Дядя самых честных правил 10 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Да? А так и не скажешь: статуя и статуя.

— Только полная старой магии, из-за чего невозможно разглядеть, что у неё внутри. Так что, Дмитрий Иванович, лучше не подходи близко. А то разбудишь ещё ненароком, и она сожрёт тебя целиком.

— Подавится, — буркнул Киж, но больше к статуе не приближался.

Оставив его и Диего у пирамид, я слетал в лагерь туарегов и привёз Таню с Васькой. Вместе с испанкой они должны были стать нашим прикрытием, засев с «огнебоями» на дюне чуть в стороне, и открыть огонь, если я подам сигнал. Все трое отлично стреляют, и их помощь может оказаться крайне полезной.

Проследив, как они устраивают замаскированную лёжку, я оглядел окрестности и обернулся к Кижу.

— Дмитрий Иванович, а подойди сюда, пожалуйста.

— Да? Что случилось?

— А скажи-ка, пожалуйста, куда это у сфинкса пропал нос?

— Ой, Константин Платонович, пропал и пропал. Случайно вышло: я «огнебой» пристреливал, пока вас не было, ну и промахнулся чуток.

Он сделал невинные глаза и развёл руками.

— Как маленький ребёнок, честное слово! Испортил древнюю статую, исторический памятник, простоявший много тысяч лет.

— Да какая разница, Константин Платонович, он что с носом уродливый был, что без носа. И вообще, он мне не нравится — пялится, словно я ему в карты проиграл и долг не отдаю.

— Всё, хватит! Полетишь со мной за мумией, а то ты бедняге ещё что-нибудь отстрелишь.

Последним рейсом я перевёз к пирамидам ящик с мумией. Но выпускать Хотепку не торопился. Сначала посмотрим, что там за хранителей он позвал.

— Константин Платонович, а мы прямо внутрь пирамиды полезем?

— Угу. Надо же убедиться, что Хотепка упокоился на своём месте.

— Не нравится мне она, — Киж покосился на пирамиду, — вот прям чувствую, что всё это добром не кончится.

— Ты же, помнится, всё рвался их посмотреть.

— Да ну, Константин Платонович, камни и камни, песок этот дурацкий. Надоело уже, куда ни глянь, всё одно и тоже.

— Выше нос, Дмитрий Иванович! Зайдём, выйдем — и сразу отправимся домой. Кстати, а вот и хранители пожаловали.

К нам приближались пять фигур, замотанные с ног до головы в чёрные одежды. Двое были обычными людьми, из плоти и крови. А оставшиеся трое — заложные покойники, возрастом никак не меньше трёх тысяч лет.

Глава 19

Скарабей

— Дмитрий Иванович, пора выпускать нашего Хотепку.

Киж кивнул, отпер замок и распахнул крышку. Прежде чем мумия успела подняться, из ящика выскочил Мурзилка и потянулся всем телом.

— А ты здесь откуда?

Я точно помнил, что, когда мы последний раз закрывали Хотепку, кота в ящике не было.

— Мяу!

Мурзилка зыркнул на меня, уселся на песок и принялся вылизываться. Вот шельмец пушистый! Доехал с комфортом «верхом» на мумии и делает вид, что так и надо. Но ругать его точно никто не будет — кот всегда оказывается в нужном месте, и я ни разу не пожалел, что взял его с собой.

Хотепка вылез из ящика, демонстративно стряхнул с себя песок и уставился на приближающихся хранителей.

Три мертвеца, замотанные в чёрные тряпки так, что видны оставались только тёмные глаза, были одинаковы, как близнецы. Но у одного на груди висел золотой крест анх, «ключ жизни» — видимо, он и был старший в этой компании. А вот живые отличались и по росту, и по комплекции: один был высокий и худой, а второй казался чуть ли не колобком, низеньким и круглым. Издали создавалось впечатление, что глаза у высокого едва-едва светятся красным, но с близкого расстояния ничего демонического я не увидел.

В груди заворочался Анубис и бесцеремонно, не спрашивая разрешения, полез смотреть на гостей моими глазами. Одновременно Талант сделал что-то и со слухом: вместо скрежета, которым общались мертвецы, я начал слышать нормальную речь и вдобавок отлично понимал, о чём они говорят.

— Приветствую Служителей места истины, — обратился Хотепка к мёртвым хранителям. На живых он бросил быстрый взгляд и едва заметно кивнул высокому.

