Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор

Мои размышления прервал шум в коридоре. Не смена караула — что-то другое. Грубые, гортанные окрики, тяжелый, шаркающий скрежет множества сапог по каменному полу. Затем — лязг отодвигаемого засова и глухой удар, будто в соседнюю, до этого пустую, камеру швырнули что-то большое и тяжелое. Дверь с визгом захлопнулась, замок прогрохотал. Тюремщики не спешили уходить. Приблизившись к холодной, влажной стене, я разобрал их приглушенные голоса.

— … сиди теперь, ваше величество, — донесся злорадный бас одного из охранников. — Компанию тебе знатную подобрали. Со своим обидчиком, с бароном этим, в соседях куковать будешь. Поговорите о высоком.

— Тише ты, дурень, — оборвал его другой. — Языком мелешь. Сказано было молча запереть и уйти. Пошли отсюда, пока начальство не увидело.

Шаги удалились. Я отстранился от стены. Так вот оно что. План Яворского сработал.

Блестяще.

Старый лис провернул свою часть комбинации, убедив кого нужно, что самый ценный пленник государства должен содержаться в самом надежном месте. И в самой надежной компании.

Странно, что так быстро. Все же велика роль Церкви в этом времени, даже в столь урезанном виде, которую сотворил Царь.

Не успела тишина снова стать привычной, как из-за стены донеслась отборная, яростная ругань на шведском (я уже различал несколько фраз, с ёмким содержанием). Голос был знаком. Властный, металлический тембр, привыкший повелевать армиями, я слышал на палубе своего корабля. А затем тот же голос перешел на русский. На ломаный русский.

— Эй, вы! Тюрьма-собака! Где мой слуга? Где постель? Я — Король! Не вор! Ты говорить со мной будешь! Немедленно!

Ответа, разумеется, не последовало. Он замолчал, прислушиваясь. Наверное, уловил мое движение. Пауза длилась недолго.

— А-а-а… А ты, сосед, как? — его голос, намеренно громкий, чтобы пробить толщу камня, был пропитан ядовитым, торжествующим сарказмом. — Барон-победитель? Как тебе новые покои? Удобнее, чем в твоем имении? Или камень слишком холодный для твой изнеженная задница?

Он упивался моим унижением. Для него все было просто и ясно: временный фаворит, умный мужик, которого тщеславный царь сначала вознес, а теперь выбросил на помойку.

— Я всегда говорить, что твой варвар-государь — человек настроения, — продолжал он. — Сегодня он тебя на руках носит, а завтра бросит в яму. Ты для него игрушка, барон. Умный, полезная, но не более. И он наигрался. Теперь будешь здесь сидеть и гнить, и никто о тебе не вспомнит. Ты — никто. Пыль. А я — Король. Даже в этой дыре я остаюсь Королем Швеции! Мои генералы перегруппируются, мои дипломаты поднимут всю Европу. Меня отсюда вытащить. А за тобой не придет никто.

В его голосе, помимо злорадства, звучала непоколебимая, абсолютная уверенность в своем праве. Он не играл, а был таким. Этот человек, потерпевший сокрушительное поражение, плененный, униженный, не сломался. Он продолжал воевать единственным доступным ему оружием — словом. И я, слушая его, не мог не испытать странной, извращенной формы восхищения. Вот она, порода, воля, способная двигать горы. Знать язык врага до такой степени, чтобы даже в тюремной камере вести психологическую войну, пытаться давить на самые больные точки… Это требовало колоссальной внутренней дисциплины. Он был великим противником, опасным, жестоким, но великим. Этот противник, сам того не ведая, начинал со мной диалог, который мог изменить все.

Я ждал пока его гневный монолог иссякнет, пока он выплеснет всю свою ядовитую спесь. Я не собирался ни оправдываться, ни вступать с ним в перепалку. Спорить с человеком в таком состоянии — все равно что тушить пожар бензином. Моя задача была иной. Он бьет точно, профессионально, по самым больным точкам. Что ж, придется отвечать на том же уровне. Я должен был стать для него зеркалом, в котором он увидит истинные причины своего краха. Когда за стеной наконец воцарилась тишина, нарушаемая лишь его тяжелым, сбитым дыханием, я заговорил. Спокойно, голосом лектора, начинающего свой курс для единственного, очень важного студента.

