Я – Товарищ Сталин 8 (СИ) - Цуцаев Андрей

— Ваше Величество, — начал он, наклоняясь вперёд и упираясь локтями в стол, его руки сжались в кулаки, подчёркивая решимость. — Гибель Грациани, Маркетти и Паолуччи в Асмэре — тяжёлый удар, никто не спорит. Но наша цель остаётся неизменной. Абиссиния будет нашей, и точка! Через несколько дней, когда Хайле Селассие, этот самозваный император, сбежит из Аддис-Абебы, наши войска войдут в столицу с гордо поднятыми знамёнами. Это будет не просто победа, а триумф, который заставит мир склонить головы перед Италией! И вы, Ваше Величество, станете не только королём, но и императором Абиссинии. Ваше имя войдёт в историю рядом с великими правителями, а Савойская династия обретёт новую славу. Мы строим империю, и ни британцы, ни их Лига Наций не посмеют встать у нас на пути. Я обещаю вам: мы покажем им, что значит итальянская воля!

Виктор Эммануил отложил перо и посмотрел на Муссолини поверх своих маленьких круглых очков. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула искра интереса, смешанная с привычным скептицизмом. Король, осторожный политик, знавший цену громким обещаниям, понимал, что амбиции Муссолини открывают перед Италией новые горизонты. Титул императора Абиссинии был заманчивым — символ, способный отвлечь нацию от роста цен на хлеб, недовольства в деревнях и шепотков о слабости монархии в римских салонах. Но он также знал, что каждый шаг в этой кампании — как хождение по тонкому льду. Он медленно кивнул, его пальцы постучали по обложке папки, словно взвешивая каждое слово Дуче.

— Бенито, — сказал он тихо, — вы говорите о триумфах, но давайте посмотрим правде в глаза. Смерть Грациани — это не просто трагедия, это трещина в фундаменте всей нашей кампании. Вы читали отчёты из Эритреи? Солдаты говорят о яде, о заговоре, о предательстве. Моральный дух под угрозой, а это опаснее, чем британские резолюции в Женеве. Лига Наций уже готовит новые санкции, французы подливают масла в огонь, а британцы, как всегда, играют в свою игру. Мы не можем позволить себе слабость, особенно сейчас. Грациани был вашим столпом, Бенито, и его потеря оставила пустоту. Скажите мне, кто способен её заполнить? Кто удержит Эритрею, подавит эти слухи и доведёт армию до Аддис-Абебы? Я не хочу громких слов — дайте мне имена, дайте мне доводы. Кто станет вице-королём? Кто станет наместником? И не вздумайте отделаться общими фразами — я жду конкретики.

Муссолини слегка улыбнулся, его пальцы перестали барабанить по столу, но в его осанке чувствовалось напряжение. Он обдумывал этот вопрос ночами, взвешивая имена, репутации и риски. Пьетро Бадольо был очевидным выбором — ветеран, чья карьера в Ливии и на фронтах Великой войны сделала его легендой. Но Лоренцо Адриано ди Монтальто, аристократ из Асмэры с его энергией и хитростью, был новой фигурой, способной перевернуть игру. После трагедии на банкете Лоренцо взял командование, и его отчёты, полные уверенности, внушали надежду.

— Ваше Величество, — начал Муссолини, — позвольте мне быть откровенным. Мой первый выбор — маршал Пьетро Бадольо. Его имя — гарантия порядка. Ливия, где он заставил бедуинов склонить головы, фронты 1918 года, где он разбил австрийцев при Витторио-Венето, — это не просто победы, это доказательства его мастерства. Бадольо знает, как держать колонию в кулаке, как вести переговоры с местными вождями, как заставить солдат маршировать без лишних вопросов. Его репутация заставит замолчать тех, кто шепчется о заговорах, и успокоит армию. Но я не хочу ограничиваться одним именем, потому что время требует свежей крови. Мой второй кандидат — генерал Лоренцо Адриано ди Монтальто. После смерти Грациани он взял командование в Асмэре и сделал это так, будто родился в штабе. Он моментально перехватил три партизанских отряда, укрепил лагеря, поднял моральный дух солдат. Лоренцо относительно молод, амбициозен и, что важнее всего, лоялен. Он не просто удержал Эритрею от хаоса — он готовит армию к маршу на Аддис-Абебу. Бадольо — это опыт, который нам нужен сегодня. Лоренцо — это будущее, которое мы строим завтра. Я предлагаю Бадольо на пост вице-короля, а Лоренцо — как его главного заместителя в Абиссинии, чтобы он показал себя в деле.

