Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

Мне очень хотелось сказать всё, что я о них думал. И о том, что с Катей я буду встречаться тогда, когда посчитаю нужным. И сколько раз посчитаю нужным. И где я посчитаю нужным. И что я буду делать с ней на этих встречах, зависело исключительно от моего желания и никак не от их представлений. Слова буквально скакали на кончике языка, но его пришлось прикусить.

– В чём проблема, Никита Антонович? Вроде мы всё урегулировали, я всё передал, так что у меня больше ничего нет. Что вас гложет?

– Я тебе сказал, щенок, держаться от Катерины подальше!

– И что это значит? Я и не держусь близко. Просто у нас были общие темы для разговоров. Кино, музыка.

Мэт отряхнулся и начал приноравливаться к новому броску.

– Отойди! – рявкнул на него Никита. – Отойди в сторону! Тебе не нужно.

Мэт недовольно отошёл. Луна осветила их лица, выбелив оловом и обозначив резкие гротескные тени, как у упырей, вьющихся вокруг жертвы. Кровушки моей хотите, твари?

Я прекрасно понимал, почему его беспокоила моя связь с Катей. Это было очевидно. Из‑за её языка, который не знал никаких ограничений и не признавал тайн, после того, как бывала выпита первая пара бокалов вина.

– Заткни пасть, гадёныш, – прохрипел Никита засунул руку под край куртки и вытащил пистолет.

И даже снял его с предохранителя. На лице его читалось явное желание выстрелить. Но я знал, что он не осмелится. Я был уверен в этом. Одно дело пальнуть в лесу, спрятавшись за машиной, ослепив светом фар, а другое – при сыне, вот так, во дворе жилого дома.

Просто это уже было бы совсем нелепо и дико, чтобы начальник облУВД, засветившись по полной в ресторане, оставив там тачку, стрелял между гаражами приревновав свою бывшую гражданскую жену к однокласснику сына. Я чуть не засмеялся, представив, что бы мог написать Сергеев про эту ситуацию.

Никита вероятно заметил усмешку и его клинануло он поднял руку с пистолетом и навёл на меня практически в упор. Мэт тут же затих и сделал два шага назад. Понять его было можно, он ещё пацан, а тут такое – луна, ночь, слякоть и чёрная воронёная сталь, поблескивающая в свете луны. Да ещё горящие бешенством глаза отца.

Всё было почти, как тогда, и в один момент, даже всё поплыло перед глазами, будто спираль времени начала закручиваться в обратную сторону, и меня начало относить туда, к тому моменту, где всё и произошло.

Я ясно увидел, как встал в свете фар, бросил пистолет в снег и прокричал: «Брат, я без оружия!»…

Но в этот раз я не крикнул. Промолчал. Только хмыкнул, почувствовав, как в лоб упёрся ствол. Но, неожиданно для Никиты, я вдруг улыбнулся, подмигнул ему и молниеносно выкинул один очень красивый и эффектный финт.

Я резко вскинул обе руки и, действуя будто по писанному, словно отрабатывая заданный алгоритм, сделал три коротких движения. Раз, два, три. Как говорится, следите за руками. Ловкость рук и никакого мошенства. И тут же – два шага назад, отступил от Никиты. Его пушка была в моих руках и глядела прямо в его рожу.

«Бешеный привет передаёт», – хотел сказать я, но промолчал, потому что привет и так получился очень неплохой. Этот приёмчик он знал. Ну как знал? Сам он им владел очень плохо, делал грязно и медленно. Но знал, как его делал я. У меня был свой фирменный стиль, выработанный на сотнях, а может быть и тысячах тренировок тридцать лет назад.

И было невозможно понять, что ошеломило Никитоса больше, то, что какой‑то задрот‑школяр завладел его табельным оружием, или то, каким образом он это сделал. Я навёл ствол ему в переносицу, и тот побелел ещё сильнее.

– Опусти! – тихо сказал он.

Я не собирался стрелять, хотя случай выдался прекрасный. Мэт взирал на это всё с ужасом и недоумением. Кажется, карательная поездка с папочкой превращалась во что‑то совсем другое.

Я сделал ещё пару шагов назад, в сторону улицы, обтёр пистолет, насколько это было возможно, и резким движением подбросил вверх. Железяка взмыла в воздух и грохнула по крыше железного гаража, припорошенного свежим снежком.

