— Ладно, присаживайтесь, ротмистр, телеграмму прочитали?
— Барона Дегтярёва? — сразу уловил суть вопроса Радочкин.
— А то, кого же, его, родимого…
— Так точно.
— Что думаете?
— Ничего, личные проблемы решает.
— Угу, а знаете, где он находится?
— Да, в Великом Новгороде.
— Это понятно, а где живёт?
— Этого не знаю, скорее всего, в гостинице.
— Ошибаешься, живёт он в имении генерал-губернатора, по личному приглашению графини.
— Да, не знал, ваше высокоблагородие, удивлён.
— Не ты один, наш пострел везде поспел, но пригласили его не просто так, и не за красивые глаза, он вроде бы как спас юную графиню, со всеми вытекающими из этого. На месте графа я бы тоже пригласил, но и это ещё не всё, ты же слышал о неудавшемся покушении на генерал-губернатора?
— Да, слышал, но в детали не вникал, своих дел очень много.
— Надо вникать, в ходе разбирательства установлено, что нападающих было, как минимум, четверо, плюс таранный удар повозкой извозчика, а пострадавших всего двое из четверых, и все живы, понимаешь, к чему я?
Радочкин задумался, никак не соображая, что имеет в виду начальник, пока его не осенило.
— В машине находился Дегтярёв?
— Именно, он всех и спас, начиная с себя, а теперь у него, видите ли, проблемы на личном фронте.
— Плане, — машинально поправил начальника ротмистр.
— Что?
— Нет, ничего, простите, оговорился, но зачем его срочно вызывать сюда? Пусть решает свои личные проблемы, он всё равно долго там гостить не станет.
— Потому что его хочет видеть император, но неофициально, поэтому и срочно, а нам нужно успеть его ещё допросить по этому случаю. Общий доклад есть, его краткие показания тоже, но этого недостаточно, нам ещё императору в докладной записке нужно указать все подробности, а сам фигурант в Великом Новгороде.
— Ясно, а когда император хочет его видеть?
— Через три дня.
— Да, мало времени.
— Узнавай всё за сегодня, и переговори с этим Дегтярёвым, хотя бы по телефону, чтобы он приехал уже завтра. Заставить мы его не можем, сказать напрямую тоже не можем — это распоряжение начальника корпуса жандармов, так что, давай, работай.
— Слушаюсь! Но Дегтярёв не приедет, боюсь, что личные проблемы — это юная графиня, которую он возможно любит, а где любовь, там сила бессильна, тем более против такого неординарного субъекта. Я анализировал его потенциал в качестве защиты после штурма Кроншлота, он огромен. В империи нет больше никого с таким даром защиты, и он постоянно растёт.
— Есть отчёт?
— Да, у меня в сейфе по всем группам копия.
— По всем группам говоришь? Так и у меня есть, но более подробная, так, давай, я прямо сейчас найду и посмотрю, присядь пока, отдохни, подумай.
Ротмистр уселся на стул, сложив руки, и с любопытством стал смотреть, как полковник достал папку с бумагами и принялся усиленно её листать, выискивая нужный документ, пока не нашёл его.
— Ага, вот он, ну, смотрим. Так, а вот и Дегтярёв, угу, да, интересно, а если сравнить с другими, м-да, интересная картина получается, выше в два раза самого сильного после него по силе, продолжительности и потенциалу. Очень интересно, такого и в охрану императора не грех рекомендовать.
— Да, ваше высокоблагородие.
— Понятно, ладно, узнавай пока, но я уже предугадываю ответ Авраамова, поэтому пойду сейчас к начальнику нашего корпуса и доложу, заодно и намекну на суть личных обстоятельств барона Дегтярёва, а он уж придумает, что сказать императору.
Радочкин промолчал, потому как так проще, и проблема решилась сама собою, к тому же.
— Но смотри, задание я с тебя не снимаю, звони и всё узнавай, требуй, чтобы приехал быстрее, в силу необходимости работать по материалам покушения на губернатора, ну и так далее. Сам всё понимаешь.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
— Иди тогда, занимайся.
