— Слушаюсь, Ваша светлость, — и горничная быстро вышла.
Глава 12
Разговор с Женевьевой
Проснувшись и едва успев умыться, я почти сразу попал на приём к доктору, вызванному графиней.
— Так, молодой человек, на что жалуемся?
— На нападение, доктор.
— Ага, на нападение кого?
— Террористов. Я случайно оказался в машине губернатора и вот результат.
— Ага, повезло вам, я должен сказать, очень сильно повезло, только несколько царапин и всё. Вижу, вы уже побывали в подобных ситуациях?
— Нет, доктор, это последствия железнодорожной катастрофы, — не задумываясь, стал я врать.
— Ясно, да, следы, что называется, на лице, но зажило хорошо. Что же, тогда мне делать больше нечего. Все рекомендации и лекарства я оставлю графине. Здоровья вам! — и, захлопнув свой саквояж, доктор удалился, на что я лишь пожал плечами. Нужны мне его рекомендации…
Немного подождав, я получил приглашение на завтрак. Взглянув на часы, я понял, что время завтрака уже ушло, причём давно, и меня приглашали скорее к обеду, хотя, какая разница, как называется приём пищи, главное, что он будет. А на обеде меня ждал приятный сюрприз — Женевьева.
— Барон!
— Ваша светлость! — я учтиво поклонился, на что Женевьева протянула мне руку для поцелуя, от удивления я даже замешкался. Но быстро сообразил и, подойдя, взял её руку в свою и поцеловал, после чего немного задержал её нежную ладошку, не желая отпускать.
— Отпустите мою руку, Фёдор, после обеда у вас будет возможность ещё её подержать, ведь мы с вами пойдём гулять по имению до самого вечера. Вам уезжать никуда не надо, мне тоже, маман будет занята отцом, так что, я возьму над вами шефство и смогу уже более подробно показать всё, что вы уже смогли увидеть, и то, что ещё нет.
— С удовольствием составлю вам компанию
— Присаживайтесь, завтрак или, скорее, обед, уже подан, а я ограничусь десертом из яблок.
— Спасибо, тогда я, с вашего разрешения, приступлю?
— Да, я разрешаю, — важно сказала девушка, озорно блеснув при этом глазами и принялась за свой десерт, отщипывая по чуть-чуть маленькой серебряной ложечкой от яблочного суфле.
Я улыбнулся в ответ и занялся предложенными мне блюдами, я был голоден и ел быстро, а Женевьева отчего-то внимательно за мной наблюдала. Совсем некстати напомнили о себе полученные давеча порезы, что начали беспокоить меня во время приёма пищи из-за работы мышц лица. Я невольно поморщился.
— Вам не нравится еда? — по-своему поняла мою гримасу девушка.
— Нет, что вы! Всё просто превосходно по вкусу! Это меня беспокоят вчерашние порезы, ничего страшного, но вот начал есть, и они стали саднить.
Девушка мгновенно посерьёзнела.
— Вы ехали с папой?
— Да, — вздохнул я, поняв, что сейчас начнутся расспросы, от которых не уйти.
— Расскажите, как всё случилось. Ой, сначала доешьте, а после покажите, если вам это окажется нетрудно.
— Да, конечно же, хотя это не самые приятные воспоминания, и вам будет сложно их смотреть из-за участия в этом отца.
— Да, но я должна знать.
— Хорошо, тогда после чая.
Женевьева кивнула и занялась яблочной шарлоткой.
Я довольно скоро закончил обед и произнес.
— Я готов!
— Пойдёмте в другую комнату, там удобнее.
— Как скажете.
Перейдя в другую комнату, я в общих чертах рассказал, как всё происходило, иногда вызывая картину событий перед глазами Женевьевы, но кратко и расплывчато, чтобы не шокировать не привыкшую к крови и грязи девушку. Да мне и самому не хотелось ничего демонстрировать, но иногда показ лучше, чем рассказ. Женевьева только ойкала да закрывала лицо ладошкой от ужаса, переживая всё, что пережил я с её отцом. Она волновалась за него, и я понимал её, как никто.
Показывал я недолго, больше рассказывал, да и само событие произошло так быстро, что и говорить о нём долго не стоило. Закончив показ, я заметил, что Женевьева откровенно расстроилась, на её глазах появились слёзы, которые она принялась утирать неизвестно откуда появившимся платком. Мне хотелось обнять её, но так явно я не смел этого сделать.
