Граф только вздохнул, не став комментировать слова супруги.
— Скоро ужин?
— Да.
— Кино будет?
— После ужина.
— Если всё вновь окажется красочно, как у императора, то я приглашу его к себе в министерство, чтобы он повторил показ для моих подчинённых.
— А я приглашу в дом наших близких друзей с их жёнами и всем семейством.
— Со всем семейством не надо, пойдут ненужные разговоры, а кроме того, девицы начнут строить ему глазки, что будет дико бесить Женевьеву, отчего она начнет творить глупости.
— Гм, не знала, что ты так хорошо понимаешь нашу дочь.
— Что тут понимать, всё очевидно.
— Хорошо, я приглашу только самых близких к нам.
— На сколько он приехал?
— Мы договорились, что на пять дней.
— Договорились? Почему именно на пять?
— Да он бы и не уезжал, и видимо надеялся приехать на сутки-двое, но признался, что занятия начнутся только через неделю, а ехать ему некуда, поэтому я и определила ему пять дней, на что он сразу же согласился.
— Ещё бы, — хмыкнул граф.
— И я думаю, что можно с ним отпустить Женевьеву на учёбу.
— Ты с ума сошла⁈ Ты представляешь, какие могут случиться неприятности с ней? Павлоград по-прежнему опасен для всех семейств высших чиновников империи.
— Здесь тоже ей тяжело, и никто не может гарантировать, что мы сможем защитить её от невзгод и преступлений, но барон любит её больше, чем себя, и не позволит ни убить её, ни захватить в заложники.
— Одному человеку это невозможно.
— Согласна, но когда любит, то человек способен на невозможное, дорогой, вспомни себя.
— Гм, это нечестно, дорогая.
— Нет в любви честности, поэтому я готова отпустить Женевьеву с ним, но только при одном условии.
— Это при каком же?
— Если мы пообещаем ему её руку, и он будет готов на ней жениться. В этом случае он сделает всё, и даже немножко больше.
— Не слишком ли ты торопишь события?
— Нет, всё вовремя, с этим тянуть больше нельзя, либо мы соглашаемся, либо всё дальнейшее бессмысленно и принесёт только лишь огорчение.
— Понятно, — вздохнул граф, — хорошо, я подумаю, и для начала отблагодарю его гораздо щедрее, чем император. Я дам ему тридцать тысяч злотых и посмотрю на его реакцию. Если он достоин Женевьевы, то не станет их тратить и оставит на будущее с ней, если же нет, то…. Решу за эти пять дней, а может и раньше.
— Не сомневаюсь в твоём решении, хотя я считаю, что это слишком большие деньги, можно ему дать сумму и поменьше.
— Ты сама сказала, что у него есть двадцать тысяч злотых, я дам ему тридцать и округлю до большой суммы, кроме того, он реально спас дочь, а я её жизнь ценю гораздо дороже денег.
— Я понимаю, но всё равно…
Граф поморщился, и в этот момент дворецкий доложил, что ужин подан.
* * *
Меня пригласили на ужин позже хозяев, как это и предполагалось изначально, и я вошёл в столовую, когда всё семейство уже находилось в сборе. Граф Васильев благосклонно кивнул в ответ на моё приветствие и указал мне место за столом.
За ужином я молчал, а сам граф почти ничего не говорил, занятый поглощением пищи, он был голоден, к тому же сильно устал, и это чувствовалось. Когда граф насытился и подали чай, он решил начать непростой для него разговор со мной.
— Как добрались, барон?
— Спокойно. Поезда уже начали ходить по расписанию, кроме скоростных.
— Ясно, супруга рассказала мне в подробностях про вашу помощь в спасении моей дочери, в связи с чем я желаю и могу выразить вам свою благодарность, вы это заслужили.
— Барон помог нам целых два раза, — мягко заметила графиня.
— Да, и поэтому я готов вам помочь материально или любым другим образом, если вас не устроят деньги.
— Благодарю Вас! — отозвался я, — меня устроит любая ваша благодарность, но лучшей наградой для меня послужило приглашение посетить ваше имение.
— Это пустяки, как вам наш особняк?
— Не перестаю восхищаться им.
— Понравилась ли вам ваша комната?
— Да, благодарю вас.
