Хорунжий (СИ) - Вязовский Алексей

— Докладай, Петро, на плато пошарил? — косил на меня хитро-влюбленным взглядом атаман после войскового смотра, и никто не смел ему возразить в шатре, где проходило совещание в узком кругу.

Все полковники знали, что Петр Черехов — казак хоть куда: и атаманов любимчик, и спаситель похода. Его дальний рейд дал бесценную обсервацию, и жратву, и воду, и тягловый скот, и лошадей. Седоусые командиры казачьих полков на меня смотрели с одобрением — мои малые годы их не волновали, можно подумать, они свои первые кресты взяли, когда песок из штанов посыпался.

Как бы не так!

Вот мой атаман — Емельян Астахов. Не за батьку он пацаном получил Егория, за отвагу, за Измаил.

Вот Дюжа, рубленный французскими кирасирами полковник — он принял от имени нашего казачества похвальную грамоту и белое знамя с вышитой надписью «Верноподданному Войску Донскому за оказанные заслуги в продолжение кампании против французов в 1799 году», а ныне в войске отвечал на всю разведку.

Вот Белый, страшный чернорожий казак с узкими татарскими глазами и носом, как у горца, рубивший ногаев в суворовском Закубанском походе, когда у него еще усы не проклюнулись, а в персидском походе 1776-го года поднявший флаг над Баку…

«Уже семнадцать полков под Платовым из сорока одного — дале как нам быть?» — такой вопрос читался в глазах набившихся в кибитку командиров.

— Докладываю! — твердым голосом произнес я. — Разведку провели на сто двадцать верст вглубь Усть-Юрта. Противник не обнаружен. Вообще никто не обнаружен — полное безлюдье. Я не знаю, господа полковники, как вы донесете своим людям, что их ждет — мне плато представляется нижним кругом ада, не иначе. Сперва нас встретил жуткий холод с сильным ветром, засыпавшим нам глаза песком и известковой пылью, а потом температура резко сменилась на жару и, по уверению моих проводников, она будет только расти. Господин Волков выдал прогноз: нас ждет 45–50° по Реомюру (1).

— Ты, Петро, не нагнетай, — снисходительно поправил меня атаман. — Говори, что с водой.

— С ней картина следующая. Вода есть озерная, родниковая и колодезная. Очень разная по качеству: в одних источниках она до того солона, что пить ее не станут и животные, в других же значительно преснее, но отдает гнилью. Нам попались только раз или два родники с совершенно пресною и холодною водой.

Была у меня идея сделать походный фильтр. Но где возьмешь активированный уголь, да даже просто мох?

— А если кипятить? — спросил меня незнакомый полковник.

— Ни деревца, ни кустика не найдем. Да и пробовали мы ее кипятить — толку мало: люди непременно начнут маяться поносом.

— А дебет? — спросил помрачневший Платов.

— Плохо все, — честно признался я. — Придется корпус делить эшелонов на семь. И пить что придется. Только выбора у нас нет, тут оставаться нельзя. К концу мая колодцы Арас пересохнут.

Атаман был категоричен:

— Значит, остается одно: если тут лишь от родной сестры триппер подцепишь, то только вперед, и никак иначе!

Полковники зашумели — скорее по-деловому, а не отрицательно.

— Что с маршрутом? Как построить движение?

— Недолгая разведка показала, что большой массе войск пройти с севера на юг узким коридором вдоль Арала вряд ли получится из-за скудности источников. Каменистые бугры, трещины, тянущиеся параллельно морю, делают совершенно невозможным прохождение артиллерии и обоза. Придется отдельным колоннам заходить глубже в пустыню и использовать те немногие колодцы, кои удастся там обнаружить. Мало разделить основную часть корпуса на эшелоны — каждому предстоит вытянуться в тонкую нитку и двигаться в таком уязвимом порядке.

— Ну что, господа полковники, жребий бросим, кому в ад, а кому через его приемную? — тяжело вздохнул похожий на черта Белый.

— И что получится? Тем, кому выпадет адово пекло, самим воду искать? — резонно уточнил Дюжа.

Вот тут и пришел мой черед хвалиться. Я вытащил кроки с двухверстной съемкой, которые мы с Волковым уже успели замусолить.