Радочкин щёлкнул каблуками и вышел из кабинета полковника, плотно прикрыв за собой дверь, и только в коридоре выдохнул. Да, повезло ему, что всё решилось по простой схеме: и по Дегтярёву информация прошла, и то, что тот неровно дышит к графине, ротмистр тоже знал, хоть и не принимал во внимание раньше. Сейчас же всё сходилось одно к одному, и что там будет дальше, то не его заботы, придумают что-нибудь, как императору сказать, а к тому времени и барон обратно заявится, может и не один, а со своей графинюшкой юной.
«Вот же, Дегтярёв! — хмыкнул про себя ротмистр, — везде ведь успевает: и в любви, и в войне». Да уж…
Однако надо и узнать о нём, так как Живоглотов дело на контроль свой возьмёт.
До барона дозвониться у Радочкина не получилось, а вот до местных жандармов легко. Задав несколько вопросов, ротмистр прояснил для себя общую картину, что подтверждалась его собственными представлениями, и понял, что на этот раз повлиять на барона он не сумеет, так как оказался прав. Осталось дождаться, когда барон вернётся в имение графа и уже тогда переговорить с ним.
Дозвониться удалось лишь только перед самым обедом. Разговор состоялся краткий и однозначный, Дегтярёв, выслушав вопросы, наотрез отказался возвращаться сегодня, пообещав, что приедет не позже, чем послезавтра. Большего добиться от него не удалось, да и то хлеб. Долг свой барон выполнил полностью, на военной службе не состоит, в качестве тайного агента тоже, в жандармы идти не желает, рычагов влияния нет, окромя одного, и тот появился только у графа.
Повесив трубку на стену, ротмистр доложил лично полковнику об итогах своей работы с Дегтярёвым, чему тот тоже не удивился и сразу же отпустил ротмистра обратно, заявив, чтобы занимался текущими делами, раз с Дегтярёвым не сладил, на том, собственно, всё и завершилось на какое-то время.
* * *
— Женевьева! Тебе не стыдно за твоё поведение за столом, обратилась графиня к своей дочери, — ты вообще думала, когда говорила?
— Нет, — нагло ответила дочь, — абсолютно не думала, потому что за меня думаешь всегда ты!
— Это бунт?
— Нет, это крик души!
— Я лишу тебя прогулок с бароном после того, как он приедет, он дурно на тебя влияет и торопит события, хотя я его об этом уже предупреждала.
— Твоё право, маман, и что ты ему скажешь по этому поводу?
— Не волнуйся, дочь, я найду, что ему сказать.
— Ага, а папе?
Графиня по инерции хотела ответить, что и ему найдётся, что ответить, но вовремя осеклась.
— А папе я скажу, что ты несносная девчонка, что строишь глазки бедному дворянину, отчего тот готов на самые безумные поступки.
— Это какие безумные поступки: когда он меня защищал или когда спасал папу?
— Ты не передёргивай, бессовестная, я не это имела в виду.
— Я совестливая, а с бароном я хочу встречаться и люблю его!
— Вот как⁈ А что же ты раньше молчала?
— Я боялась.
— Ничего ты не боялась, ты просто морочила голову и мне, и себе, и Дегтярёву. Мне показывала детскую влюблённость, себе непонятно что, а барону делала намёки о взаимности, не отдавая себе при этом никакого отчёта, чем всё это закончится. Да и ему ты ничего не обещала и даже не говорила о взаимности, а сейчас, раз, и по мановению волшебной палочки призналась в любви к нему, но не ему, а собственной матери. Это вообще как называется?
— Женским непостоянством! — дерзко заявила Женевьева и сразу же испугалась, не перегнула ли она палку в разговоре с матерью, как оказалось, не перегнула.
— Вот оно что… — протянула графиня, искоса смотря на свою внезапно ставшую «взрослой» дочь.
— Так вот ты какое, женское непостоянство⁈ — окинула внимательным взором дочь графиня, — ну, что же, я должна порадоваться за барона, у него отличный вкус, и он выбрал себе совершенное женское непостоянство, к тому же, ещё и с хорошим статусом и деньгами. Однако я ему не завидую, учитывая столь сильное непостоянство.
— Да, маман, у него хороший вкус, да и сам он хорош, поднялся буквально из мещан, стал дворянином, красив, умён, храбрец, каких поискать, и при всём этом честен и скромен. Других подобных ему я не знаю. А непостоянство своё я буду сдерживать при нём.
