Обострение (СИ) - Волков Тим

Пока пальцы вскрывали чашки, мысли кружились вокруг пожара. Отец Николай говорил про керосин — не свечи, не солома, а керосин, запах которого он учуял у ризницы. Странно. Не ошибся ли? Вряд ли пьяные мужики искали бы керосин, чтобы поджечь — не до того было. Больше вериться в то, что ненароком бросили окурок.

А может…

Керосин уже был там? Скажем, Сильвестр знал про фотоаппарат. Или догадывался — ведь далеко не дурак. Вот и припрятал канистру, чтобы уничтожить улики. А тут вон как удобно все вышло и подвернулось. Да, аппарат жаль, такая возможность ушла.

— И новый теперь не достать, — вздохнул доктор. — Все как специально делается, словно…

Он не договорил. Глаз замер у окуляра микроскопа. Там, на стекле, в слабом свете, что-то было…

Оно самое?

Доктор даже дышать перестал. Покрутил винт фокусировки. Присмотрелся внимательней.

Колонии бактерий, мелкие, почти точки. Живые! Тифозные бациллы прижились на агаре с глюкозой.

— Чёрт возьми… — выдохнул доктор, сердце заколотилось. — Получилось!

Он проверил ещё чашку, третью — рост везде, ровный, сильный. Как по учебнику! Вакцина… Карантин, смерти, тиф — всё можно остановить.

Забыв про пожар, про Сильвестра, про все на свете, Иван Палыч кинулся к пробиркам — упускать шанс было нельзя. Сейчас — или никогда.

Ночь растворилась в работе: доктор смешивал растворы, нагревал, фильтровал, считал дозы. Спиртовка шипела, лампа мигала, а Иван Палыч, не чувствуя усталости, шептал:

— Только бы хватило… только бы успеть.

К утру, когда за окном посерело небо и начало светать, на столе уже стояла первая партия вакцины — мутная жидкость в склянках.

Иван Палыч смотрел на результат своего труда и не мог поверить. Было страшновато.

«Проверить бы на мало группе, прежде чем начинать вакцинировать всех».

Постучали в дверь.

— Иван Палыч! — раздался снаружи тревожный голос Аглаи. За ней — бас Гробовского:

— Палыч, открывай! Живой там?

Стук стал громче, потом — глухой удар, будто дверь готовы были выломать.

— Лаврентьев, давай плечом! Не видишь — плохо доктору! Надышался дымом, а теперь поди лежит там…

— Ой, господи! — завыла Аглая.

Иван Палыч, очнувшись от победной эйфории, бросился к двери, щёлкнул замком. Дверь распахнулась, и Гробовский, с револьвером, чуть не влетел внутрь, за ним — Лаврентьев с багровым лицом, и Аглая, бледная, сжимающая поднос.

— Палыч, чёрт тебя дери! — выдохнул Гробовский, убирая оружие. — Мы уж думали, все, погиб наш герой! Стучим, молчишь! Ты чего, задремал?

— Да по лицу видно — всю ночь не спал! — с упреком проворчала Аглая. — Алексей Николаевич, ну хоть вы на него повлияйте!

Гробовский растерялся, обернулся — Аглая впервые обратилась к нему с просьбой и он не знал что ответить.

— Так я это… обязательно! Повлияю! — и повернувшись к доктору. Строго сказал: — Иван Палыч, ну что такое? Как дите малое в самом деле!

— Аглая сказала, ты с ночи тут. После пожара — и в лабораторию? Доктор, ты не железный! — пыхтя, буркнул Лавреньтев. И заглянул за плечо доктора. — Ты чего, склянками опять звенел?

— Вакцина! — произнес доктор. Его голос дрожал от радости. — Вакцина готова, господа! Бактерии прижились, глюкоза сработала. Тиф мы остановим!

Аглая ахнула, перекрестившись. Гробовский, хлопнув себя по лбу, расхохотался:

— Иван Палыч, да ты колдун! Всю ночь, один, и — нате, вакцина! А я думал, ты там дрыхнешь или хуже чего.

— Вакцина, говоришь готова? А вот это как раз нам и на руку, — вдруг задумавшись, произнес Лаврентьев. И улыбнувшись, заговорщически произнес: — Есть у меня идея как поджигателей наших выловить!

Глава 12

Через пару-тройку дней после пожара собрали сельский сход. Постановили: объявить сбор средств на новую церковь и, дай Бог, по весне, начать уже и строить. Пока же под церковь приспособили заброшенную часовенку за погостом, у самого леса. Пусть маленькая, и далеко, но нельзя же совсем-то без храма! Покрасили, подновили, торжественно водрузили крест.

