Я в это не очень верю, но вероятность есть и такая. Поэтому упрямо поджимаю губы.
— Придется рискнуть!
Вижу, что Эней предпочел бы, наоборот, минимизировать риски, но пока я ждал помощи, у меня появилась идея, как не только подавить мятеж, но и выжать из него максимум пользы.
Для того чтобы не просто арестовать двух-трех заговорщиков, а полностью подавить в городе любое сопротивление действующей власти, — подумал я тогда, — надо дать костру мятежа разгореться, а потом раздавить безжалостной рукой. Тогда никто в Пергаме не посмеет даже пикнуть против Шираза, а значит и против меня!
«Зачем мне такая концентрация власти в Пергаме? Да все просто: я хочу прибрать к рукам те две тысячи наемников, что собрали для Антигона. Сегодня мне их не отдадут. Оппозиция в ареопаге сильна, и она тут же взбеленится — с чего это мы должны оплачивать амбиции персидского бастарда! И это еще мягко выражаясь!»
А вот после кровавого подавления силовой попытки захвата власти оппозиция заткнется надолго. Никто не посмеет и рта раскрыть, а с Ширазом, думаю, я договорюсь. Во-первых, он будет мне благодарен за спасение, а во-вторых, во избежание еще одного мятежа захочет избавиться от этих наемников поскорее.
Мое желание рисковать не понравилось Энею, но спорить со мной он не решился, а лишь запросил разъяснений.
— Хорошо, я сделаю, как ты говоришь, но объясни мне, зачем тебе оставаться в поместье?
Обрадовавшись, что Эней не стал упираться, я вкратце поведал ему о своих планах на эту ночь.
— Мы почти ничего не знаем о намерениях заговорщиков, но зато у нас есть имя доверенного человека Ономарха. Думаю, надо посетить его и расспросить хорошенько.
Разумность такого шага убедила Энея, но оставлять меня без присмотра ему все же не хотелось.
— Может, я пойду с тобой, а в лагерь поеду утром? — начал он, но я сразу же отрицательно замотал головой.
— Нет! Ты же сам говорил, что мы ничего не знаем о планах заговорщиков! Что, если они уже в пути и нападут на наших ребят в долине? Медлить нельзя, а в таком деле я могу положиться только на тебя!
Последняя фраза довершила дело, и возразить Энею уже было нечего. Он уехал обратно в лагерь, а мы с Экзармом, дождавшись темноты, двинулись на дело. Почти всю полусотню бойцов оставили в поместье охранять Барсину, а с собой взяли только пятерых самых толковых. Гуруш уже разведал, где живет Тевтам, и вызвался нас провести.
Когда уже выходили из ворот, из темноты вдруг выплыла Арета и заявила, что пойдет с нами. Посмотрев тогда на девчонку, я не смог сдержать улыбки. Из-под подола короткой туники торчат тощие ноги, губы упрямо сжаты, а из-за пояса высовывается рукоять большого кухонного ножа.
— Брысь! — шикнул на нее Экзарм, но этим Арету было не взять. Она отскочила в сторону и зло прошипела в мою сторону:
— Не возьмешь — я сейчас пойду и все госпоже расскажу, пусть спросит, куда это ее сынок собрался на ночь глядя!
Я знал, что она блефует. Никуда бы она не пошла! Во-первых, потому что закладывать не в ее правилах, во-вторых, Барсину она боится как огня, а уж разбудить госпожу посреди ночи — тут и говорить не приходится. Знал, но сделал вид, что поверил. Мне вдруг стало жалко девчонку. Она ведь занималась вместе с ребятами, ничуть не отставала, но потом, когда дело уже пошло всерьез, я решил, что не бабское это дело — война, и приказал Арету в отряд не брать. Она, конечно, обиделась, дулась сколько могла, но вот — не выдержала! Я ее понимаю: ей скучно и тоскливо. Она же почти четыре года, как пацанка, вместе со всеми, а теперь все ее ребята в отряде, а она… Что ей делать в поместье? Тесто месить, коров доить? Так она поди и не умеет. Стрелять из лука умеет, мечом, копьем владеет, а доить — вряд ли!
Посмотрев на недовольную мину Экзарма, я все же махнул рукой.
— Ладно, пусть идет! — И уже в сторону Ареты:
— Чтобы ни звука, и без команды ни шагу!
