— А что с бароном Дегтярёвым?
— Спит, — кратко ответила мать с некоторым усталым интересом поглядывая на дочь.
— Почему спит, ведь давно уже утро? Когда он вернулся?
— Устал, вот и спит, повезло нам с ним, вернее, тебе, не иначе, сглазил тебя кто тогда в поезде.
— Что ты, мама, такое говоришь? Ему плохо, он ранен, он же ехал вместе с отцом? Его взяли в больницу, а потом привезли или он сам пришёл?
Мать с уже более живым интересом наблюдала за дочерью, выслушивая вопросы, сыпавшиеся из неё, как из рога изобилия. Графиня ещё немного подождала, когда девичий фонтан полностью иссякнет и чётко и внятно переспросила дочь.
— Женя, ты все вопросы задала или ещё остались?
— Все! — не задумываясь выпалила дочь, терзаемая самыми мрачными предчувствиями.
Графиня только покачала головой, одновременно и удивляясь, и огорчаясь. Огорчение вызвало то, что дочь задала только один вопрос про отца, а все остальные посвятила фактически незнакомому ей парню. А удивление… а удивление пришло с пониманием того, что дочь оказалась действительно влюблена, что видно, наверное, даже постороннему человеку. Графиня вздохнула, не зря она сегодня ночью «пытала» барона, совсем не зря, как чувствовала, и ещё раз усмехнувшись своим мыслям, ответила дочери.
— Тогда отвечаю тебе на заданные тобою вопросы. Ему плохо, он устал, немного ранен, но скорее морально, чем физически, опять досталось лицу, повторю, он устал очень сильно и только потому ещё спит, я посылала дворецкого к нему, он проверял: живой барон или нет, всё хорошо. Через час приедет частный доктор и осмотрит его лично, сообщит мне своё заключение, расскажет, как и чем лечить, все расходы я беру на себя. Он вернулся ночью вместе с городовым, а до этого ехал в одном автомобиле с отцом, это и спасло всех четверых, находящихся в автомобиле. Всё остальное узнаешь от него сама. Я разрешаю тебе с ним встречаться официально, как проснётся, можешь сопровождать его везде, только прошу тебя, без девичьих глупостей, не торопи события, дочь, ты поняла меня⁈
— Мама, мама, я ничего не поняла и не смогла запомнить, кроме первого и последнего твоего слова.
— Хорошо, я повторю, — и графиня повторила то, что сказала раньше почти дословно.
Выслушав, Женевьева робко улыбнулась и залилась слезами то ли от счастья, то ли от облегчения своих тревог. Вчера она еле смогла заснуть и не знала, чего ждать от грядущего дня. А тут сразу столько новостей, хоть и не особо радостных, но зато основополагающих — ведь все живы, и это главное!
Мать встала и, прижав к себе дочь, дала волю эмоциям, так они стояли, обнявшись, тихо всхлипывая и утирая батистовыми платочками льющиеся по щекам слёзы. Однако минута слабости на то и минута, чтобы быстро закончиться, и вот уже они разомкнули объятия и вернулись в реальность.
— Я поняла, маман, ты поедешь к папе?
— Да, мне позвонят, как только настанет возможность его посетить. А сейчас дождёмся доктора, он вот-вот приедет, и уже займёмся твоим женихом.
— Женихом⁈
Если бы графиня могла покраснеть, она это сделала, но она не могла себе это позволить, нет, она не специально подбросила огня надежды в пламя любви своей дочери, просто оговорилась, напуганная слишком многими и частыми событиями. Бывают оговорки и у графинь, но крайне редко, и сейчас так получилось.
— Я сказала — жених?
— Да, мама.
— Ну, после того, что он совершил для нашей семьи, у него есть на это шанс, если он тебе, конечно, интересен…
— Интересен, но не сильно, — схитрила Женевьева.
— Нет уж, дорогая, ты передо мною не юли, либо ты отвечаешь на мои вопросы прямо и честно, либо тогда больше не спрашивай меня о бароне и не пытайся узнать что-нибудь другими способами, и знай… — графиня поневоле сделал эффектную паузу.
— … что учиться ты в академию тогда не поедешь, одну я тебя не отпущу больше, и сама туда не поеду.
