Гасконец. Париж (СИ) - Алмазный Петр

— Шевалье, — не без гордости ответил я. — Шарль Ожье де Бац де Кастильмор, шевалье д’Артаньян.

— Шевалье решил прирезать двух парижских дворян, — словно к самому себе обращаясь, пробормотал бальи. — Одного алебардой. Как вы её протащили в трактир?

— Разве хозяин вам не сказал, что алебарду швырнули через окно?

— Хорошо, — усатый так и стоял, опустив длинные руки по швам.

— В Париж, в течении трёх дней, тремя группами, вошла сотня вооруженных людей, — после небольшой паузы продолжил бальи.

У меня почти отвисла челюсть, но я успел — надеюсь, что успел — поймать себя и сохранить спокойное и невозмутимое выражение. Неужели мои гасконцы, та сотня, которой я поручил незаметно и малыми группами прибыть в Париж, действовали настолько топорно? Или это у Плерво было так хорошо с осведомителями, или я попросту недооценил паранойю, что царила в Париже после смерти Его Красного Преосвященства?

— Но заселились они в пределах одного квартала, — продолжал бальи. — Вам известно об этом что-нибудь?

— Нет, месье.

— Давайте еще раз, уважаемый шевалье д’Артаньян. Обман королевского бальи — это преступление, причем серьезное. Вам известно что-то об этих людях?

— Нет, месье. Я не могу знать обо всех, кто приезжает в Париж — повторил я.

В конце концов, я же был подростком и знаю, что такое «твои кореша уже всё рассказали, тебя крайним сделают». Правда в том возрасте это касалось исключительно трофейной мобилы.

— Давайте я спрошу прямо, и, если вы ответите честно, честь вашей семьи не пострадает, шевалье, — улыбнулся бальи.

Я вздохнул. Эпоха диктовала свои правила, и, конечно же, любой нормальный дворянин в семнадцатом веке воспринял бы эти «добрые» слова как прямую угрозу. Соврёшь — и не тебя одного повесят, а весь твой род обесчестят. Может быть даже лишат титулов. Я смог выдавить из себя вежливую улыбку и ответил:

— Мне нет резона вам лгать.

— Вы готовите мятеж?

— Вздор! Я еду получать мушкетерский плащ, у меня нет ни одного повода!

— Верно, поэтому я вежливо с вами беседую, а не тащу в Париж на допрос. — Плерво кивнул, но всё ещё не сводил с меня взгляда.

— На нас напали двое. Одного из них, которого я пытался допросить, какой-то бугай убил алебардой. Клянусь, я понимаю в происходящем не больше вашего.

— Ошибаетесь, — усатый вздохнул. — Вы понимаете в происходящем намного меньше моего. В любом случае, эта девочка в одеялах. Почему вы выдаете её за «пожилую няню»?

Я поднял голову к потолку, надеясь увидеть там подсказку. Или хор ангелов, готовых прийти мне на помощь. Но нет, только потолок.

— Боже мой. Потому что я беспокоюсь за неё. Париж — страшное место.

— А вот здесь вы правы, — Плерво осторожно присел на кровать. Джульетта поджала под себя ноги, но из одеял не вылезла.

— У вас хорошая репутация, шевалье. Мушкетёры за вас горой. Герцог де Тревиль грозился вогнать мне в мошонку раскалённый прут, если я буду вас донимать, — продолжил Плерво.

— Вы не очень его испугались.

— Я не очень его люблю, признаюсь. Что вас связывает с мадам де Бофор? — бальи положил руки себе на колени.

— Понятия не имею, о ком вы, — сказал я.

— Забавно, а ведь вы могли встречаться с её супругом, — протянул усатый. — Вместе дрались под Аррасом, с герцогом де Бофором. Не довелось познакомиться?

— Большую часть времени я проводил с гасконскими кадетами, месье.

— В это я верю. Хорошо, — бальи хлопнул себя по пыльным коленям и поднялся на ноги. Кровать скрипнула.

— Трактирщик испугался, что вы можете быть простым бандитом, прикидывающимся шевалье. Хорошего вам путешествия, — добавил Плерво.

— Постойте! Те дворяне, что были убиты. Кто это? — спросил я.

Бальи бросил на меня насмешливый взгляд, через плечо, и сказал:

— Месье Барийон и Бюте. Вам ведь ничего не говорят эти фамилии?

— К сожалению, нет.

— Я так и думал, — бальи, не произнося больше ни слова, вышел в коридор. Когда дверь за ним распахнулась, я повернулся к Планше.