— Что же, я рад, к тому же, с моего согласия графиня Васильева позволила вам встречаться с нашей дочерью, пока вы находитесь у нас в гостях. Вы её спасли, и вы с ней учитесь в одной группе, к тому же. Глупо не видеть вашу эмоциональную связь и запрещать вам прогуливаться вместе, но хотелось бы узнать, насколько серьёзны ваши намерения в отношении моей дочери?
— У меня… — я от волнения забылся и попытался привстать со своего места, но граф одним жестом заставил меня остаться на месте, — у меня самые серьёзные намерения, какие только возможны, я бы хотел встречаться с вашей дочерью и…
— Я понял, пока останемся на первом, прежде чем вы захотите озвучить второе. Пусть ваши намерения пока остаются только намерениями, ещё не время.
— Я готов ко всему, Ваше сиятельство!
— Никогда нельзя оказаться готовым ко всему, барон, ваша горячность мне импонирует, но не является чем-то необычным. За спасение дочери я предлагаю вам, скажем, тридцать тысяч злотых.
— Это слишком большая сумма для меня, Ваше сиятельство!
— Большая для вас, но не для вашей возможной невесты, на которой вы хотели бы жениться, я полагаю⁈
Я не знал, что на это ответить, и поэтому счёл за благо промолчать, что граф воспринял, как моё согласие. Переведя взгляд на Женевьеву, сидящую по левую руку от отца, я увидел её сияющие глаза и понял, что граф просто дал мне дополнительный шанс для женитьбы на его дочери. Ведь пятьдесят тысяч злотых — это гарантированная возможность на первых порах купить большой особняк и содержать его, что не уронит статуса его дочери.
Да и вообще, выйдя замуж, она будет вынуждена потерять титул для собственных детей, если я не смогу получить титул графа. А высокое материальное положение позволит ей сохранить свой статус без особого урона для её чести и достоинства. Здесь граф просто подстраховался, впрочем, я это ясно понял немного позже, а пока просто внимал его словам.
— Супруга мне сказала, что вы хотите показать нам бой за Кроншлот и, если вас не затруднит это сделать, то после чаепития мы сможет пройти в гостиную, где вы и задействуете свой дар в необходимом для показа антураже. Это для меня очень важно, так как вы покажете всё происходившее максимально достоверно.
— Да, я готов показать.
— Хорошо, тогда давайте закончим и перейдём в гостиную, — что мы и сделали чуть позже.
Дальше всё оказалось для меня привычно и обыденно, я мгновенно сосредоточился и быстро вытащил из своих воспоминаний события прошедшего штурма. В гостиной выключили свет, за окном уже стемнело, и я смог продемонстрировать яркую картину. Мой показ произвёл неизгладимое впечатление на всех присутствующих, а кроме графа с семьёй здесь же находилась и допущенная к зрелищу прислуга, из числа особо приближённых.
Показ длился довольно долго, я уже успел приспособиться и использовал дар для демонстрации по самому минимуму расхода энергии. Картина же, наоборот, получалась чёткой и красочной, возможно потому, что я писал её эмоциями и собственными переживаниями.
Когда я выдохся и свернул мерцающий красками экран, то успел увидеть прильнувшие ко всем окнам гостиной любопытные лица прислуги помельче, особенно детей, и на всех мой показ оказал неизгладимое впечатление. Дети, мне кажется, сбежались со всей округи, незаконно проникнув в особняк и также быстро исчезли после окончания показа, как и появились.
— Спасибо! — сказал в полной задумчивости граф, — это очень сильно, завтра я хотел бы попросить вас устроить для моего чиновничьего аппарата закрытый показ. Могу я на это надеяться?
— Так точно, Ваше сиятельство!
— Спасибо! Что же, нам всем пора отдыхать, а вам, барон, в особенности, надеюсь, что супруга уже распорядилась, чтобы вам помогли перевязать раненую руку?
— Да, конечно.
— Хорошо, тогда спасибо вам ещё раз за показ, вас проводят в вашу комнату.
Я молча поклонился, кинул быстрый взгляд на Женевьеву и удалился вслед за назначенным для моего сопровождения человеком. Не успел я зайти в комнату, как явилась горничная с тазом, полным воды, и чистыми бинтами. Поблагодарив, я с её помощью перемотал повязку на руке и отпустил её, принявшись готовиться ко сну. Мысли вихрем мчались в моей голове.