С подачи едва оправившегося от всех потрясений отца Николая всем миром решили держаться одной версии: церковь сгорела случайно. Потому как, ежели не случайно, ежели подожгли с умыслом… Так это ж антихристы, выходит, кругом! Тут не только жандармское расследование, но еще и церковное. Мужичков-то вполне могли похватать, да покидать по церковным тюрьмам — на те же Соловки. А уж оттуда никто и не возвращался…

Протрезвев, все это прекрасно понимали, да и вообще, некоторые всерьез чувствовали себя виноватыми: вот ведь, обуял дьявол! А потому, идею о постройке нового храма восприняли с энтузиазмом, хотя у многих и богатства-то было — дыра в кармане да вошь на аркане.

Решив так, крестьяне посветлели лицами, все же показалось — ужасное еще можно было исправить, сподобил бы Господь!

— И-и, Господи, поможи нам в сем святом деле! — тряхнув густой, до самых глаз, бородищей, истово перекрестился церковный староста Парфен Акимыч Кузькин. — Вижу, вижу — сплотился народ! Вот, и господин дохтур здесь, и учительство, и множи власти наши. Тако же, сотворим! Соберём на храм Божий!

— Соберё-ом! — хором отозвались сельчане.

Нынче они казались самим себе какой-то древней христианской общиной, подвижниками, готовыми на все, ради светлой идеи.

Чувствуя экзальтированную толпу, глядя на все эти лица, Артем понял — пора! — и поднял руку…

— Господин староста!

— Вот и господин дохтур чевой-то сказать хочет! — сняв шапку, с явным удовлетворением покивал Кузькин. — Говорите, Иван Палыч! Слухаем! Про отца Николая что-нить скажите? Как он?

Поднявшись на пригорок, доктор встал рядом со старостой и тоже снял шапку:

— Отец Николай, слава Богу, поправляется. И добрые вести ему — лучшее лекарство. Хорошо, что нынче вот так…

Сказав пару слов о церкви, Иван Палыч, наконец, перешел к главному, и сразу взял быка за рога:

— В Рябиновке вчера пятерых на погост свезли. Слыхали?

Толпа глухо зароптала.

— У нас, в Зарном, тоже, увы… да вы знаете… Не смогли спасти. Еще в Заречье, да по всем деревням, по всей волости…

— То за грехи наши! — взвизгнула какая-то старуха в черном шерстяном платке. — Поделом. Подело-ом!

Собравшиеся зашумели.

— Так! — доктор откашлялся. — А ну, тихо все! Слушать! То, что я скажу — очень важно. Болезнь сия вовсе не за грехи, а… вещь, хорошо известная. В том числе — и вам. Называется — тиф!

— О, горе нам, горе! Молиться надо-о-о!

— Молиться — да… — покивал Иван Палыч. — Но и — болезни противостоять!

— А как же ей противостоять-то? Рази можно?

Доктор улыбнулся:

— Теперь как раз — можно! Теперь у нас есть спасение — вакцина!

— Чевой-то?

— Все на прививки! Быстро! — непререкаемым тоном заявил Иван Палыч. — Иначе никакие молитвы не спасут. Неделя-другая — и все Зарное на погосте будет! Погибнете все в страшных судорогах! Хотите? Нет? Тогда приходите в больничку… Вакцины хватит на всех!

Невдалеке вдруг послышался скрип полозьев и конское ржание. Приехали Ростовцевы — Вера Николаевна и Юра. Помещица была в лисьей шубе и зимней барашковой шапке с фазаньим пером, ее сын — в полувоенной шинельке. Рядом с ними в коляске сидел священник, отце Николай — бледный, с горящим взором.

— Барыня! — понеслось в толпе. Кто-то даже по привычке стащил с головы шапку.

— Гляньте-ко, и батюшка с ней!

— Отец Николай!

— Отче!

Выбравшись из саней, священник галантно подал руку даме, и, тепло поздоровавшись с доктором, обратился к собравшимся:

— Благословенны будьте, миряне!

Толпа благоговейно притихла, кое-где послышались рыдания.

— Решили вы ныне благое дело, — улыбнувшись, отец Николай осенил всех крестным знамением. — Милостию Господней яко все и сбудется… Одначе! Миряне, я не о том сейчас. А о болезни страшной, заразной. О треклятом тифе! Слышали уже доктора нашего, Ивана Палыча?