«Барону Фёдору Васильевичу Дегтярёву, кавалеру ордена Белого Орла»
Настоящим уведомляю, что вам присвоено внеочередное офицерское звание «подпоручик» за особые заслуги перед империей, а также вклад в дело борьбы с её врагами. В связи с данным фактом, а также из-за вашего непосредственного участия в деле покушения на генерал-губернатора Великого Новгорода и его спасении, просим незамедлительно вернуться в Павлоград для проведения следственных мероприятий и вручения вам офицерских погон. О вашей готовности приехать необходимо уведомить срочной телеграммой через местное жандармское управление. В случае невозможности вашего скорого приезда просим также уведомить об этом и указать причины, мешающие это сделать.
Начальник Первого отдела управления Отдельного жандармского корпуса полковник Живоглотов.'
Прочитав, я уставился прямо перед собой, обдумывая только что полученную информацию.
— У вас неприятности? — спросила графиня, увидев мой взгляд.
— Нет, скорее приятности, мне присвоили офицерское звание «подпоручик», хотя я сам того не ожидал, тем более, сразу офицерское звание, не прапорщика, а подпоручика. Но меня вызывают жандармы в Павлоград, в связи с покушением на вашего мужа и, собственно, на меня самого, требуют приехать, как можно быстрее, о чём уведомить их телеграммой.
На секунду повисла тягостная пауза, которую решила нарушить, неожиданно для всех, Женевьева.
— Но осталось всего два дня, они подождут!
— Дочь! — одёрнула Женевьеву графиня, но не смогла заставить её замолчать.
— Что, мама! Когда папу выпишут, тогда и можно ехать барону, я хочу в академии учиться, и папа должен успеть переговорить с бароном перед его отъездом.
— Перестань! — ледяным тоном прервала графиня дочь, — барон выберет правильное решение, и он, в отличие от тебя, Женевьева, за себя решает сам. Графиню явно разозлила выходка дочери, заодно она показала мне, что не следует пренебрегать её добротой.
— Он у нас в гостях, — парировала Женевьева, — и папа ещё не успел его поблагодарить лично, и я хочу ехать в академию учиться, а без Фёдора это невозможно, я боюсь одна ехать.
— А кто сказал, что ты поедешь?
— Здесь тоже может оказаться опасно, поэтому я хочу ехать учиться.
— Перестань, дорогая, говорить глупости, — ледяным тоном ответила графиня и обратила свой взгляд на меня.
— Извините, барон, за столь безобразную сцену, что устроила перед вами моя дочь, я вас поздравляю с первым офицерским званием, это очень большая честь! А также не меньшая честь — принимать вас у нас дома, но скажите, какое решение вы приняли?
— Спасибо, ваша светлость! Я сегодня отправлюсь к местным жандармам и через них оповещу управление, из которого мне пришло письмо, о том, что прибуду послезавтра.
— Я вас поняла, а что вы ответите на то, что не можете приехать незамедлительно?
— Мне нужно увидеться и с его разрешения переговорить с вашим мужем, его светлостью графом Васильевым, чтобы решить один очень важный для меня вопрос, в котором заключается всё моё будущее и настоящее, а также решить неотложные дела, чтобы вернуться и заняться учёбой. Об этом я и поведаю в телеграмме, разумеется, весьма кратко.
— Понятно, что же, если это вопрос вашего будущего, то, конечно, не стоит им пренебрегать. Однако не сочтите за невежливость, но почему моя дочь хочет ехать непосредственно с вами? Вы вчера весь день с ней гуляли, и вот уже она не хочет ехать одна, зная, что вопрос о её учёбе в академии не стоит, я даже подготовила соответствующее письмо в администрацию академии.
Женевьева протестующе взглянула на мать, тут же отчаянно посмотрев на меня, но возразить не посмела. У меня во рту внезапно пересохло, а рука сама потянулась к чашке, чтобы запить сухость и заодно дать мне время на обдуманный ответ. Я налил в чашку чай и быстро выпил под внимательным взором графини.
