Я – Товарищ Сталин 8 (СИ) - Цуцаев Андрей

Лоренцо появился в кабинете Витторио ближе к вечеру, когда жара начала спадать, уступая место тёплому ветру. Его мундир, как всегда, был безупречен, но расстёгнутая верхняя пуговица и слегка небрежная улыбка выдавали расслабленное настроение. В руках он держал небольшой свёрток, завёрнутый в тёмную ткань. Закрыв за собой дверь, Лоренцо подошёл к столу и, не говоря ни слова, положил перед Витторио маленький стеклянный пузырёк с мутноватой жидкостью.

— Что это? — спросил Витторио, приподняв бровь. Его голос был спокойным, но внутри зажёгся огонёк настороженности. Он уже привык к загадкам Лоренцо, но этот жест был слишком неожиданным.

Лоренцо сел напротив, скрестив руки на груди, и его улыбка стала чуть шире, но в глазах мелькнула тень расчёта.

— Противоядие, полковник, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Выпей его за полчаса до банкета. И не спрашивай лишнего.

Витторио взял пузырёк, повертел его в пальцах, разглядывая жидкость на свету. Стекло было холодным, а содержимое казалось безобидным, но слова Лоренцо звучали как предупреждение. Полковник привык доверять своей интуиции, и сейчас она подсказывала, что генерал знает больше, чем говорит.

— Противоядие? — переспросил он, не отводя взгляда от Лоренцо. — От чего, генерал? От местного плохого вина или от чего-то посерьёзнее?

Лоренцо рассмеялся.

— От плохих вин в Асмэре противоядия нет, — ответил он, наклоняясь чуть ближе. — Но скажем так: этот банкет может стать… непредсказуемым.

Витторио молчал, взвешивая каждое слово. Лоренцо не был человеком, который говорил загадками ради забавы. Его намёки всегда имели цель, и полковник чувствовал, что за этим пузырьком скрывается нечто большее, чем просто предосторожность. Он спрятал флакон в карман и кивнул.

— Хорошо, генерал. Я запомню. Но если это шутка, ром за ваш счёт.

Лоренцо усмехнулся, поднялся и направился к двери.

— Ром я и так оплачу, полковник. Но держите пузырёк при себе. И… — он обернулся, уже стоя в дверях, — не доверяйте никому на банкете. Даже мне.

Дверь закрылась, оставив Витторио в тишине кабинета. Он достал пузырёк, ещё раз посмотрел на него и убрал в ящик стола, заперев его. Мысли закружились: Лоренцо явно играл в свою игру, но какую? И как это связано с Грациани и предстоящим банкетом? Полковник решил быть начеку.

Офицерская столовая в Асмэре преобразилась к вечеру 3 июля. Обычно скромное помещение с деревянными столами и простыми стульями теперь было украшено с той пышностью, которую позволяли условия колонии. Стены задрапировали тканями тёмно-зелёного и бордового цветов, привезёнными из Италии, а на столах появились белые скатерти. Люстры, начищенные до блеска, отражали свет масляных ламп, создавая тёплую, но слегка неровную иллюминацию. На длинном центральном столе, за которым должны были сидеть Грациани и высшие офицеры, стояли серебряные подсвечники — редкость в Асмэре, добытая, вероятно, из личных запасов генерала. Столовые приборы были простыми, но чистыми, а посуда — смесь итальянского фарфора и местных глиняных тарелок, что придавало банкету эклектичный, почти колониальный шарм.

Меню было составлено с учётом ограничений колонии. Свежих продуктов в Эритрее было мало, но повара, набранные из местных и итальянских солдат, проявили изобретательность. На столах стояли блюда с жареной козлятиной, приправленной местными специями — тмином и кориандром, — которые придавали мясу резкий, но приятный аромат. Были поданы лепёшки из теффа, местной крупы, напоминавшие итальянский хлеб, но с более грубой текстурой. Тыквы и баклажаны запекли с оливковым маслом, доставленным из Италии в бочках. Салаты из помидоров и огурцов, выращенных при штабе, дополняли стол, хотя их вкус был далёк от тосканских или сицилийских. На десерт подали финики и инжир, купленные на местном рынке, и несколько банок консервированного компота из персиков, бережно хранимых для особых случаев. Вино, разумеется, было итальянским — кьянти и сардинский верментино, — но в ограниченном количестве, поэтому на столах стояли кувшины с местной пальмовой настойкой, крепкой и слегка кисловатой.

