Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ) - Алмазный Петр

Майор вздохнул:

— У нас работа в основном бумажная, сами понимаете…

Участковый сидел за столом рядом с дежурными, под ярким плакатом, на котором румяный пионер в клетчатой рубашке показывал раскинутыми руками на надпись: «С буквой „О“ — сила, с буквой „И“ — могила». Над всем этим белым шрифтом слово «Спирт», в котором гласная перечеркнута красным крестиком и исправлена на «О».

— Обнаружен спящим на лавочке во дворе дома… находился в состоянии сильного опьянения… — бубнил милиционер себе под нос, проговаривая написанное.

— В виде… — зачеркнул, — в состоянии, оскорбляющем общественную нравственность и человеческое достоинство… окружающих… — подумал, зачеркнул, — прохожих… — снова зачеркнул.

Поднял голову и, увидев начальника медицинского учреждения, спросил:

— Как вас правильно сейчас называют?

— Меня правильно называют майором Сметаниным. А учреждение называется «Спецмедвытрезвитель». Еще вопросы есть? — начальник вытрезвителя был сердит и саркастичен, но участковый оказался простым и незлобливым парнем.

— Есть, — тут же обрадовался он. — На работу этому иностранцу куда сигнализировать?

— В Америку, ёлки палки! Так и пиши: город Нью-Йорк. Самошкин, ты меня когда-нибудь до греха доведешь! — воскликнул майор Сметанин.

— Да что я, надо же еще пятнадцать рублей с него взять за обслуживание, — не унимался лейтенант Самошкин.

— С этим начальник вытрезвителя сам справится, — я едва не рассмеялся, но тут же подумал, что наблюдать за шизоватым академиком Сахаровым было бы не так забавно. — Давай заканчивай и быстро покажешь мне, где обнаружили это синее иностранное тело.

Он застрочил быстрее авторучкой, а я повернулся к операм с Лубянки.

— Ты при Мастерсе. Глаз с него не спускать. А ты со мной. Закончил свою писанину? — обратился к участковому.

— Да. — Ответил тот, поднимаясь. — Нам на улицу Таганскую, в пятнадцатый дом.

— Поехали, — и я быстро покинул здание.

— Да тут пешком два шага буквально, — тараторил за спиной участковый. — Чего ехать-то?

Я только закатил глаза, отвечать не стал, вовремя вспомнив, что риторические вопросы лучше игнорировать.

Дворничиха ждала нас у подъезда. Я окинул ее взглядом. Одета, как говорят, бедно, но чисто. Наверняка лимита, дети точно есть, подростки, скорее всего. Квартира от ЖЭКа давалась дворникам сразу, вместе с пропиской, и этим пользовались многие, чтобы закрепиться в Москве.

— Я все делаю по инструкции. Я на лимите, еще не хватало вылететь с работы. А у меня мальчишки здесь в школу пошли. И я докладываю, вот Сергей Борисович соврать не даст, обо всем, что вижу, как есть. Мне зачем врать, чтобы назад в Рязанскую область вернуться? — начала она.

— Стоп. Отвечайте четко и по делу. — я прервал монолог, направляя беседу в нужное русло. — Из какой квартиры его вывели в таком состоянии?

— Я не видела, но предполагаю, что из двенадцатой. Там часто гости бывают. Особенно, как эта из тюрьмы вышла. Её Люсей зовут, — «доложила» дворничиха.

— Я профилактирую постоянно, — тут же включился участковый. — Полежаева Людмила Захаровна, освободилась месяц назад. По сто сорок седьмой статье отсидела год, вышла по УДО.

— Часто к ней такие вот гости захаживают? — спросил дворничиху.

— Я то только утром вижу. Выходят мужчины, все больше солидные. Но иногда вот прям бандиты, вот прям с таким страшно ночью встретиться, а эта ничего не боится. Но такие редко. В основном приличные мужчины, — женщина нервничала, поэтому говорила много и бессвязно.

— Ну что, пошли, участковый. Давай вперед, — я подождал, пока лейтенант зайдет в подъезд и вошел следом. Опер с Лубянки, громко топая ногами, поднимался последним.

Дверь не открывали, пока лейтенант Самошкин не заколотил в нее кулаком и не закричал: «Откройте, милиция!». Послышались шаги, дальше за дверью женским голосом недовольно прокричали:

— Самошкин, ты забодал уже, три дня назад мозги клевал и снова? Что в такую рань приперся?

— Давай открывай, гражданка Полежаева, пока я дверь не вынес, — Самошкин довольно сильно толкнул дверь плечом.

— Да ладно тебе, сейчас открою, — проворчала хозяйка из-за двери.