* * *
Гуруш наконец-то сориентировался, и мы двинулись дальше. Все дома обращены наружу либо глухой стеной какого-либо строения, либо высоким забором. Все одинаковые, как близнецы-братья, так что заплутать тут — дело нехитрое даже днем, а уж ночью и подавно. Я вообще удивляюсь, как еще Гуруш умудряется различать их в полной темноте.
Идем, по ощущениям, еще минут десять-пятнадцать и останавливаемся у высоких закрытых ворот.
Подхожу к Гурушу, и тот шепчет мне на ухо:
— Это здесь!
Сразу после разговора с мясником я поручил ему найти дом Тевтама, под любым предлогом зайти во двор и запомнить расположение помещений. Поэтому сейчас Гуруш показывает руками мне и Экзарму:
— По левой стороне перистиля (внутреннего двора) — хозяйственные помещения, а по правой — комнаты для рабов. У ворот — для простых рабов, а ближе к хозяйскому дому — для доверенных слуг.
Выслушав Гуруша, Экзарм переводит на меня взгляд: мол, начинаем или как? На всякий случай повторяю ему то, что уже говорил.
— Три человека — сразу в дом! Главная цель — Тевтам, живой и невредимый. Семью запереть в одной из комнат. Еще трое блокируют рабов. При оказании сопротивления — не церемониться! Мне нужно, чтобы все прошло тихо, без привлечения лишнего внимания!
Экзарм молча кивнул и указал на двоих парней:
— Вы со мной!
Троим оставшимся ткнул в возвышавшуюся над забором крышу барака:
— Там может быть пять-шесть рабов! Всех уложить мордой в пол! Если кто попытается бежать или кричать — кончать на месте!
После этого еще один взгляд на меня, и я подтверждаю:
— Давай!
Трое ребят тут же встали спиной к забору и, подставив руки, закинули наверх своих товарищей. Те, свесившись вниз, подтянули к себе оставшихся. Пара мгновений — и все шестеро уже внутри дома.
Арета рванулась было следом, но я резко хватаю ее за руку:
— Куда⁈ Ты со мной останешься.
Получаю в ответ гневную молнию ее глаз и, усмехнувшись, гашу протест одной фразой:
— Меня кто будет охранять⁈ Держись рядом и следи за всем!
— Говорю лишь для того, чтобы она не лезла в самую гущу, но Арета воспринимает мои слова серьезно. Застыв впереди меня, она вытащила из-за пояса нож и заозиралась по сторонам.
За высокими воротами дома по-прежнему стоит тишина, и это значит, что пока все идет по плану. Еще минут пять ожидания — и одна из створок начала открываться. На четверти пути она остановилась, и в щели показалась взлохмаченная голова одного из стрелков.
Узнаю в нем Диомеда, сына нашего арендатора. Парню сейчас восемнадцать, и со мной он уже почти четыре года.
Оглядевшись по сторонам, парень едва слышно произносит:
— Закончили! Экзарм сказал позвать тебя, Геракл!
Он отступил чуть в сторону, давая мне войти.
Арета гордо прошествовала первой, специально оттолкнув плечом Диомеда, — мол, не торчи на проходе. Я не мешаю ей самоутверждаться и, пройдя в приоткрытые ворота, быстро иду через двор к хозяйской части дома.
У самого крыльца оглядываюсь назад и обращаюсь к Диомеду и Арете:
— Дальше я сам, а вы останьтесь здесь и последите за двором!
Толкнув дверь, вхожу в приемную залу. Здесь уже не так темно, как на улице. В тяжелом бронзовом подсвечнике горят четыре свечи, хорошо освещая центр помещения. Там два моих бойца держат стоящего на коленях мужчину в длинной ночной рубахе и с большим кровоподтеком под левым глазом.
Экзарм стоит рядом, и, подойдя, я недвусмысленно киваю на пленника:
— Он?
Экзарм подтверждающе кивает:
— Да, это Тевтам, хозяин дома.
Подумав, он добавил еще:
— Его жену и еще двух баб, что были в доме, связали и заперли в спальне. Больше никого нет!
Тут он кивнул в сторону пленника и саркастически хмыкнул:
— Этот пытался брыкаться, пришлось угомонить!
На его довольный вид я не реагирую, а оборачиваюсь назад:
— Как прошло во дворе?
— Рабов согнали в сарай. Никто не дернулся. Там парни Диомеда за ними смотрят!
«Ладно, — окончательно успокоившись, проговариваю про себя, — вроде бы все прошло гладко!»