– С оружием вы переборщили, Никита Антонович, – покачал я головой. – Но можете не беспокоиться, я заявлять не собираюсь. Что касается вашей обеспокоенности, я всё понял. С Екатериной Викторовной общение прекращаю. Мне проблемы не нужны.

– Ты что сделал, сука? – тихо произнёс он. – Оружием завладел?

– Да перестаньте, – кивнул я. – Сынок ваш, Мотя сейчас мигом найдёт. Не парьтесь, Никита Антонович. Я же понимаю, что настоящая причина вашей злости совсем не Екатерина Викторовна, а Ангелина Нащокина и её дедушка.

Это я сказал, чтобы пустить погоню по ложному следу.

– Пасть закрой, щенок… – продолжая глядеть на меня во все глаза, рыкнул Щеглов.

– Да говорю же, – более миролюбиво ответил я, – не буду я больше с ней встречаться. Да мы и так пару раз всего… Это же ей надо было, не мне…

– Заткнись…

Я пожал плечами, повернулся и пошёл домой. Никитос меня не окликнул, и, наверное так и стоял, молча провожая меня пылающим взглядом.

Отойдя чуть подальше, я позвонил Кате, но она не ответила.

Утром за мной зашла Настя и сразу прошагала на кухню.

– Ого, готовишь? Я бы ни за что не стала завтрак себе готовить.

– Готовлю. Будешь?

– Нет, я йогурт поела, – засмеялась она. – Вот эта что ли клубника? А что так мало?

– Ну много её вредно, она же ненатуральная.

– И что, можно брать?

– Бери, угощайся.

Она потянулась за ягодой.

– Слушай, я так рада, что ты мне помог туда попасть, в это место, ну… в галерею, в лабораторию, – сказала она, закидывая в рот ягодку за ягодкой. – Там вообще обалденно, круто. Ты не представляешь, какие вещи там можно делать.

– Но, надеюсь, я увижу когда‑нибудь вещи, которые ты там сделаешь.

– Да, да, да, обязательно! Кстати, ты пойдёшь на этой неделе на образовательную выставку в Спортивный комплекс?

– Что за образовательная выставка? Вряд ли пойду, я о ней даже не слышал.

– Ну, это выставка, когда приезжают разные вузы и там свои учебные программы представляют.

– Нет, мне ещё как бы пока не особо интересно, – пожал я плечами.

– Да почему⁈ – удивилась она. – Давай сходим, как это, не особо интересно? У тебя уже следующий год выпускной, а там пык… и уже надо будет документы подавать.

– В следующем году схожу, – пожал я плечами.

– А я тебя приглашаю.

– А ты что, прямо уже будешь там институт выбирать?

– Нет, у нашей галереи там будет презентация, и я тоже буду задействована.

– Да? И что ты там будешь делать?

– Ну, придёшь, увидишь, я тебе не буду рассказывать заранее.

– Ну, ладно. И когда эта презентация?

– Презентация будет послезавтра. Мне же надо, чтобы кто‑то меня увидел. Кто‑то. Особенно ты.

Я улыбнулся, глядя на неё.

– Давай, доедай скорее свою яичницу, – скомандовала Настя.

– Ты что, всю клубнику уже съела, даже мне не оставила?

– Ты же сказал, что можно, – хихикнула она. – Я тебе на перемене куплю.

– Сомневаюсь, – усмехнулся я.

– Слушай, – поменяла она резко тему. – Мне вчера Назар звонил.

– Прошка, что ли? – нахмурился я.

– Прошка немного растерянно кивнула Настя. – И знаешь что? Он прощения просил.

– У тебя прощения?

– Ну да, а у кого? Не у тебя же. За то, что, короче, приставал ко мне. И мне прям так его жалко стало.

– Ну, так‑то он, может, парень и неплохой… Ситуация у него, конечно, Настя, хреновая, что уж там говорить Не знаю, как там он с матерью справляется.

– Я ему очень сочувствую, – сказала она. – Короче… выразила соболезнования.

– Молодец, – кивнул я. – Это хорошо, это по‑человечески. Только Настя, пожалуйста, не дай себя обмануть. Он не изменился за эти несколько последних дней. Это всё тот же Прошка, который пытался увезти тебя на своей машине, и…