Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Ему ли, мурзе, что желает стать правой рукой хана, утолять свою злость в любви. Он не юнец, чтобы бежать от бед к женщинам и искать их ласки. Кан-Темир берет то, что желает, повелевает грозной рукой и не знает жалости. Он Кровавый меч!

Махнул рукой, указал на то место, где они сейчас ютились, глянул злобно. Продолжил ходить взад-вперед.

Злость бурлила, исходила от него волнами. Рука сжимала рукоять сабли, отбрасывала ее, перебиралась на кинжал. Мысли злобными шайтанами плясали в голове.

Джанибек Герай, да будут долги его годы и не оскудеют стада — хитрый лис. Недаром хан назвал его своим сыном. Ох, недаром. Он не хочет идти на север. Он говорил с этим русским. Принял его дары. Отпустил его.

Этот рус! Чтобы тысяча псов обгадила его могилу.

Вдох… Выдох… Рука вновь вернулась к эфесу сабли.

Бахши Ибн-Рауд сказал, что завтра самый важный день в жизни Кан-Темира. Что завтра он увидит в багряном зареве заката свое величие. Что именно завтра взойдет его звезда и укажет путь всему народу, что испокон веков кочевал в степях. Он, мурза, будет заревом будущего своего народа. Он, Кан-Темир, полыхнет, словно факел!

Но…

Тогда почему Джанибек не шлет свои тысячи на север? Почему он прислал письмо, где витиевато требовал его, мурзу, идти в авангарде. А сам он двинется следом. Где тяжелые всадники хана, которые вкатали бы этих непокорных русских в землю? Почему вместо них в течение дня в его лагерь вливаются самые бедные, самые необученные и самые наспех собранные воины во главе с неизвестными и непрославленными командирами.

Где лучшая часть войска, где тумены, обещанные ханом? Они же договорились обо всем еще там, в Крыму. Что заберут серебро царька Василия, пойдут якобы по его воле, но сожгут все и вся. Русь слаба, сейчас можно вернуть все, вернуть старый порядок. И этот казак Жук и люди, что за ним…

Они предлагали хороший ход. Девку царских кровей.

Но этот рус! Откуда он взялся! Зубы скрипнули, кулаки сжались.

— Я убью этого пса сам, лично убью. — Прошипел мурза. — Отомщу за эти минуты злости.

Еще круг по шатру.

Мурза смотрел на выход из шатра, вдыхал воздух, пытался успокоиться. Какой-то русский приехал вчера к Джанибеку, передал письмо от его приемного отца. То самое, что не должно было попасть к названному сыну хана. Откуда оно у него! Это понятно. Он еще и привез Тутай Аргчина, который письмо добыл.

Вновь приступ невероятной злобы.

Окружение — черви никчемные, которым нельзя ничего доверить.

Тутай, собака… Почему ты сдался живым? Почему не уничтожил бумагу. Ты должен был вспороть себе брюхо, удавиться. Пес, трус, тварь! Лис Джанибек теперь догадывается, что не просто так он идет далеко на север. Уж он-то точно. Старый, хитрый Джанибек.

Мурза сжал и разжал кулаки.

— Вон, все вон! — Выкрикнул. — Багатура ко мне, Дивеева.

Женщины вскочили, юркнули к выходу. От них пахло не любовью, а страхом. Впрочем, прозванный Кровавым мечом любил этот запах. Он придавал ему сил. Но нет, не сейчас. Сейчас нужно взять себя в руки. Завтра — его день, и он возьмет все, что по праву принадлежит ему. Кровь этих русских будет литься под ударами татарских копий, стрел, сабель. А их воеводу он убьет сам.

Джанибек, ты хитер, но если я, Кан-Темир, с войском прорвусь на север! Убью всех этих русских шайтанов, войско пойдет за мной. Твой авторитет пошатнется. И то, что я задумал сделать, станет ближе. Старый хан слаб. Он умрет, а тебе не стать новым. Нет. Им будет тот, кто более достоин, кто вернет всем нам, потомкам Чингисхана то, что мы забыли.

Надо победить!

Надо!

Спустя несколько минут в шатер, где царил полумрак, вошел еще один татарин — Багатур, Гирей Дивеев. Опытный воин, хороший полководец и верный товарищ. Верный, насколько это возможно в постоянно тлеющей борьбе за место у ханского трона.

— Звал, достославный мурза. — Это не было вопросом.

