Хорунжий (СИ) - Вязовский Алексей

А многие не дошли. Умерших хоронили, и цепочка казачьих могил расчертила киргиз-кайсацкую степь. Заболевших оставляли на наших старых стоянках, которые неожиданно весьма пригодились.

— Как ты догадался, Петр, временные земляные крепостицы нам подготовить? — удивлялся и нахваливал меня полковник Астахов, прибывший одним из первых.

— Так мне в приказе было сказано: на ночь возводи легкие турецкие ретраншементы.

Емельян Никитич от души расхохотался и принялся меня поучать, хлопая себя по ляжкам от переполнявшего его веселья:

— Не было гроша, а тут алтын! Эх, Петя, Петя, не застал ты с турком войны, оттого и обмишурился. Турок, он как поступает? Хвороста нарубит, колючек и возведет из них засеки. В проходах ямы нароет, опасные места телегами загородит, а если их мало — небольшими окопами, называемыми ложемент. А то и проще поступит: лошадей, каких не жалко, выстроит на ночь в ряд, веревки между ними натянет и холстины набросает… А тут валы! Эх, молодо — зелено!

Упс! Вот это я дал маху, подражатель римским легионам. А ведь никто из казаков и слова не сказал. Приказал командир валами огородиться, знай себе копай да помалкивай.

— Ты смотри, Платову не сболтни про свою оплошку. Скажи, что действовал из лучших побуждений, — учил меня полковник, не в силах избавится от насмешки. — Как ни крути, а здорово нас выручил! И поиск провел великолепно! Такой царский подарок атаману, конь золотой, он оценит!

Не все, увы, командиры разделяли его мнение. Многие сотники завидовали богатой добыче. И первым средь них выступал Нестреляев. Все бухтел, кося взглядом на сотоварищей, обер-офицеров, что мы не по чину вознеслись и могли бы поделиться.

Ага, бегу и падаю! Мне этот дуван за неделю всю кровь выпил. Пришлось и пострелять, и нагайкой помахать, и за барантщиками по степи погоняться. Какая уж тут дальнейшая разведка на плато — свое бы сохранить, вернее, общевойсковое. Муса превратился в персонального охранника аргамака Джамульгедина, Назаров глядел в оба за верблюдами, а про овечьи отары я вообще молчу. Поделиться? Ищи дурака! Приходи кума любоваться!

Особенно меня вывели из себя старейшины Адаевского рода. Заявились к нам и стали требовать своей скот и лошадей, словно я не с боя все взял, а украл их в ночи, как последний конокрад. В итоге, я приказал парочку аксакалов засечь до полусмерти, и их словесные наезды прекратились, а ночные закончились, после того как мы перестреляли десяток самых шустрых охотников на чужое добро, плюс Кузьма проломил пару черепушек. И по степи пронесся слух: казаки шутить не любят, урусы — сильные батыры, и кто знает, а вдруг свернут голову хивинскому хану Авазу-инаку из рода Кунгратов. А слух в степи, что птица перелетная, коей никакое препятствие нипочем — ни голая степь, ни горы Алатау. И начали съезжаться к колодцам Арас киргизы, готовые присоединиться к победоносному войску Донскому, и один Господь знает, что мне стоило отбиваться от приглашений на пир к мелким султанчиками.

Я ждал Платова, как Болгария — Царя-Освободителя, и атаман наконец приехал.

* * *

Петербург. Зимний дворец. 8 апреля 1801 года.

Весна выдалась в Петербурге на удивление капризной не только на политическом Олимпе. Силы природы тоже пребывали в смятении.

Сквозь тонкую корку утреннего льда на Неве уже проглядывала темная, торопливая вода, обещая скорый ледоход, но порывистый ветер с залива приносил острые хлопья снега, заставляя кутаться в воротники и зябко ежиться. Внутри Зимнего дворца, однако, весна уже вполне вступила в свои права, если судить по обилию свежих цветов в вазах, оживлению прислуги и тому легкому, почти неуловимому духу перемен, что витал в его бесчисленных, отделанных золотом и мрамором залах и коридорах. Первый месяц нового царствования еще не закончился, а вся огромная государственная машина, замершая было в шоке и неопределенности мартовской ночи 12-го числа, уже вновь обретала привычный, пусть и немного лихорадочный ход.