Король задумчиво кивнул. Он знал Бадольо как расчётливого стратега, чья карьера была отмечена победами, но и слухами о личных амбициях — шепотом в римских салонах, что маршал мечтает о большей власти, чем ему дают. Лоренцо был менее известен в высших кругах, но его действия в Эритрее, о которых доносила разведка, впечатляли: он не только предотвратил хаос после банкета, но и усилил дисциплину, превратив смятение в решимость.

— Бадольо — разумный выбор, — согласился Виктор Эммануил. — Его опыт и имя помогут нам удержать Абиссинию в первые месяцы, пока мы не установим полный контроль. Он знает, как управлять колониями, и его присутствие успокоит тех, кто сомневается в нашей силе. Но Лоренцо… он меня интригует. Если он действительно так хорош, как вы говорите, Бенито, то он заслуживает большего, чем просто похвала. Звание генерала армии — справедливая награда за его действия в Асмэре. А если он приведёт войска в Аддис-Абебу без лишних потерь, как обещал Грациани, я подумаю о чём-то большем — возможно, о маршальском жезле. Это вдохновит не только его, но и всю армию. Нам нужны герои, Бенито, особенно сейчас. Но скажите мне, вы уверены в Лоренцо? Его амбиции не сделают его… слишком независимым? Я не хочу, чтобы мы заменили одного Грациани на другого, который начнёт играть в свои игры.

Муссолини слегка усмехнулся, его глаза блеснули, но он быстро скрыл эмоции.

— Ваше Величество, Лоренцо — мой человек. Его амбиции — это топливо для нашей победы. Он знает своё место, и я прослежу, чтобы он его не забывал. А что до Бадольо, он будет держать всё под контролем, пока Лоренцо делает грязную работу. Это идеальный баланс: опыт и энергия, репутация и решимость. Мы дадим Лоренцо звание генерала армии, и я лично поговорю с ним, чтобы он знал, какая честь ему оказана. Абиссиния станет нашей, и весь мир увидит, что Италия — сила, с которой невозможно не считаться. Лига Наций может сколько угодно писать свои резолюции, но когда наши знамёна взметнутся над Аддис-Абебой, их слова превратятся в пустой звук.

Король кивнул, его пальцы перестали постукивать по столу.

— Хорошо, Бенито, — сказал он. — Я доверяю вашему выбору, но помните: каждая ошибка в этой кампании — это трещина в нашей короне. Бадольо станет вице-королём, Лоренцо получит звание генерала армии. Но я хочу регулярные отчёты — от вас и от разведки. Если Лоренцо оправдает ваши ожидания, мы подумаем о его будущем. А если нет… вы знаете, что бывает с теми, кто не справляется. Идите и действуйте. Италия смотрит на вас.

Муссолини встал, отдал честь и поклонился. Его шаги гулко отдавались по мраморному полу длинного коридора, когда он покидал зал. За дверями внутреннего двора его ждал чёрный Lancia Augusta — элегантный седан с обтекаемым кузовом, чьи хромированные детали блестели под утренним солнцем. Водитель, молодой солдат в белых перчатках и идеально выглаженной форме, молча открыл дверь, и машина плавно двинулась по улицам Рима. Город жил своей жизнью: на Пьяцца Навона торговцы раскладывали спелые персики, гроздья винограда и корзины с инжиром, женщины в лёгких летних платьях спешили по делам, а мальчишки с пачками газет выкрикивали заголовки о «героической борьбе в Абиссинии». Муссолини смотрел в окно, но его мысли были далеко — в пыльных лагерях Эритреи, в Аддис-Абебе, где скоро должны были взвиться итальянские флаги, и в тени интриг, которые, как он знал, никогда не покидали его окружение. Смерть Грациани была трагедией, но она открывала новые возможности, и Дуче не собирался их упускать.

Муссолини вошёл в свой кабинет, снял фуражку и бросил её на кожаное кресло, обитое потрёпанной зелёной кожей. Он сел за стол, налил себе стакан воды из хрустального графина и закурил сигару — толстую «Романо» с резким ароматом табака. Едва он сделал первую затяжку, в дверь постучали. Это был его личный помощник, Джованни Росси, худощавый мужчина лет тридцати с острыми чертами лица, напряжённым взглядом и аккуратно зачёсанными волосами. В руках он держал запечатанный конверт, перевязанный чёрной шёлковой лентой и отмеченный восковой печатью с орлом — знаком секретных служб ОВРА.