— Мы рады видеть вернувшегося на землю Та-Кемет джати Хемиуна, — ответил ему старший мертвец. — Почему ты вызвал нас сюда, а не к месту своего упокоения? Если ты забыл, где оно, мы готовы отвести тебя в гробницу и произвести все необходимые ритуалы.

Ага, так он вовсе не Хотепка, а Хемиун! Да ещё и какой-то джати.

— Вот жулик, — шепнул мне Киж, — не был он фараоном!

Мумия приняла величественную позу и заявила:

— Я Хемиун, сын фараона от его плоти, верховный судья и джати, Великий из пятерых Дома Тота. Моё место не в тесной гробнице, а в Великой пирамиде, которую я построил!

— Ты не фараон, Хемиун, — старший хранитель покачал головой. — Великая пирамида построена тобой, но по указанию фараона Хуфу…

— Не говори то, о чём не знаешь, служитель места истины! Хуфу занял трон Верхней и Нижней земли незаконно! И Великую пирамиду придумал я!

— Хуфу…

— Хуфу, — передразнил Хотепка — он еретик, приказавший закрыть храмы богов и провозгласивший по всей стране, что совершать жертвоприношения незаконно. Это он объявил, что египтяне должны работать на него вместо служения богам и почитания их! Это ли праведные деяния?

Между хранителем и Хемиуном завязался спор, очень нудный, будто диалог двух адвокатов. Обе стороны ссылались на какие-то древние законы, «Книгу мёртвых» и установления богов. Хранители-мертвецы периодически становились в кружок и тихо обсуждали, как парировать очередной довод Хемиуна. В такие моменты наша мумия переглядывалась с высоким живым хранителем, а один раз незаметно скрутила из пальцев замысловатую фигуру. В ответ высокий тут же сложил похожую загогулину, будто обмениваясь с Хемиуном условным знаком. Ой, хитрит наш бодрый покойничек! Что-то он задумал с этим живым хранителем в обход мёртвых. И как только умудрился связаться с ним?

Спор между тем закончился. Хранители поклонились мумии и объявили:

— Мы услышали тебя, Хемиун, и признаем твоё право оспаривать Великую пирамиду. Со всеми почестями ты будешь доставлен в сердце гробницы, где сможешь кинуть вызов своему дяде, фараону Хуфу. Есть ли у тебя свидетели, готовые подтвердить твою победу или вынести вон твой прах в случае поражения?

Хотепка, ставший Хемиуном, обернулся ко мне с Кижом.

— Ты обещал помочь мне, некромант. Стань же свидетелем моей победы, и я щедро награжу тебя и твоего слугу.

Я на секунду задумался. С одной стороны, требовалось закончить дело и убедиться, что мумия обрела покой в гробнице. С другой, мне передалось настроение Кижа и совершенно пропало желание лезть в пирамиду, смотреть на схватку покойников и что-то там свидетельствовать. Пожалуй, стоило бы отказаться от такой чести и оставить мертвецов разбираться в своих проблемах самостоятельно.

Старший мёртвый хранитель истолковал заминку с моей стороны по-своему и растянул чёрные губы в подобие улыбки.

— Не бойся, молодой владыка мёртвых. Даю слово Служителей места истины, что тебе никто не причинит вреда. Когда Хемиун признает поражение, мы выведем тебя из Великой пирамиды целым и невредимым.

— А если он победит? — вмешался Киж.

— Если, — хранитель хмыкнул. — Тогда тем более. Великая пирамида не место для чужих: живых или мёртвых.

— Согласен, мы будем свидетелями.

Старший кивнул, и тут же все хранители двинулись в разные стороны. Мёртвые неспешно пошли к пирамиде, остановились у её подножия, воздели руки и начали напевать что-то заунывное. А живые убежали куда-то за бархан и вернулись в сопровождении ещё шестерых человек, которые тащили позолоченные носилки с сиденьем, похожим на трон. Этот паланкин поставили перед нашей мумией, она взгромоздилась на него с царственным видом и сложила руки на груди крест-накрест.

Завывания мёртвых хранителей возымели действие: несколько огромных каменных блоков в пирамиде бесшумно разошлись в стороны, открывая тёмный проход. Старший мертвец обернулся и объявил:

— Великая пирамида разрешает войти Хемиуну, сыну Нефермаата, внуку Снофру и его свидетелям!