В квартиру мы попали минуты через три. Люся — или гражданка Полежаева, как ее называл участковый, оказалась приятной женщиной ближе к тридцати. Если не знать о ее прошлом, никогда не подумаешь, что она отсидела. Не красивая, но эффектная, ухоженная, даже в халатике и тапочках она смотрелась элегантно. Минимум косметики, прическа продуманно-небрежная, было видно, что она еще не ложилась сегодня.

— Я не буду много говорить, но в ваших интересах быстро и четко рассказать о вашем госте, которого вы сегодня оставили трезветь на лавочке у подъезда, — показал ей развернутые корочки. — Где встретились, почему именно он, а также где его вещи — все до последней бумажки — предъявить немедленно. Если, конечно, не хотите вернуться туда, откуда всего месяц назад приехали, но по более серьезной статье.

Люся побледнела. «Вот ведь знала, что с иностранцами не надо связываться, нет же, уболтал, зараза. Из-за него и в первый раз на нары загремела и опять та же бодяга. Правильно мать говорит, бросать надо этого Эдика».

Она молча прошла в комнату, я следом за ней. Женщина достала из шифоньера обычную хозяйственную сумку и вытряхнула на кровать одежду Мастерса. Я сразу забрал диктофон, фотоаппарат, бумажник с документами. Проверил карманы и обнаружил компактный фотоаппарат для скрытой съемки.

— Рассказывай, все честно и подробно, пока без протокола — попросил Люсю.

— А что рассказывать? У меня любовник, Эдик, парикмахером работает, он навел. Сильно ему авторучка понравилась у этого карася. Золотой паркер. Иностранец этот стригся у Эдика. Ну он мне все мозги пропарил, мол, хочу такую авторучку. Ну я и подкатила к этому… Джону. Без интима, просто посидели в пивной, потом ему в голову моча стукнула по ночной Москве покататься, взял такси. Шампанское пили. Неплохой мужик, веселый. Вы не подумайте, гражданин начальник, без интима все было. Да он и не домогался особо. Ухаживал красиво, говорил красиво. Так меня называл интересно — тургеневской девушкой. А я у Тургенева только «Муму» читала… — она вздохнула, но как-то мечтательно, видимо, вспоминая прошлую ночь. — Я и не хотела у него ничего брать, думала, утром уйдет и забуду. Об Эдике забуду… Но пока в душе была, вышла — нет его. Выглянула из окна, а его уже менты в хмелеуборочную машину грузят. Вот и все.

— А как он вышел? В трусах? Что-то не сходится, гражданка Полежаева. Вы трезвы, как стекло в микроскопе, а он в зюзю. До сих пор врачи на Верхней Радищевской глюкозу капают. Я же сказал: как на духу выкладывай!

— Я и выложила. Он позвонил кому-то. Эдик испугался и предложил выпить на посошок. А я в душ пошла.

— Самошкин, иди сюда, — позвал участкового. — берешь с гражданки Полежаевой объяснения под протокол. И Люся, — я повернулся к хозяйке квартиры, — про Эдика пишешь все подробно. Когда он к вам присоединился, что делал, о чем говорил с иностранцем. Не вздумай его прикрывать.

— Теперь ты, — сказал оперативнику, — забери одежду и обувь, отвези в трезвяк. После найди мне этого парикмахера из-под земли. Жду тебя с ним у себя в Управлении.

Я вышел из квартиры, спустился вниз и только когда сел в свою «Волгу», нажал кнопку диктофона. И напрягся, услышав знакомый голос.

Глава 13

Тут же выключил диктофон. Не стоит при Николае заниматься делами. Ни то, чтобы я ему не доверял, но уровень допуска у всех разный. Хотя парень вел машину и не обращал ни на что внимания, полностью погруженный мыслями в предстоящую свадьбу. Я улыбнулся, что с него взять, дело такое — молодое…

Приехав на Лубянку, сразу прошел в кабинет. Все были в сборе. Карпов стоял возле Даниила, что-то тихо говорил ему. Газиз сидел за своим столом, а Соколов рассказывал анекдот Марселю:

— Короче, у парня появилась некоторая сумма денег. Он в раздумьях, свадьбу на эти деньги сыграть или машину купить, вспомнив про Николая, я невольно прислушался. — Короче, приходит к мудрецу. Тот ему говорит, вот, мол, если женишься, то это конец, а если купишь машину, то тут два варианта: либо будешь ездить, либо разобьешься. Если будешь ездить, то это конец, а если разобьешься — тут два варианта. Первый — станешь либо деревом, либо растением. Если растением — это конец, а если деревом, тут два варианта. Либо тебя пустят на туалетную бумагу, либо на картон. Если на картон, то это конец, а если на туалетную бумагу, то тут два варианта: либо ты попадешь в мужской туалет, либо в женский. Если в мужской — это конец, а если в женский, то нахрена тогда жениться? — и ростовчанин заржал первым.