— М-да… Не хочу спорить с тобой, дочь, как бы я не относилась к барону, но здесь мне возразить нечего, однако ты заигралась в либерализм, пора бы уже перейти к репрессивным методам контроля женского непостоянства, особенно в свете того, что ты не собираешься его обуздывать в моём присутствии. Пожалуй, в случае твоего выхода за него замуж, что возможно пока только теоретически, но не практически, я дам барону пару бесплатных советов, как обуздать твоё непостоянство, а то он не справится с тобой, чего бы мне, как твоей матери, естественно, не хотелось.
— Он не станет тебя слушать.
— Это с чего бы?
— Потому что он любит меня, а раз любит, то станет слушать только меня.
— Смелое заявление, однако ты слишком самоуверенна, дорогая, к тому же делить шкуру неубитого ещё медведя как-то глупо, ты не находишь, дочь?
Женевьева на этот раз промолчала.
— Молчишь⁈ А с чего это ты такая храбрая стала? Барон даже ещё не говорил о возможности на тебе жениться и пока только лишь мечтает об этом.
— Это неправда! Он говорил мне, что уже разговаривал с тобой точно, маман, и просил мою руку и сердце.
— Говорил, но не так, как ты заявляешь о том, дочь, всё с его стороны прошло гораздо скромнее. Да, он выполнил некоторые из условий, что я ему поставила, да, именно ему, а не тебе, о тех условиях я помню, как помню, что ты давно уже неравнодушна к нему, но я списывала всё на возраст и романтику, надеясь, что со временем твоя влюбчивость пройдёт. Теперь же вижу, что зря, и я ошибалась, дело уже зашло сильно далеко, раз ты так агрессивно настроена, и к кому? По отношению к собственной матери, что желает тебе только хорошего и настоящего счастья.
— Не сомневаюсь в этом, маман, как не сомневаюсь в том, что Фёдор скромен.
— Ясненько, так ты мне сейчас хочешь сказать, что если он тебя спросит при нас, готова ли ты за него выйти замуж, то ты ответишь согласием?
— Да! — твёрдо сказала Женевьева, замирая сердцем от собственной решительности.
— Ммм, смотри тогда, дочь, не передумай…
— Я не передумаю.
— Не надо зарекаться, мало ли что опять скажет твоё непостоянство. У барона всего один день остался, может и не успеет он переговорить с отцом, да и с тобой тоже, ведь его срочно вызывают в Павлоград, уедет, так и не спросив, пройдёт время, забудет о тебе или ты забудешь, или передумаешь.
— Я не передумаю уже, маман, и он не передумает, я это чувствую.
— Чувства идут от сердца, дорогая, а жизнь вносит свои коррективы, ведь иногда включается и голова, и как бы потом не пожалеть тебе о своей любви.
— Если я и пожалею, то это мои чувства, я в ответе за них, и не стану тебе или отцу жаловаться. Как будет, это мой выбор, и я так решила сама.
— Ну, смотри, чтобы не получилось всё равно наоборот.
Женевьева поджала губы и не стала ничего отвечать, посчитав разговор законченным. Несколько минут графиня пристально рассматривала свою дочь, ожидая продолжения их разговора, но так и не дождалась. Вздохнув, она сказала.
— Что же, Женя, тогда ждём, когда появится барон и выпишут из больницы твоего отца, а дальше посмотрим, насколько ты сейчас оказалась правдива.
— Да, маман.
* * *
Добравшись до местных жандармов, я практически сразу без всяких проволочек был допущен в кабинет. Это оказался кабинет начальника местного отдела корпуса жандармов. Высокий, но сильно располневший блондин с пшеничными, чуть пожелтевшими от табака усами стал внимательно рассматривать меня, как будто не верил собственным глазам.
— Рад знакомству, барон! — протянул он руку.
— Я тоже, ваше высокоблагородие.
— Я вас пригласил, чтобы ещё раз опросить о происшествии, свидетелем чего вы поневоле оказались. Надеюсь, вы восполните своим рассказом некоторые досадные пробелы в этой истории. Опишите мне ваши впечатления о нападении на генерал-губернатора.
