— Я буду надеяться и делать всё ради вас, Женевьева.
— Да, это правильные слова, барон. Надеяться и делать, без надежды нет дела, а без дела — нет надежды. А теперь, раз мы осмотрели всю оранжерею, приглашаю вас осмотреть наш прекрасный флигель.
Глава 9
Ужин
С Женевьевой по имению мы ходили ещё примерно два часа, и всё это время меня не покидало ощущение, что за нами внимательно наблюдают, так как вблизи всегда находился кто-то из прислуги. Иногда это могла быть горничная, иногда гувернантка, изредка дворецкий или кто-то из охраны, вынужденно нанятой графом, но мы всегда находились в зоне прямой видимости у незнакомых мне людей.
Не сказать, что меня это очень сильно напрягало, но свои выводы я сделал, да и особо не удивлялся. Возможно, на месте родителей Женевьевы я бы тоже так поступил. К концу нашей прогулки мы почти выяснили все нюансы общения, и я стал вести себя в обществе Женевьевы более расковано, и в то же время понял необходимые правила этикета.
Конечно, я их и до этого знал, но самые простейшие, в основном те, что приняты в среде мещан или обычного дворянства, а не аристократов, и сейчас понял для себя достаточно из того, что знала и выполняла Женевьева, не всё, но очень многое.
Мы расстались с Женевьевой в гостиной, и я отправился к себе в комнату, а она по своей надобности, не знаю, уж, куда. Ужин, судя по часам, состоится поздний, так как хозяин дома приезжал не раньше семи вечера и уже знал, что к ним пожаловал «дорогой» гость. Так оно и случилось, и на ужин меня вызвали ровно без пяти минут восемь вечера.
* * *
Граф Васильев знал, какой гость ждёт его сегодня дома, и по этому поводу испытывал самые противоречивые эмоции. Сам он не желал себе в зятья барона Дегтярёва, но понял желание императора и догадывался, чем оно вызвано, но сам по себе факт, что он окажется первопроходцем среди аристократов в этом вопросе, его совсем не радовал.
Конечно, счастье дочери дорогого стоило, но и место, которое она из-за этого займёт, не могло не заботить его, а в бароне Дегтярёве он совсем не был уверен. Можно сказать, что в некотором смысле он его даже опасался, слишком непонятен и непредсказуем оказался юноша. А для дочери хотелось более высокородного мужа и более перспективного. Дегтярёва он считал форменным выскочкой, если не хуже, возвышение которого произошло только благодаря прихоти императора.
С таким зятем о перспективах влияния на другие аристократические семейства думать глупо, разве что только предъявлять им ультиматум или действовать через третьих лиц, но этого ему не хотелось, слишком мелко. Не встречаясь с Женевьевой, граф решил переговорить сначала с женой, пока прислуга накрывала стол для позднего ужина, и уже после разговора с ней принять окончательное решение.
— Ну, как наш гость, дорогая?
— Как ты и предполагал, робок, но безрассуден, и сразу говорит то, зачем, собственно, и приехал.
— Что, сразу попросил руку нашей дочери или отделался простым намёком?
— Нет, то есть да, и в то же время нет.
— Как это, Наталья, объясни⁈
— Он просил у меня разрешения встречаться с нашей дочерью, только и всего!
— Пока только встречаться?
— Да, а что он ещё мог попросить? Сразу жениться? Это абсурд! Даже самые нетерпеливые юноши из благородных семейств на это не решатся.
— Он не из благородных.
— Он из благородных, только отец его имел не наследуемое дворянство, что уже является показателем статуса его семьи, а вот юноша, сам того не желая и не задумываясь, смог получить себе наследуемое. Так что, в этом плане он очень перспективный юноша, дорогой, и не стоит отметать данный факт.
— Хорошо, а может, он и прилагал все к тому усилия, чтобы жениться на Женевьеве? Я так не думаю, просто предполагаю. Ну и дальше, что ты у него узнала?
— Гм, даже не знаю, что и сказать. Он довольно богат, кстати.
— Тысяч десять злотых?
— Двадцать.
— Неплохо для юноши.
— Бережлив.