— Мне что-то уже не хочется в Париж, — грустно протянул слуга.

— И мне, — наконец-то подала голоса Джульетта.

— Боюсь, выбора ни у кого из нас нет, — я покачал головой. — Давайте собирать вещи. Мы вляпались во что-то очень скверное.

Глава 2

После встречи с бальи, мы погрузили в карету наши нехитрые пожитки. Вещей и впрямь было не слишком много, как бы мне не хотелось прихватить с собой из Гаскони весь арсенал. Планше сел на козлы, а мы с Джульетта, как и весь путь до этого, остались в самой карете. Девушка молчала, но что-то её явно беспокоило. Когда Планше во второй раз обозвал наших лошадей «трухлявыми клячами» и они, наконец-то соизволили потащить карету вперёд, я спросил:

— Вы испугались, мой друг?

Девушка качнула головой, и из-под платка выбилась длинная рыжая прядь. Джульетта сразу же спрятала её обратно, потом повернулась ко мне и ответила:

— Не бальи, месье.

— Парижа?

Она снова покачала головой, потом опустила глаза. Колесо кареты наехало на какой-то камень или корягу. Нас тряхнуло, Планше снова грязно выругался. Джульетта едва заметно улыбнулась.

— Вы спасли меня и обращались со мной как настоящий рыцарь, — сказала бывшая проститутка. — Но вы ведь собрались меня как-то использовать в Париже?

Я кивнул. Отпираться было бессмысленно.

— Я не стану вас ни под кого… — грубые слова дались чуть сложнее, чем я думал. — Подкладывать.

— Спасибо. Но вы заставите меня за кем-то шпионить? — лицо Джульетта оставалось потерянным

— Скорее всего, — я откинул голову назад. Затылок коснулся жестковатой подушки, набитой какой-то крупой. Взгляд уперся в потолок.

— К кому вы меня пошлете?

— Я просто держу на руках нужную карту, но партия только началась.

— И вы не сбросите эту карту, если придёт рука получше?

Я рассмеялся.

— В нашем случае «сбросить» вас, означает отправить вас в целости и сохранности обратно в Гасконь. Не более.

Джульетта не ответила. Она отвернулась к окошку и какое-то время смотрела на проползающие мимо нас предместья. Мельницы, домишки, рощицы, поля и речки. Планше не спешил, как я ему и повелел ещё три дня назад, в Гаскони. Минут через сорок, когда Париж был уже виден впереди, бывшая проститутка снова заговорила:

— Я не хочу умирать, месье.

— Никто не хочет, — вздохнул я. — Просто будьте осторожны и внимательны. И я обещаю, что я буду очень осторожен и внимателен с вами.

— Когда я верну вам долг за своё спасение, — спросила девушка. — Куда мне отправляться?

— Какой еще к Дьяволу долг? Джульетта, не выдумывайте. Даже если бы вы отказались со мной поехать, я бы вас всё равно не выгнал.

— Правда? — Джульетта вздохнула, а потом наконец-то улыбнулась. — Проклятье, надо было отказываться.

Она тихо рассмеялась. Понятия не имею, насколько сказанное ею было шуткой. Скорее всего, бедняжка и впрямь согласилась составить мне компанию, чтобы «вернуть долг». Не знаю, думала ли она действительно о том, что я выброшу её на улицу, в случае отказа. На некоторые вопросы лучше не знать ответа.

Мы подъехали к городским стенам. Минут пять простояли в очереди, потому что поток желающих прибыть в Париж никогда не ослабевал.

— Куда дальше, месье, — крикнул Планше.

— Постоялый двор, о котором ты говорил, далеко отсюда? — пробормотал я.

— Нет, месье.

Дальше мы снова ехали молча. У самого постоялого двора разгрузились. Мои люди, отправленные заранее, уже сняли для нас большую комнату. Почти хоромы, с двумя спальнями. Джульетта отправилась в дальнюю, а мы со слугой разместились в проходной. По старой привычке, так и не искоренённой за год пребывания в этом новом мире, мне ужасно хотелось помыться с дороги. Бани, как я узнал у Планше, позакрывали ещё сто с лишним лет назад, из-за эпидемии сифилиса. Найти работающую в Париже было возможно, но хлопотно. Пришлось доплачивать хозяину за старую деревянную ванну, обитую листами железа. Разумеется, первым делом я предложил её Джульетте, но девушка вежливо отказалась. Тогда я, предупредив её, что буду какое-то время без одежды, с огромным удовольствием залез туда сам.