— Всенепременно, раз это необходимо, — не стал я напоминать полковнику, что рассказываю об этом уже не в первый раз.
Полковник внимательно меня слушал, а вошедший по его приказу писарь тщательно и очень быстро записывал мои показания, которые иногда приходилось повторять по два раза. Примерно через полчаса меня прекратили допрашивать, и писарь, собрав письменные принадлежности, ушёл.
Полковник некоторое время читал мои показания, затем отложил их и сказал.
— Очень хорошо, что вы оказались в одной машине с генерал-губернатором, иначе всё закончилось бы для всех весьма плачевно.
— Да, я знаю, это не первый мой опыт спасения людей, да и самого себя.
— Вы же участвовали в штурме Кроншлота?
— Да, я как раз демонстрировал картину штурма с помощью своего дара, для собранных по этому случаю чиновников.
— Да, я в курсе события, но всё равно, губернатор мог вас и не взять с собою, а отправить сразу же на другой служебной машине, а вы поехали вместе. Что это, случай или его осознанное решение?
Я помолчал, глядя в бесцветные глаза полковника, который так мне и не представился. Хотелось спросить: «А вы с какой целью спрашиваете?», но я промолчал, мысленно подбирая наиболее благоприятный для меня ответ.
— Думаю, что скорее осознанное, губернатор хотел со мною поговорить по пути, и я нахожусь в гостях у него по приглашению графини, которой я смог оказать небольшую услугу.
— Понятно, вы, получается, стали ангелом-хранителем для графа?
— Не знаю, я не искал себе этой роли и не хотел бы постоянно находиться под прицелом различного пошиба людей, что нападают на представителей власти и на обычных людей, всех этих бандитов, анархистов, просто отбросов общества. Однако у меня пока не получается.
— Да, приключения вас не оставляют, судя по справке из вашего личного дела.
— А у вас есть на меня личное дело?
— Да, скорее досье, как участника многих событий, оно заводится практически на всех, кто попадает в поле зрения отдельного корпуса жандармов, думаю, что это для вас не новость.
— Да, я догадывался.
— Ну так вот, мы со своей стороны также дополним его сегодня, и оно станет ещё более интересным.
— Куда уж более.
Полковник усмехнулся.
— Барон, я думаю, что ваши приключения только начинаются, с вашей-то способностью их собирать!
— Время покажет, господин полковник, — предельно вежливо ответил я, хотя и сильно разозлился на его слова.
— Вы получили телеграмму с просьбой выехать в Павлоград, как можно скорее?
— Да.
— Когда сможете выехать?
— Послезавтра.
— Вам необходимо выехать завтра.
— Завтра я не смогу, мне в академию необходимо прибыть только через три дня, я выезжаю через два, и не раньше. Я не состою на государственной службе и волен делать то, что считаю нужным. Пока я только студент, и у меня здесь есть личные проблемы, которые я не смогу решить за сегодня-завтра.
— Что же, тогда не смею настаивать, вы свободны, хоть и проходите по льготному статусу студента.
— Да, но я сделал для государства очень много, чтобы не слушать в ответ подобные упрёки.
— Я вас более не задерживаю, барон.
— Всего хорошего и вам, ваше высокоблагородие, — и, приложив руку к козырьку своей форменной студенческой фуражки, я вышел из его кабинета.
Глава 14
Обмен подарками
Выйдя из здания отдельного корпуса жандармов, я задумался, куда мне идти: то ли возвращаться обратно в имение графа, то ли поехать к нему в больницу, чтобы проведать, или помочь графине его забрать, хотя вряд ли она нуждается в подобной помощи. Колебался я недолго и отправился обратно в имение, зайдя по пути в небольшой магазин, чтобы купить подарок Женевьеве.
Мне захотелось ей что-то подарить, сначала я собирался купить ей маленький букет, потом передумал: уж цветов у неё дома целые газоны и оранжерея, здесь её ничем не удивишь, да и размахом поразить очень трудно, так что, неактуален этот подарок.
Нужно купить что-то совсем простое и в то же время очень оригинальное, жаль, что мой дар не подразумевал создание материальных предметов. Картины исчезают, щит — сугубо оборонительное мероприятие, а больше ничего другого мой дар сотворить не может.