— Вы сказали, что можете прогуляться со мною по территории особняка, хоть до самого вечера? — попытался я прервать девичьи слёзы.
— Да, я хотела этого, пойдёмте, у нас будет ещё время предаться печальным воспоминанием, особенно вам, Фёдор, ведь вы в очередной раз спасли кого-то из нашей семьи.
— Я готов спасать любого из вашей семьи, особенно Вас, Женевьева, — не удержался я от небольшого пафоса.
Девушка мгновенно перестала лить слёзы и состряпала непонятную гримаску, не отвечая ничего в ответ, затем взяла себя в руки, встала и сказала.
— Да, вы правы, идёмте.
Мы вышли из дома и стали медленно прогуливаться по особняку, некоторое время девушка молчала, затем вновь начала задавать вопросы.
— А вам было страшно, Фёдор?
— Наверное, я просто не успел испугаться, всё случилось очень быстро и весьма неожиданно для меня. Я, признаться, совсем не ожидал, что на нас нападут, и вот это произошло.
— Папа тоже не думал об этом, но иногда говорил, что нападение на него — это лишь вопрос времени и желания анархистов. Не он первый и не он окажется последний.
— Да, я согласен с ним, в результате подобного покушения погибла моя матушка. Я ненавижу их, всех этих липовых деятелей за свободу! — с внезапной ненавистью воскликнул я. — Они только и умеют, что врать и завлекать надуманными обещаниями. Не дадут они никакой свободы никому. Осуществляя террор, невозможно оставаться хорошими и радеть за правду, а убивая ни в чём не повинных людей, не станешь ангелом, разве что ангелом смерти.
— Ой, не надо так говорить, а то я начну сама вас бояться. Фёдор, не уподобляйтесь им, прошу вас!
— Меня не надо бояться, я добрый с друзьями и злой с врагами, иначе бы не стоял рядом с вами, а лежал закопан под землю.
— Не говорите так, пожалуйста.
— Хорошо, как прикажете, Ваша светлость!
— И не надо называть меня вашей светлостью, для вас я Женя.
— Благодарю вас за доверие, Женя, мне очень приятно находиться рядом и прогуливаться по вашему дому. Здесь очень красиво.
— А вы хотели бы жить в нём?
— Только если недолго, я бы хотел жить в своём доме, пусть не настолько большом и богатом, но своём, и чтобы в нём находился ещё один человек, ради которого я и построил этот дом.
— Вот как? — подняла вверх брови девушка.
— Да.
— Позволено ли мне узнать, кто это?
— Да, я хотел бы разделить жизнь с вами.
Девушка вспыхнула ярким румянцем, что прекрасно стало заметно на её белой коже.
— Что вы хотите этим сказать, барон?
— Простите, Женя, но я уже давно вам хотел признаться и не мог в силу различных обстоятельств. Я понимаю, для вас это может оказаться шоком или даже неприятным известием, но тянуть дальше я больше не могу, я уже имел разговор и с вашей матушкой, и с вашим отцом на эту тему. Не знаю, догадываетесь ли вы об этом, но я вас люблю. Люблю уже давно и сильно. Вы даже не представляете себе, насколько мне дороги, я…
— Довольно! Я не ожидала от вас столь больших откровенностей. Держите себя в рамках приличий! Вы переходите давно очерченные границы самых элементарных правил!
— Позвольте, Женя, но я всего лишь признался в любви к вам⁈
— Да, но… — Женевьева заколебалась, она и вправду не ожидала от Дегтярёва такой откровенности, и в то же время не могла не ослушаться мать, тем более здесь, на виду у всех, в собственном имении.
Любовь кружила голову и ей, и она сама бы хотела признаться в этом Фёдору, но боялась, что это её признание так взволнует его, что он совершит что-то безумное, например, открыто обнимет её или начнёт исступлённо целовать. О, как хотела она, чтобы он обнял её и поцеловал, она так явственно представила себе это, что вся задрожала. Однако Фёдор понял её превратно.
— Простите, если я вас обидел или напугал своим признанием, я тотчас же уйду, а завтра уеду с первым поездом.
