевался и забубнил совсем уж какую-то хрень.
— Я просто спросить. Ничего дурного! Что ты… — Под угрожающим взглядом мясника он совсем сник и окончательно замолк.
Делать нечего, вижу, что надо как-то брать разговор в свои руки. Демонстративно подкидываю монету в воздух и, поймав, открываю ладонь прямо перед носом мясника. Сей нехитрый маневр отвлек его от Гуруша и сконцентрировал все внимание на серебряном кругляше в моей руке.
Через мгновение он отрывает взгляд от серебра и поднимает его на меня. Тут я встречаю его вопросом:
— Хочешь, эта монета будет твоей?
Тот смотрит на меня сверху вниз, словно бы спрашивая: «Да кто ты такой⁈» Пару секунд меряемся взглядами, а потом он рычит:
— Чего надо?
Не реагируя на его грозный вид, спокойно задаю вопрос:
— Ты угрожал, что персам в городе скоро придет кирдык, почему?
Этот вопрос подействовал на мясника как красная тряпка на быка, и он злобно заорал:
— А ну, пошли вон отсюда!
Огромная волосатая лапа смела монету с прилавка и сбросила в грязь, а сам мясник разъярился еще больше и для пущей убедительности схватился за нож.
— Вон, я сказал!
Несмотря на грозный вид, в облике торговца чувствуется какая-то наигранность, поэтому его угрозы меня не пугают.
«Юпитер, ты сердишься, — значит, ты неправ! — Мрачно иронизирую про себя. — Беседа явно зашла в тупик из-за отсутствия весомых аргументов! Острие меча, упертое в брюхо этого бугая, сделало бы его куда сговорчивее!»
Будь со мной сейчас Эней или Экзарм, то те бы церемониться с мясником не стали. А нож в его руках стал бы лишь поводом применить силу. К сожалению, их здесь нет, и надо как-то изворачиваться самому.
Мрачно смотрю на побагровевшее лицо торговца, на мух, роящихся над кусками мяса, на мальчонку, от страха забившегося в щель, и не знаю, что делать дальше. Видно же, что мясник орет скорее от страха, чем от злости. Он чего-то боится! Боится настолько, что вон целую тетрадрахму смахнул как медный обол.
Тут мой взгляд упирается в упавший серебряный кругляш, и я вижу перепачканный грязью лик Великого Александра. Глядя на изображение своего мнимого отца, мне на ум приходит занятная мысль, которую я тут же претворяю в жизнь.
Изобразив искреннее возмущение, демонстративно округляю глаза.
— Ты что же это, собака, Великого царя в грязь! — Говорю негромко, но четко и с придыханием. Так, будто сам леденею от понимания содеянного кощунства.
Подняв голову, оглядываюсь по сторонам и повышаю тональность.
— Эй, стража! Сюда! — Кричу уже во весь голос. — Этот грек осквернил память Великого царя Александра!
Этим воплем я четко даю понять, в какую сторону будет направлено мое обвинение, и что оно не сулит мяснику ничего хорошего.
Наигранный гнев тут же слетает с лица торгаша, и появляется смятение. Вижу, что он обеспокоен моими обвинениями, но пока не понимает их сути. Наконец, проследив за моим взглядом, он перегибается через прилавок и видит монету, что он смахнул. Профиль царя смотрит на него из грязи, и теперь до него доходит, чем ему это грозит, если на это смотреть как на прецедент так, как я.
Первое, что ему приходит на ум, — это достать монету. Перегнувшись через прилавок, он тянется за ней, но длины рук ему явно не хватает.
Глядя на его старания, чутка повышаю голос.
— Стража, арестуйте этого человека за оскорбление царя!
Стражники еще не появились, но все ближайшие торговцы уже засобирались домой, от греха подальше! Мясник же, оставив бесплодные попытки достать монету, затравленно заозирался по сторонам.
Осознание грозящей ему кары отображается ужасом на его лице, и он умоляюще тянет ко мне руки.
— Тихо! Прошу тебя, тише!
Упираюсь в него требовательным взглядом, мол, ты знаешь, что мне надо. Под ним здоровенный мужик словно сжимается и шепчет, бросая по сторонам испуганные взгляды:
— Хорошо, я расскажу! Чего ты хочешь знать?
Повторяю свой вопрос, и он вытягивает шею, чтобы нашептать мне прямо на ухо:
— Мне сказали, что если я не хочу попасть под раздачу, когда будут резать персов, то должен заплатить сто драхм. Я заплатил, и я не один такой!
«Может, развод?» — приходит на ум первая мысль, но я знаю, что это не так. Это в нашем времени развелось всяких мошенников как грязи, а здесь с этим не забалуешь. Башку снесут на раз, потому и подобной шелупони здесь почти нет!