— Мама, с чего ты вдруг решила меня допрашивать и ставить ультиматум, я ведь ещё совсем молода и сама не знаю, что хочу. Но, маман, я почти не общалась с Фёдором или очень редко и недолго, я его плохо знаю, может, он мне и разонравится.
— Разонравится? Ну, это вряд ли сейчас произойдёт, вероятно, немного позже, но не сейчас. А почему я спрашиваю? Ладно, можно, конечно, тянуть время, проверяя ваши обоюдные чувства и так далее, но последние события, а также отношение императора к этому юноше давно всё поставили на свои места, даже без учёта твоей воли. Я не стану тебе говорить всех подробностей, они весьма неодназначны, но видимо сама судьба благоволит этому юноше и хочет связать его руку с твоей.
Глаза Женевьевы вспыхнули явным любопытством, у неё в голове зароились тысячи вопросов, которые так и просились на острый розовый язычок, но с маман шутки плохи, и она скажет только то, что сама посчитает нужным, и то, невольно проговорившись, что случилось только что.
— Но всё же, мама, что случилось, что ты разоткровенничалась со мною?
— Случилось многое, как ты знаешь, вчера поздно ночью, когда ты уже спала, я сидела одна и думала, что делать дальше и как жить. О бароне я не вспоминала, я даже забыла о нём, поглощённая своими переживаниями, но вот он явился. Как только мне доложили, что он ждёт у ворот вместе с городовым, я сразу приказала привести его сюда и стала расспрашивать. Он вошёл, весь грязный, в испачканном кровью и сажей форменном кителе студента академии, пропахший какой-то вонью и… — графиня невольно замолкла, погрузившись в воспоминания.
— И что, мама, что с ним, что он тебе сказал?
— Когда я его рассмотрела получше, то он мне показался совсем другим человеком. На его лице я увидела кровь, как оказалось, от порезов, а глаза на совсем ещё юном лице смотрели не на меня, а куда-то в себя или в воспоминания. Я не увидела в нём ни какой-то растерянности, ни страха, и я стала задавать ему вопросы, почему он спас тебя, а потом твоего отца. Ты знаешь, что именно его щит защитил всех при нападении? Он рассказал, как на них напали, как их расстреляли из револьверов, и что нападавших оказалось не меньше четырёх человек, а перед этим в автомобиль врезалась повозка извозчика, и… В общем, шансов спастись у них не оставалось.
— Мама! — Женевьева вновь залилась слезами, — мама!
— Да, я опять за старое, так вот, — вытирая слёзы, продолжила графиня, — на мой вопрос барон ответил, что любит тебя и просит у нас твою руку.
— И что ты ему ответила, мама? — очень тихо, практически шёпотом проговорила Женевьева.
— Что ответила? Ответила, чтобы он сначала узнал у тебя, захочешь ли ты за него замуж, а во-вторых, это станет решать отец, когда выздоровеет, но без первого ответа не окажется и второго, дочь. Я рассказала тебе всё, может и зря, может, нет, это уже тебе решать, в эти дни я буду занята отцом, а ты уже займись юношей, если он тебе и правда дорог. Ты меня поняла, дочь?
— Да, мама.
— Хорошо, теперь ответь мне на мой вопрос, раз уж я ответила на твой. Ты его любишь?
— Не знаю, мама, — помедлив и мучительно покраснев до корней волос, ответила Женевьева.
— А замуж за него выйдешь, если отец даст на то согласие, а барон попросит лично твоей руки?
— Да! — на это раз даже не задумываясь, ответила Женевьева.
Несколько секунд графиня удивлённо смотрела на дочь. А потом громко расхохоталась.
— Куда катится этот мир! Значит, ты не знаешь, любишь или нет, но без всяких сомнений согласна выйти за него замуж?
— Ну, нет, не так, просто я не уверена, люблю ли я по-настоящему его, а замуж, почему бы и нет, мне с ним даже спокойнее сейчас будет.
Графиня вздохнула.
— Дочь, я уже тебе сказала, что хотела, дальше всё зависит от тебя и от судьбы, от которой не уйдёшь.
На этом слове в комнату, где происходил разговор графини с дочерью, вошла горничная и произнесла.
— Ваша светлость, прибыл доктор.
— Хорошо, барон Дегтярёв проснулся?
— Да, он умывается.
— Предупредите его, после чего отведите доктора сразу к нему, а затем ко мне.