— Я пообещал вашей дочери её защищать, на что имею все возможности и желание. Юная графиня умеет и желает учиться, о чём мне рассказывала, когда мы гуляли вместе с ней в вашем парке и вокруг особняка. Я понимаю её и готов приложить все свои силы для её безопасности. Я смог спасти её один раз, спас вашего мужа и отца Женевьевы, и готов это делать, пока жив.
— Барон, ваши заслуги перед нашей семьёй неоспоримы и будут оценены по достоинству. Вы мне достаточно объяснили ваши мотивы, и в свете нашего состоявшегося разговора я понимаю, что вы имеете в виду. Вы вольны поступать, как считаете нужным, но отпускать Женевьеву с вами или нет, решит только граф Васильев, так что, я согласна с вашим решением.
— Благодарю Вас! С вашего разрешения я отправлюсь в управление, где согласую текст телеграммы и сообщу мотивы, надеюсь, что завтра у меня появится возможность переговорить с графом перед моим убытием.
— Как вам угодно! Через час я уеду в больницу и возможно к вечеру смогу забрать графа домой, либо сделаю это утром, и тогда вы сможете успеть с ним поговорить.
— Благодарю Вас ещё раз, ваша светлость! Мне пора отправить телеграмму.
— Да, барон, спасибо за понимание.
Глава 13
Вокруг да около
Ротмистр Радочкин за последний месяц спал практически урывками, как и его коллега с сыскного ведомства Кошко, поэтому, когда на стол легла телеграмма, адресованная ведомству от небезызвестного ему Дегтярёва, он долго вчитывался в текст, пока не осознал весь его смысл.
Вздохнув, он отстранил от себя серый бланк телеграммы и полез в сейф читать распоряжение непосредственного начальника полковника Живоглотова по Дегтярёву. Оно оказалось весьма кратким, однако это слишком небольшое утешение. Ротмистру хватало дел и без Дегтярёва, и вообще, даже выпав из его компетенции, этот неугомонный юноша умудрялся всё равно попасть в его поле зрения.
Однако почему телеграмма легла именно на его стол? Радочкин потёр глаза, ему страшно хотелось спать, недавно он познакомился с одной весьма прекрасной баронессой, которую практически спас от гибели во время недавних событий, и теперь её благодарность не знала границ, отчего он чувствовал постоянный недосып, из-за нескольких бессонных ночей в её объятиях.
Ротмистр подошёл обратно к столу, подхватил лежащий бланк телеграммы, перевернул его и увидел резолюцию Живоглотова, написанную карандашом, чей бледный грифель он не заметил с первого раза. Резолюция гласила: «Проверить и доложить». Он ещё раз перечитал текст телеграммы:
«Выезжаю 20 числа, не могу раньше по причине личных проблем. Барон Дегтярёв»
С чем тут разбираться, ротмистру было решительно непонятно, личные проблемы, ну и что? Зачем ему приезжать так быстро, собственно? Так ничего и не поняв, ротмистр спрятал телеграмму в сейф, решив, что отправит запрос немного позже и позвонит в местное отделение, но тоже не сейчас. Однако судьба распорядилась по-другому.
В его кабинете раздался звонок, чья требовательная трель посредством бронзового колокольчика настойчиво стучалась к нему со стены, где и висел один из самых новейших телефонных аппаратов.
— Аллё?
— Радочкин! — послышался из трубки голос полковника Живоглотова, — срочно ко мне.
— Есть! — откликнулся в ответ ротмистр и повесил трубку обратно.
Телефонную станцию в их здании установили совсем недавно, и он ещё не привык, что начальник мог вызывать его по телефону не через городскую телефонную станцию, а напрямую, набрав двузначный номер у себя на громоздком селекторе. Этот самый селектор — чудо инженерной мысли, занимал у начальника целый стол.
Чертыхнувшись, Радочкин быстро сложил все документы в сейф, повернул замок и ушёл к начальнику, тщательно заперев за собою дверь в кабинет. Начальник действительно его ждал, и не успел он войти, как сразу же попал под «раздачу».
— Почему так долго?
— Прошу прощение, ваше высокоблагородие, но я отсутствовал ровно столько времени, сколько необходимо для закрытия сейфа и двери, и пути к вам в кабинет.