— Да, собрат, скажи, что говорят пришедшие об этом русском.

— Гм… — Прогудел Багатур. — Тебя он беспокоит?

— Нет. — Соврал не моргнув глазом мурза.

Он не мог самому себе признаться в том, что испытывал сейчас. Себе самому, не то что сказать другому полководцу о своей слабости. Произнес сквозь зубы:

— Врага нужно знать, чем больше, тем лучше.

— Говорят. — Начал медленно Гирей Дивеев. — Высок, статен, красив. Отважен как барсук. Он приехал к Джанибеку один. Не побоялся всей армии, всех его туменов.

Хотелось хохотать и плакать.

Тумены. Мы давно зовем так свои войска, потомки великой орды. Но от былой славы, что осеняла наших предков, остался только пепел. Девлет Гирей сжег ее остатки дотла в войне со Злым Иваном. Большим русским царем.

Лицо Кан-Темира исказилось яростной гримасой.

Тем временем Багатур продолжал

— Еще Рус хитер как лис и говорит очень умно. Джанибек рад был ему, его подаркам и его словам.

— Рад. — Процедил сквозь зубы Кан-Темир. — Рад!

— Да, мурза.

Повисла тишина.

— Сколько у нас сейчас сил? — Резко спросил предводитель авангарда.

Он знал все, но ему было важно здесь и сейчас услышать мнение этого человека. Оно внушило бы ему уверенность, придало бы сил.

— Наших почти две тысячи. В половине из них я уверен, как в самом себе. Половина от этой половины, хорошо снаряжены. Почти две сотни в бронях. Остальные, люди проверенные, но… — Он сделал паузу. — Наши распри стоили нам много, мурза. Они пойдут за тобой, но для них важна твоя удача. Твой огонь, твой напор.

Кан-Темир замер посреди шатра. Схватился за саблю. Это его всегда успокаивало, но в этот раз не работало. Слишком много было злости, за которой крылся страх. Поражение! Четыре лета назад ему почти удалось победить в тяжелой ситуации. Там он почти смог переломить ход битвы, но клятые ляхи оказались сильнее. Их латная конница…

— Сколько пришло от Джанибека Герайя. — Процедил он сквозь зубы, буравя взглядом собрата. — Да будут его годы долгими, жены нежными, а табуны несчетными.

По лицу Багатура видно было, что он недоволен пополнением.

— Господин мой, друг мой, собрат мой. — Он покачал головой, ввергая мурзу в еще большее уныние. — Я буду честен с тобой. Их три, может даже четыре тысячи. Но…

— Говори! Собрат.

А что говорить, Кан-Темир и так все понимал. Если даже половина его войска колеблется и ждет от него удачи, то все эти пришлые шайтаны, псы, прохвосты — побегут, если только почувствуют какую-то слабину. Малейший просчет, паника, отход — и они дрогнут.

Он уже видел это, близ того малого, безымянного хутора. Как трепеща на ветру оперенными своими крыльями, малый отряд ляхов с пиками в латах сбил с позиций его верных людей, после чего…

Это стоило ему пятерых верных друзей. От этого удара орда и за четыре года не оправилась, как и он сам. Сейчас он собрал не десять, а лишь две тысячи.

Багатур молчал, и это свидетельствовало о ситуации лучше его слов.

— Собери лучших из них! Лучших. Ты их поведешь.

Дивеев недовольно засопел, но ничего не ответил.

— Ну?

— Дозволь сказать, мудрый мурза.

— Говори.

— Это будет непросто. Эти люди…

— Я знаю, друг мой. Знаю. Поэтому требую это от тебя. Это сделаешь именно ты и только ты. Поведешь их в обманный маневр. Там не нужно ничего — ни стойкости, ни умения, только связать боем и показать напор. Все. Нужно дать им то, что они хотят. Легкий бой, возня на месте и стрельба. А русским показать, что мы хотим ударить там, где они ждут.

— Рассчитываю на твою мудрость.

— Рус перебежчик, Жук, что строил для нас переправу, писал, что сделал просеку. Он сделал так, чтобы мы быстро прошли и двинулись на север. Там нас будет ждать этот их воевода. И надо сделать вид. Просто вид, что мы ударим там. — Мурза сделал паузу. — Поэтому возьми этих никчемных шайтанов. Собери полтысячи самых отважных, бесшабашных и чего уж там, глупых псов. И веди их.