— Ваше Величество, вы ошибаетесь, — мой голос прозвучал непривычно громко и отчетливо. — Мой Государь не играет со мной. И я не игрушка. А ваше положение, увы, куда серьезнее, чем вам кажется. Вы проиграли не мне и не Петру Алексеевичу. Вы проиграли задолго до того, как ваш флот вошел в эти шхеры.

Из-за стены донесся презрительный смешок, а затем — глухой удар. Кажется, он пнул стену.

— Проиграл? Я⁈ — его голос сочился ядом. — Мальчишка, которого мой генерал мог раздавить под Нарвой, как букашку, сметь говорить мне о поражении? Твой удача закончилась, барон. Теперь ты будешь слушать, как ржавчина съедает решетку на твоем окне.

— Удача здесь ни при чем. Только математика и экономика, — я продолжал говорить так же спокойно, меряя шагами свою клетку. — Ваше первое поражение случилось в тот день, когда я сжег ваш металлургический завод в Евле. Вы, как и все полководцы, привыкли считать свои потери в людях, кораблях и пушках. Вы не поняли, что я уничтожил нечто куда более важное — вашу способность эти потери восполнять. Я лишил вас данеморской стали. С этого момента каждая ваша пушка, мушкет и клинок стали невозобновляемым ресурсом. Ваша армия превратилась в льва с подрезанными сухожилиями. Он все еще может страшно рычать и махать лапами, но уже не способен догнать добычу.

— Бред! Ложь твоих шпионов! — рявкнул он. — Мои верфи в Карлскруне будут ковать оружие! Моя империя велика, я найду новые рудники!

— Чтобы ковать оружие, нужна сталь. А чтобы делать качественную сталь, нужен не просто рудник, а целый промышленный комплекс, который вы потеряли. Чтобы построить новый, вам нужны годы и миллионы денег. Но откуда их взять, Ваше Величество? — я остановился и прислонился лбом к холодному, шершавому камню. — Ведь ваши английские друзья, на чью казну вы так рассчитывали, вас предали.

Я услышал, как он замер. Эта тема, видимо, была для него больной.

— Что ты несешь, червь? Англия — наш вечный союзник!

— Была союзником, — поправил я. — Пока вы были ей выгодны. Пока вы планировали свой победоносный поход на Петербург, я доставил своему Государю не только образцы вашей стали, но и кое-что поинтереснее. Тайные бухгалтерские книги из конторы в Евле. Написанные на английском языке. В них очень подробно расписана вся контрабандная схема, которую ваши покровители из партии тори вели у вас за спиной, торгуя вашей же рудой и набивая собственные карманы.

За стеной — тишина. Даже его дыхание, казалось, замерло. Я нащупал его слабое место.

— Мой друг, граф Брюс, позаботился о том, чтобы копии этих документов попали в нужные руки в Лондоне. Прямиком к их политическим противникам из партии вигов, — я чеканил каждое слово, представляя, как они впиваются в его сознание. — Можете себе представить, какой скандал там разразился? Грандиозный. Обвинения в казнокрадстве, в предательстве национальных интересов, парламентские слушания… Вся внешняя политика Англии оказалась парализована на несколько месяцев. Их флот, на который вы так рассчитывали, не пришел к вам на помощь не потому, что не захотел, а потому что не смог. Они были заняты спасением собственных шкур. Они не просто бросили вас, Ваше Величество. Они цинично использовали вас как таран против России, а потом, когда вы стали им не нужны, списали со счетов. Вы были для них всего лишь фигурой в их большой игре против Франции.

— Это… это не может быть правдой… — его голос прозвучал неуверенно.

— Это факты, которые легко проверить, если у вас будет такая возможность, — безжалостно закончил я. — Ваш локальный военный гений, Ваше Величество, оказался бессилен перед глобальными экономическими и политическими процессами. Вы оказались слишком предсказуемы. Вы пытались вести войну восемнадцатого века, не заметив, что она уже стала войной ресурсов, информации и технологий.

Я замолчал, предоставив ему возможность осознать всю глубину своего падения. Я слышал, как он тяжело опустился на лежанку — скрипнула солома. Он думал. В этой гнетущей тишине я понял, что мой первый удар достиг цели. Высокомерие в его голосе сменилось мрачной, подавленной задумчивостью.