— На этой карте, господа, вы найдете все источники, кои мы смогли обнаружить, углубясь до пятидесяти верст от Арала в пустыню. Со всеми ориентирами!

Военачальники склонились над картой.

— До Урги, за которой нас ждет обилие воды, почитай все триста верст, а съемку вы провели на сто двадцать, — резонно заметил Дюжа.

Я пожал плечами:

— Продвинемся дальше и, опираясь на передовой отряд, продолжим разведку.

— Молодец, планщик! — похвалил меня Платов. — Бог не выдаст, свинья не съест. Прорвемся. Давай, Дюжа, теперь ты. Доложи нам, что нас ждет от хивинцев.

Полковник встал, одернул мундир и принялся негромко рассказывать:

— По показаниям важного пленного, тысячника султана Букея, хивинское войско представляет собой такую картину…

(1) 45–50° по Реомюру — это 56.25 — 62.5 Цельсия. Именно с такой температурой в 1873 г. столкнулся во второй половине апреля Оренбургский отряд, когда двигался по плато Усть-Юрт на Хиву.

Глава 10

Плато Усть-Юрт только кажется безжизненным, мертвым — скелеты верблюдов и лошадей, редкие человеческие черепа, киргизские могилы, отделанные плиткой. Но если приглядеться, можно обнаружить жизнь. Правда, населяющие пустыню твари вызывали лишь ужас и отвращение. Полчища скорпионов под любым камнем, многоножки, змеи, тарантулы с детенышами на спине — все спешили убраться с нашего пути.

В поисках воды мы глубоко уклонились на запад, чтобы добраться к колодцам Бейте. Воды не обнаружили, зато нашли нечто удивительное — разбросанные в беспорядке разбитые каменные изваяния воинов-мужчин. Одни достигали четырех метров, но больше было средних, вернее, их фрагментов — головы, торсы с узкой талией и широкими плечами, мечи и кинжалы, грубо вытесанные в известняковых плитах. Кого они изображали? Кем были создатели этих скульптур? Из какого века? Бесплодная пустыня столетиями хранила их тайну. Давным-давно разграбленный курган около поверженных монументов не давал подсказки, Есентимир только пожимал плечами в ответ на мои вопросы. Как-то не верилось, что здесь, в этой страшной пустыни с ее безумными перепадами температуры, когда-то кипела жизнь, текли реки, цвели сады и шелестели листвой деревья.

«Не мы первые совершаем такой безумный поход, — думалось мне на обратном марше, — но эти безвестные воины явно не предки хивинцев».

Я вспомнил, как на совещании у Платова полковник Дюжа как припечатал:

— Доспех хивинца — его быстрый аргамак, его стены — непроходимая, как он считает, пустыня. Весь его род занятий сводится к одному — к грабежу и хищничеству. На этом построена вся их тактика, подобрано оружие. Быстрый наскок, и сразу отступление. Ружей мало, да и теми лишь со стен пулять. Луки? Давно утеряно искусство добрые луки создавать. Стреляют они на треть привычной нам дистанции. Сабли хороши, хорасанская работа, применяют и доспех — панцирь и шишак. Копья тонкие, навроде камышовых, в полторы сажени. Пушки только приучаются лить, наших пленных заставляют. Однако же толпищами своими они запугали соседей, киргизов нередко разграбляют, на персиян ходят в набеги, но Бухары боятся. Хивинские узбеки менее искусны, как воины, самые отважные — это туркменские племена. Они кочуют вдоль Аму-Дарьи и часто между собой враждуют, самого хана в грош не ставят и считают себя в ханстве чуть ли не почетными гостями. В городах живут сарты — воевать не хотят, живут хитростью и обманом в торговле. Рабов много, обращаются с ними как со скотом…

Вывод из доклада Дюжа был простой: хивинцы — нам не противник, главное — плато пересечь и живыми остаться.

— Богатыршин! Пустых бурдюков много?

— Хватает, Вашбродь!

— Давайте к последнему источнику, в котором была неплохая вода. Наберем про запас — не себе, а для полка Белого. Чует мое сердце, трудно казачкам придется с непривычки!