Грациани вошёл в столовую с обычной для него уверенностью. Его мундир, украшенный орденами, сверкал в свете ламп, а широкие плечи и решительный шаг делали его центром внимания. За ним следовали генерал-майор Альберто Маркетти, коренастый мужчина с густыми бровями и привычкой говорить громче, чем нужно, и бригадный генерал Франческо Паолуччи, худощавый и молчаливый, чья сдержанность контрастировала с шумным характером Маркетти. Оба были верными соратниками Грациани, хотя слухи в штабе намекали, что Маркетти мечтает о его месте, а Паолуччи просто ждёт, когда война закончится, чтобы вернуться в Рим.

Витторио, одетый в парадный китель тёмно-синего цвета, занял место в середине стола, рядом с Лоренцо, который, как всегда, выглядел так, будто собирался на приём в Палермо. Его мундир был украшен золотыми галунами, а на груди поблёскивал орден Святого Маврикия и Лазаря — знак его аристократического происхождения. Лоренцо поднял бокал с кьянти, слегка кивнув Витторио, и его глаза мельком скользнули по полковнику, словно напоминая о пузырьке.

Витторио, следуя инструкции, выпил содержимое флакона за полчаса до банкета, уединившись в своей комнате. Жидкость была горькой, с металлическим привкусом, и оставила лёгкое жжение в горле. Он не знал, что это было, но доверял своей интуиции, которая подсказывала, что Лоренцо не стал бы рисковать без причины. Теперь, сидя за столом, он внимательно наблюдал за окружающими, стараясь уловить малейшие признаки опасности.

Банкет начался с тоста Грациани. Генерал поднялся, держа бокал с вином, и его глубокий, властный голос заполнил помещение.

— Господа офицеры, — начал он, обводя взглядом зал. — Мы стоим на пороге великой победы. Через неделю Аддис-Абеба падёт к нашим ногам, и мы войдём в неё как триумфаторы. За Италию! За Дуче! За Короля! За нашу славу!

Зал разразился аплодисментами, и бокалы звякнули, отражая свет. Витторио присоединился к тосту, но его взгляд скользнул к Лоренцо, который пил вино медленно, словно смакуя не только вкус, но и момент. Полковник заметил, что генерал-майор Маркетти, сидевший напротив, пил жадно, почти опрокидывая бокал, в то время как Паолуччи лишь слегка пригубил свой.

Еда была подана быстро, и офицеры, уставшие от однообразной армейской пищи, набросились на блюда с энтузиазмом. Козлятина, хотя и слегка жёсткая, была встречена одобрительными возгласами, а лепёшки из теффа хвалили за новизну. Вино лилось рекой, и вскоре зал наполнился гулом разговоров, смеха и звона посуды. Грациани, сидя во главе стола, выглядел довольным, иногда вставляя громкие реплики о будущей победе. Маркетти, уже слегка захмелевший, рассказывал анекдот о своём пребывании в Ливии, вызывая смех у соседей. Паолуччи, как обычно, молчал, но его глаза внимательно следили за происходящим.

Витторио ел осторожно, прислушиваясь к своему телу. Он не чувствовал ничего необычного, но слова Лоренцо о противоядии не выходили из головы. Лоренцо, напротив, казался расслабленным, но его движения были выверенными: он брал еду небольшими порциями, пил вино маленькими глотками и часто оглядывался, словно проверяя, кто на него смотрит.

Через два часа банкет был в самом разгаре. Офицеры, разгорячённые вином и пальмовой настойкой, начали петь итальянские песни, а Грациани, поддавшись общему настроению, даже присоединился к хору, хотя его голос был далёк от мелодичного. Витторио заметил, что Лоренцо стал чаще смотреть на часы, и это усилило его беспокойство. Он наклонился к генералу и тихо спросил:

— Всё в порядке, Лоренцо? Вы выглядите так, будто ждёте чего-то.

Лоренцо улыбнулся, но его глаза остались серьёзными.

— Просто наслаждаюсь вечером, полковник. А вы? Как вам козлятина?

Витторио хотел ответить, но его внезапно охватила тошнота. Желудок сжался, и он почувствовал, как к горлу подступает рвота. Он схватился за край стола, пытаясь сохранить самообладание, но заметил, что Лоренцо тоже побледнел и прижал руку к животу. В то же мгновение генерал-майор Маркетти замолчал, его лицо побледнело, и он схватился за грудь. Соседи, заметив это, начали перешёптываться, но никто не успел среагировать, как Маркетти с глухим стоном рухнул на стол, опрокинув бокал. Вино растеклось по скатерти, оставляя тёмно-красное пятно, похожее на кровь.