Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Подошел к Ефиму, посмотрел пристально, голову наклонил набок:

— Ты зачем это?

— Да что же я, боярин… — Он запнулся. — Воевода, Игорь Васильевич. Здесь дело такое, что весь город, считай, встал стеной, а я сидеть буду. Нет уж!

— Ясно. Со мной пойдешь. Догоняй Григория, я скоро буду.

Себе я выбрал место с какой-то стороны безопасное, но с иной… Самое что ни на есть, ответственное и важное. Там, где на живца ловить будем татарскую конницу. Ну и этот парень мне был нужен живым. Его на городе Воронеже оставить нужно будет, вместо дядьки. Фрол Семенович хоть и талантов многих человек, но вот людьми управлять и военное дело делать, не его это.

Повернулся к Серафиму:

— Вы что же это, отец, удумали? Думаете, не устоим мы без вашей помощи?

— Ты сын божий, Игорь, лучше мне позицию покажи. Крестным ходом обойду, святой водой окроплю. — Он меня перекрестил. — Пусть все люди видят, что бог с нами, супротив басурман. Так стоять надежнее будут.

Я с уважением кивнул. Чего-то такого я ждал, но все же были некие сомнения. А здесь пришел все же с народом делить тяготы воинской службы. Мое почтение такому поступку.

— А еще прикажи аркебузу мне дать, воевода, и саблю. — Он подбоченился, глянул на меня. — А то раб божий Григорий глянул на меня и отворот дал. Сказал, что раз не военный, то копье мне положено. Пика.

— А ты, отец, с пикой не совладаешь, что ли?

Сомнений в мастерстве этого человека биться у меня не было никаких. Но интересно же, что ответит, что скажет батюшка.

— Пику я в бою добыть могу. — Он усмехнулся, на шрам показал, что на лице его проглядывал, старый. — А с аркебузой я полезнее буду.

— Прикажу. Тоже со мной пойдешь в бой. Рядом встанешь. — Подошел ближе, спросил. — Обнимемся отче, рад я тебе.

— Чего уж, сын мой, обними, чего нет.

Сжал я его, сдавил. Чувство уважения к этому человеку переполняло. Решил не отсиживаться, а в первых рядах, с огнестрельным оружием встать. Туда — где нужно будет, куда велят, и дело ратное вершить.

— Рад, что ты с нами, люди это хорошо воспримут.

— Бог с нами. А я, там, где он мне скажет.

Отстранился я от него, махнул рукой. Мол давай, за Григорием иди, а там разберемся. Уставился на Боброва и двух его человек. Стояли они, мялись, нервничали. Снаряжены хорошо, вооружены тоже. Сабли на поясах. У самого Боброва пистолет и аркебуза, спутники его с луками саадаками.

— А вы чего, люди нижегородские пришли? — Смотрел пристально, рассчитывал понять не то, что скажут, а то, что в глубине кроется.

— Уж больно бобра у вас тут много. Хотим промысел ладить. — Проговорил Путята медленно, подбирая слова. — А татары коли все здесь пожгут, с кем разговоры говорить?

Ох хитер… Что-то ты темнишь, дорогой мой человек. Не просто так ты пришел, а со значением. Выделиться, какой-то разговор со мной говорить, может дело предложить. Бобры, шкуры, это все, конечно, хорошо и прибыльно, но так рисковать и сражаться за незнакомого человека для тех, кто деньги делать привык. Выгода какая-то иная тут есть.

Ну, ничего, сам все скажешь, как время придет.

Проговорил, чуть подождав, спросил:

— Раз пришел, рад я тебе. Каждый человек на счету. Как биться привычен ты и люди твои?

— Да мы как-то конными привычны… — Замялся он. — Но…

С Яковом не пошли конными. Долго, значит, думали. Или ждали кого, или собирались? И чего их молодой, да горячий не здесь? Ему-то самое место в первых рядах славу искать. Хм. Неспроста, это уж точно.

— Да, коней на лодках не довезешь. — Я улыбнулся в ответ, смотрел на его реакцию, пытался раскусить что он задумал.

— Мы и с луком можем, и с мушкетом. Куда поставишь, там пригодимся.

— Хорошо, кони у нас есть запасные. Не особо рьяные, но здесь до конной сшибки не дойдет, думаю. — Улыбнулся, следя за реакцией. — С Яковом или Тренко станете, кто вам знаком из них, с тем и идите.

