Время сжалось, а все звуки мгновенно превратились в непонятный треск, сквозь который прорывались лишь отдельные особо громкие выстрелы. Голова загудела, глаза выхватывали лишь очередное попадание пули в корпус машины да неловкие движения сидящих вокруг меня людей.
— Бац, плюм, хррраар!
Пули застучали по корпусу и стеклу, разбивая всё в клочья и разрывая усиленный бронёй металл, но дальше не проникли, останавливаемые моим щитом. Из-за темноты этот факт остался незаметным стрелявшим, что нас, собственно, и спасло.
Грянул взрыв, машину тряхнуло, засыпав осколками, а мой щит держался уже чисто на честном слове. Машина стала парить двигателем, благо мы ехали в эфиромобиле, и основное топливо просто испарялось, и если бы мы находились в локомобиле или в автомобиле с бензиновым двигателем, то так легко не отделались.
Изрешетив в течение пары минут автомобиль, нападавшие скрылись, оставив на месте издыхавшую лошадь, сломанную коляску извозчика, да дымившейся от многочисленных попаданий эфиромобиль. Чуть раньше исчез и мой щит, оставив меня без крупицы энергии дара, в ответ мы не стреляли, водитель потерял сознание, с графом тоже что-то случилось, только охранник и я имели в себе силы на немного большее, чем просто сидеть без движения.
Я откинулся назад, собрался с силами и стал пытаться открыть дверь со своей стороны, то же самое начал делать и пришедший в себя охранник. Дверь всё никак не поддавалась, пока, собрав последние силы, я не выбил её ногой, ухитрившись извернуться в тесном пространстве.
Глава 11
После покушения
Вне внезапно ставшего тесным салона автомашины царил вечер, что пять минут назад перестал быть томным буквально для всех, кого он застал на этом месте. Парил остатками эфира двигатель, временами вспыхивая слабым синеватым огоньком от пролитого масла, и тут же гас, задавленный испарявшимся эфиром, не имеющим дополнительной подпитки.
Осыпались остатки лобового стекла, разбитого в крошево, трескался и рвался старый материал коляски извозчика под ударами копыт жалобно кричащей умирающей лошади. Гудела голова, контуженная взрывом и грохотом многочисленных попаданий пуль в машину.
Тело болело, меня тошнило от тяжёлого запаха крови и разорванных кишок, хотелось блевать. Со стороны водительского места слышались стоны потерявшего сознание водителя, которому нужно оказать медицинскую помощь, но сил не оставалось даже на это. Сам автомобиль скрипел и словно стонал от полученных ран, рядом с ним билась в агонии умирающая лошадь, распространяя вокруг себя густой и тяжёлый запах конской крови.
Всё это мешало мне собраться с силами и стряхнуть мрак полученной контузии. Неимоверным усилием я заставил себя действовать, тут же застонав от пронзившей голову боли и вывалился в раскрытую дверцу на землю. Поднявшись на ноги, я на минуту остановился, приходя в себя и соображая, что нужно сделать в первую очередь.
Вдохнув пропахший сгоревшим порохом и дымом воздух, я сделал шаг и рванул дверцу со стороны пассажира, буквально поймав в руки тело графа, он оказался без сознания. Вес тела графа Васильева намного превышал мой собственный, с большим трудом я смог вытянуть его из машины. Дальше включился в дело и охранник, что пришёл в себя и самостоятельно выбрался из машины с другой стороны. Оттянув графа к стене здания, мы вернулись за водителем и, взяв его под мышки, потащили к Васильеву, чуть позже пытаясь привести в чувство обоих, правда, безрезультатно.
По лицу что-то потекло и, машинально стерев выступившую влагу, я глянул на ладонь, она оказалась тёмной, я понюхал её и понял, что это кровь. Опять не повезло, хотя, чему удивляться? Вдалеке послышался свисток городового, а вокруг стали появляться люди. Засветились окна в домах, вернулись естественные звуки обычного осеннего вечера, а не бойни.
Граф очнулся первым, минут через пять после того, как мы его вытащили из расстрелянной машины. Сам эфиромобиль уже не подавал никаких признаков жизни, эфир из него испарился, отдав мне толику своих сил, а вместо него под днищем машины расплылось тёмное маслянистое пятно.