К двум часам пополудни ко входу Зимнего дворца, ближайшему к проходу в кабинет Его Императорского Величества Александра Павловича, подъехала пара карет, вызвав легкое волнение среди гвардейцев, стоявших у входа. Из первой, массивной и основательной, выбрался высокий, хотя и заметно сутулящийся от возраста старик в парадном мундире, расшитом серебром и золотом по темно-зеленому сукну. Его лицо, испещренное глубокими морщинами, с седыми бровями, нависающими над умными, усталыми глазами, было хорошо известно всем в этих стенах. Князь Николай Иванович Салтыков, генерал-фельдмаршал, президент Военной коллегии, один из столпов екатерининской и павловской эпох, шел на аудиенцию к новому императору. Рядом с ним, едва заметно нервничая, ступал человек несколько моложе, но также достигший немалых высот — Сергей Кузьмич Вязмитинов, генерал от инфантерии, обер-комендант Санкт-Петербургской крепости, которому в ближайшем будущем предстояло принять дела упраздняемой Военной коллегии и возглавить новое Военное министерство.

Их ждали. Двери распахнулись без задержки, и старый князь, ступая размеренным привычным шагом, вошел в кабинет, за ним внутрь, словно тень, скользнул Вязмитинов. Воздух здесь был теплым и насыщенным слабым ароматом фиалок. Мягкий свет лился из высоких окон, отражаясь в полированной мебели и позолоте. У письменного стола, заваленного бумагами и картами, стоял молодой император. Его изящная фигура, не высокая и не короткая, как у отца, казалась почти юношеской в строгом парадном темно-зеленом с красной подкладкой мундире Лейб-гвардии Преображенского полка. Этот мундир, изготовленный для коронации, ему очень шел. Лицо, бледное и сосредоточенное, осветилось легкой, благожелательной улыбкой при виде вошедших.

— Добрый день, Николай Иванович, Сергей Кузьмич, — мягкий голос Александра был тих, но звучал уверенно — надо признать, монарх быстро справился с потрясениями от событий в Михайловском замке. — Прошу вас, присаживайтесь. Оставьте формальности. Здесь мы можем говорить откровенно.

Салтыков и Вязмитинов отвесили глубокие, почтительные поклоны, но от предложения сесть отказались, предпочтя остаться стоять, хоть и без излишней напряженности, демонстрируя готовность к докладу.

— Ваше Императорское Величество… — начал Салтыков, держа в руке небольшую папку, перевязанную тесьмой. — Мы с Сергеем Кузьмичом прибыли доложить о ходе передачи дел из Военной коллегии в будущий… — он чуть запнулся на новом названии, — в будущее Военное министерство. Большая часть формальностей завершена. Архивы пересчитаны, имущество описано. Все готово к подписанию Вами соответствующих указов, когда сочтете нужным.

Александр кивнул, внимательно слушая. Его голубые глаза скользили с лица Салтыкова на лицо Вязмитинова и обратно.

— Это отрадно, князь, — мягко произнес он. — Я ценю вашу добросовестность и преданность службе. Вы долгие годы возглавляли это ведомство, и немало славных страниц вписано в историю нашей армии под вашим руководством.

Салтыков снова поклонился, на этот раз выражая благодарность за столь высокую оценку. Вязмитинов стоял прямо, сохраняя на лице выражение заинтересованного внимания.

— Однако, Ваше Величество… — Салтыков открыл папку, его пальцы, чуть подрагивая, перелистывали страницы. — Имеются и некоторые, скажем так, сложности. Связанные, как это часто бывает, с финансовой частью. Аудит расходов коллегии за последний год выявил… значительные несоответствия.

Вязмитинов при этих словах тяжело вздохнул. Он понимал, что эти «несоответствия» никуда не денутся и в новом министерстве. Вешать на себя грехи Салтыкова, сделавшего состояние на военных подрядах, никак не хотелось. Сумма отступного, предложенная светлейшим князем, владеющим целым островом в Петербурге, казалась ему слишком маленькой.

— Насколько значительные? — Александр поднял бровь, но его тон оставался спокойным.

— По первым подсчетам… — Салтыков пробежался глазами по бумагам, — Речь идет о суммах, исчисляемых десятками тысяч рублей. По ряду контрактов на поставку провианта и фуража, на ремонт казарм и крепостных сооружений, на закупку обмундирования — суммы, уплаченные подрядчикам, в полтора, а то и два раза превышают рыночные цены. При этом качество поставленного зачастую оставляет желать лучшего. По бумагам мы имеем в наличии… скажем, десять тысяч комплектов зимнего обмундирования, тогда как на складах их в лучшем случае семь-восемь тысяч, и часть из них уже непригодна. Ткань гнилая, сапоги расползаются…