— Добро. С Тренко, сотником я говорил раз. За ним встанем.

— Решили.

Наконец-то можно двигаться на холм к острогу. На самой вершине у ворот догнал я Григория, который стоял, с Яковом разговаривал. Подошел к ним, отпустив остальных.

— Как арсенал наш?

Подьячий Поместного приказа сделал кислую мину.

— Выгребли много. Аркебузы и пистолеты почти все, ими конницу вооружили и часть казаков усилили. Брони все подчистую. Луков у наших и так много было. Есть еще в запасе. Пять сотен, да еще двенадцать…

Он задумался, погладил свою козлиную бородку.

— Что еще, в общих чертах?

— Все самое ценное выгребли. Пики остались, луки. Тюфяков шесть привезли, еще двадцать в крепости. Зачем они тебе, Игорь, ума не дам? В поле толку…

— Надо. — Перебил я его, улыбнулся. — Давай по существу, собрат мой.

— В общем, если кратко. Пики, сабли, луки, стрелы, сайдачные наборы ну и так, по мелочи, не особо полезное. Пороха еще много, свинца. Полтысячи снарядить можно, крестьян показачить… — Он помялся. — Толку только.

— Толк будет, у нас вон Франсуа есть.

— Да, немец твой… — Лицо Григория выражало скептицизм.

— А что немец?

— Да гонял людей, все строем ходили. Так-то, полезно. Но за два дня, толку мало.

— Татар побьем, еще поучимся. — Я хлопнул его по плечу. — Готовимся, товарищи. Яков, введи его в курс дела и в свою сотню принимай.

— А ты? Я думал мы все подле тебя… — Новоявленный боец удивился. Не был он на наших советах военных, не слышал ничего.

— Тут такое… Кха… — Закашлялся Яков. — Стратегия. Во.

Он показал большой палец вверх, как бы намекая, что все у нас в полном порядке с ней.

Время шло.

Отец Серафим провел крестный ход, влился в отряд, которым я планировал руководить сам. Холопы и вчерашние крестьяне восприняли это отлично. Им было страшно, не бойцы они все же. Ратного дела не ведали. А появление батюшки придало им силы духа, стойкости.

Приезжали дозоры, сообщали, что войско все ближе, ближе, ближе…

Пора еще один козырь сыграть. Жука отпустить, чтобы сумятицу в мысли мурзе Кан-Темиру внушить. Яростный настрой его смутить.

Я приказал Пантелею, отдохнувшему после всех наших тяжелых приключений, вывести всех троих пленников во двор. Глаза им завязать.

Прошел рядом, осмотрел. Выглядели они плохо, пахли отвратно. В отхожее место их водили три раза в день, кормили и поили два — утром и вечером. Сидели они в погребке, связанные, скрученные, разделенные друг от друга. Жестоко, но потребно для того времени и ситуации.

У каждого кляп во рту, чтобы не орали и не возмущались.

Трое суток в таком состоянии — приличный срок.

Кашлянул раздумывая, махнул рукой. Повели мы их, а также трех отобранных самых дохлых лошадок вниз, за наши позиции. Спустились, выдвинулись вперед, разместились я, Пантелей, эти трое и еще пара стрельцов у подножия холма. Справа, если по течению Дона смотреть — моя посошная рать к обороне готовится с малым отрядом стрельцов. Слева и чуть позади на склоне, поросшем лесом, полковые казаки воронежские позиции ранее стрельцами рытые заняли, укрепили.

А перед нами старица донская. Комары гудят, место заболоченное, сыростью веет. Естественное разделение направлений татарских ударов. Через топь пройти никак не удастся, да и не полезут степняки. Они простор любят.

Двоих, имен которых я не знал, посадил спина к спине. Их напоследок оставил, под самый разгар боя. Жука отвел в сторону вместе с конем. Снял повязку. Уставились мы друг на друга. Трясло атамана знатно, глаза пучил, пыхтел.

Вытащил ему кляп, он тут же прошипел.

— Колдун чертов. Игоря убил, его место занял. Бес!

Вот как повернулось-то все в голове твоей. Это же отлично. Такое мне только на руку, скажешь о великом русском ведуне, что тела чужие захватывать может. Кан-Темиру только хуже от такой информации будет. Больше вопросов в тяжелой политической ситуации.

А мне — сплошные плюсы.

— Отпустить тебя хочу, к мурзе. Служил ты ему, значит, и весточку передать сможешь.