— Где мы? — спросил граф, вяло осматриваясь вокруг.
— На нас напали, Ваша светлость! — тут же обратился к нему охранник, стоявший рядом.
— Это я помню, все живы?
— Все, — негромко сказал уже я, выступив из-за спины широкоплечего охранника, — только шофёр пока без сознания.
— Барон? Кто на нас напал?
— Не знаю, нас расстреляли, да ещё и гранату кинули напоследок.
— Вызовите карету скорой помощи и полицию.
— Полиция уже почти на месте, — сказал охранник, — вон городовой бежит, а скорую я сейчас вызову, только добежать нужно до телефона.
— Беги, — приказал граф, — барон меня прикроет.
Охранник кивнул и, сориентировавшись, побежал искать ближайший телефон, а граф опять потерял сознание. Я наскоро осмотрел его, страшась самого худшего, и заметил, что его китель порван в нескольких местах. К счастью, пули не смогли достать до тела, а вот лицо графа пострадало намного сильнее, чем всё остальное. Осколки стекла сильно посекли его, да ещё взрывная волна от взрыва бомбы контузила графа, я вроде бы удержал её, но граф находился впереди, и всё оказалось не так хорошо, как я думал.
Пока я суетился возле раненых, прибежал охранник, и только тут я вспомнил о своём револьвере. Вспомнил и начал тревожно озираться вокруг, поняв, что всё это время мы были фактически беззащитными от повторного нападения. Но уже подбежал городовой, а чуть позже примчалась карета скорой помощи и целое отделение местных жандармов.
Меня осмотрел врач, опросили жандармы, после чего оттёрли в сторону, оставив в гордом одиночестве охранять машину. Через несколько минут я остался вдвоём с городовым, что находился рядом до приезда грузовика-эвакуатора.
Карета скорой помощи увезла и графа, и водителя, и даже охранника вместе с ними. Эфиромобиль потихоньку парил, я с револьвером наголо бродил возле него, время от времени переговариваясь с городовым, и ждал, когда это всё закончится, наконец, для меня.
Закончилось всё поздно ночью, и уже под утро я с помощью полиции вернулся в особняк, сразу попав в руки графини. К этому времени она успела съездить в больницу к графу и получить там от больничных докторов заверения, что его жизни ничего не угрожает, после чего вернулась обратно.
Женевьева тоже ждала отца, но, как я понял, мать уговорила её пойти спать, и она сдалась, так и не дождавшись ни меня, ни отца. Войдя в гостиную, где меня встретила графиня, я устало посмотрел в её покрасневшие от слёз глаза, ожидая вопросов.
— Как вы себя чувствуете, барон?
— Плохо, впрочем, я наговариваю на себя. Можно даже сказать, что хорошо, учитывая, что нас всех чуть не убили. Вы уже в курсе всего произошедшего, Ваша светлость?
— Да, но я ничего не поняла, может, вы мне объясните, что произошло?
— Я и сам мало что понял, а приехавшие жандармы ничего не объяснили, если и разобрались больше меня. Да и не до того им пока, скажут позже, вряд ли это останется тайной. Когда я смог выбраться из автомобиля, то вместе с охранником выволок из него раненого графа и водителя, их сразу увезли на карете скорой помощи. Карету вызвал охранник, пока я оставался возле раненых, ну и… дальше, я думаю, вы всё знаете.
— Вас ранило?
— Нет, так, стеклом посекло.
— Расскажите мне всё в подробностях, я так поняла, что если бы не вы, то графа ничего не спасло?
— Я не знаю, Ваша светлость, скорее всего.
— Называйте меня просто Натальей Максимовной.
— Напали на нас, наверное, опять анархисты, не думаю, что бандиты, больно всё ловко устроили. Бандиты в этом смысле несколько, гм, туповаты, да и зачем им нападать на машину генерал-губернатора? Нет, здесь явно замешены те, с кем я воюю уже в который раз, — устало опёрся я о стол.
— Ой, садитесь же быстрее, я сейчас распоряжусь, чтобы вас напоили чаем.
— Да, было бы совсем неплохо.