— Бережлив⁈ Гм, совсем неплохо.
— Не имеет родственников.
— Гм, это ты на что намекаешь?
— На то, что его легко принять в свою семью, и за ним потом не потянется ворох его дальних и близких родственников, которые станут кричать на каждом углу, что они породнились с графьями Васильевыми и теперь им сам чёрт не брат.
— Гм, об этом я даже не думал. Хотя, вспомнил! Император как раз говорил о том, что барон Дегтярёв сирота и его может усыновить любой из графов, а он это будет только приветствовать и одобрит.
— Вот видишь, и я так подумала, так что, с этой стороны он выгодная партия для Женевьевы — минимум неожиданностей.
— Да, согласен. Что-то ещё?
— Он удачлив и по-настоящему боевой офицер, вернее, теперь уже почти офицер. Он опять получил ранение, причем при весьма печальных для любого другого обстоятельствах. Тем не менее, он выжил и даже спас нескольких человек, которых, внимание, дорогой! Которых ему поручили охранять.
— Вот даже как…
— Да, именно поручили, и он справился с поставленной задачей, правда, не без последствий для себя, но выжил. Император отдал приказ набрать из подобных ему штурмовую команду, и он выполнил распоряжение, ещё и с честью, такое не забудут.
— Да, но и врагов он нажил себе много.
— Врагов? А сколько ты их себе нажил одним лишь нахождением на посту генерал-губернатора? А что ты сделал плохого людям? Да ничего! Ты днями и ночами проводишь время на работе, думаешь, как помочь и защитить, а в результате каждый анархист готов тебя убить, прикрываясь при этом заботой о счастье народа. А разве народ просит их убивать чиновников? Я уверена, что нет. Народу всё равно, кто у власти, лишь бы о нём заботились, а как можно заботиться, ставя во главу угла террор? Это не забота — это передел власти бандитскими методами.
— Это не совсем так, хотя в целом, да, но к чему ты говоришь мне об этом?
— К тому, что он способен защитить не только себя, но и нашу дочь, и всё может случиться, если настанет момент, то и тебя.
— Никак он меня не защитит, никак! Этот сосунок хорошо себя бы защитил.
— Себя он точно сможет защитить, он даже сейчас ходит с револьвером, даже у нас в гостях! Знаешь, я общаюсь со многими жёнами уважаемых семейств, а по долгу благотворительного общества и с женщинами из простых сословий, и много чего наслушалась от них. У подобных людей может войти в привычку быть постоянно настороже, и это не от хорошей жизни, из волка можно вырастить собаку, но из собаки трудно вырастить волка, а вот из человека может вырасти всё, что угодно, как в одну, так и в другую сторону. Барон Дегтярёв уже вырос и сформировался не домашним псом, в этом я убедилась сегодня окончательно.
— Что он натворил?
— Ничего, абсолютно ничего, просто я это почувствовала своим женским сердцем и уверена, когда он покажет картину боя, что провёл, ты в этом убедишься тоже. Не сможешь не убедиться.
— Мне бы твою уверенность, — проворчал граф.
— Я всегда готова поделиться ею со своим мужем, — пожала плечами графиня, на что граф грустно рассмеялся.
— Хорошо, я тебя понял, моя дражайшая супруга. А что Женевьева?
— Женевьева? А она просто влюблена.
— Что значит, просто?
— А то и значит — она влюблена в барона окончательно и бесповоротно. Ты бы видел её глаза и выражение лица, когда она смотрела на перевязанного барона, что вошёл к нам в гостиную! Нет, даже не так, я прямо почувствовала, как она задрожала от нахлынувших эмоций, увидев его, и это несмотря на то, что шрам на лице откровенно его портит, а вторая щека оказалась заклеена пластырем из-за новой полученной раны. Я находилась совсем рядом с дочерью, и я не придумываю ничего!
— Шрамы мужчину не портят, — проворчал граф.
— Для меня портят, для Женевьевы — шрамы Дегтярёва, как награды императора, они для неё прежде всего показатель его уверенности в себе и надёжности, как мужчины. И да, в этом она с тобою полностью согласна.
