Гасконец. Париж (СИ) - Алмазный Петр

— Ришелье умер, — произнёс я.

— Но его преемник всё ещё у трона!

— Тогда какая вообще речь о мятеже, тупица⁈

Жак Бюте молчал, крепко сжав побелевшие губы. Но здесь, посреди бела дня, я бы не смог выбить из него правду.

— Скажите спасибо, что я пока не готов пытать людей, — сказал я, убирая шпагу в ножны.

Когда я получил письмо от де Тревиля, и понял, что от поездки в Париж мне не отвертеться, я сразу сообразил: дуэлей не избежать. Я расспросил отца, Планше и тощего Пьера, да наверное, вообще всех, кто сталкивался с этим популярным способом умереть. Больше всего меня поразила история о старом офицере, пожалевшем какого-то сосунка. Он выбил шпагу из его рук и сказав что-то вроде «сперва научись драться», посчитал дуэль оконченной. Сосунок заколол его в спину. Мораль в том, что никто его за это не осудил. Наоборот, рассказывая эту историю все сходились в одном. Старый дворянин «презрел победу и Бога», и вообще, сам виноват.

Так что, я знал, что делаю, когда поворачивался к Жаку Бюте спиной. Я дал этому человеку шанс. Конечно же, дворянин мантии, стоило мне отойти на пару шагов, бросился к своей шпаге. Конечно же, после этого он бросился на меня. Я развернулся, вынимая своё оружие из ножен. Он остановился, удивлённо посмотрел на свою грудь. Моя шпага вошла точно в сердце негодяя. Я сделал шаг вперёд, проталкивая оружие дальше.

— Нечестно, — выдохнул мне в лицо мертвец и повалился на землю. Тело само соскользнуло со шпаги.

— Такова жизнь, — ответил я, вытирая лезвие об одежду убитого.

Я повернулся к оборванцу. Мальчишка, совсем меня не замечая, пытался затолкать в дырявую тканевую сумку дохлую крысу.

— Хочешь су? — крикнул я.

— А кто не хочет? — улыбнулся пацан. — Но труп я прятать не стану, только за луидор.

Точно, луидор. Новая золотая монета, которую Его Величество выпустил в честь себя, года полтора или два назад. Я по привычке иногда нет-нет, да и называл их дублонами или пистолями.

— Тебя за него в первой подворотне прирежут, — рассмеялся я.

— Ничего меня не прирежут, — крыса, сложившись пополам, всё-таки поместилась в сумку. — А у вас есть луидоры, месье?

В глазах мальчонки блеснул жадный огонёк. Я не собирался брать на душу грех детоубийства, поэтому сказал:

— Нет, конечно! Найди парня по имени Сирано де Бержерак. Поспрашивай в тавернах. Расскажи ему о том, что здесь случилось. Ты же всё видел? — я достал из кошелька на поясе, где по большей части лежали медные денье, две серебряные монетки.

— Не-а, — пацан сунул в нос палец. — Я крысу колошматил.

— Вообще ничего⁈

— Да я сразу понял, что он вам не ровня, месье. Думал, зря вообще пришёл глазеть. А тут крысы.

— Дались тебе эти крысы. А, к чёрту. Никакого толку от тебя.

Я уже собирался убрать серебро обратно в кошелёк, но мальчонка запротестовал.

— Нет, нет, месье! Я найду, и сообщу, что какой-то проходимец заманил вас сюда и напал! А вы себя доблестно защитили. Так сойдёт? — он улыбнулся во весь рот. Пацану не доставало всего пары передних зубов. Я кивнул и бросил мальчишке сперва одну монету, потом другую.

— Спасибо, месье! — Пацан припустился бежать, а я поплёлся наконец в оружейную.

Солнце стояло высоко, времени оставалось полно.

Я вошёл в здание оружейной, надеясь увидеть что-то вроде современного оружейного магазина. Ружья на стенах, манекены, пистолеты под стеклом на прилавке. Меня встретил дых, запах гари и небольшая каморка. В сравнении со всем циклопическим зданием оружейной, она занимала едва ли одну сороковую от общей площади. В каморке было темно, несколько маленьких окон под самым потолком едва ли спасали положение. Дверей, казалось, было больше чем мебели — через коморку регулярно проходило по несколько человек. В углу были только крепкий дубовый стол и сидящий за ним мужчина. Он был уже не молод и ковырялся в пистолете. Чёрт его знает, чинил или что-то проверял.

— Добрый день, месье, — поздоровался я с порога и прошёл в каморку. — Я бы хотел присмотреть себе пистолет и, может быть, аркебузу.

— Присматривают коров на рынке, — буркнул мужчина, не поднимая головы. — Это вы того идиота закололи, на заднем дворе?

— Каюсь, — усмехнулся я. — Но он…

— Слушайте, месье, — мужчина был так увлечён пистолетом, что на пару секунд замолчал. Вынимал что-то вроде… пружины? — Дуэли запрещены, хотя, судя по вашему говору, вы не очень понимаете, что это значит.

— Простите?

— Вы южанин?

— Гасконец, месье, — я старался дышать ровно, чтобы не выйти из себя.

— Оно и видно. В мушкетёры метете?

— Уже, месье, — ответил я и начал мысленно считать до десяти.

— Оно и видно, — повторил мужчина. Мы замолчали. Прошла очень неловкая минута, потом мужчина отложил части пистолета и поднял на меня голову:

— Вы ещё здесь?

— Мне нужен пистолет. Вы месье Пьер Барже?

Мужчина фыркнул.

— Месье Пьер не стал бы сидеть здесь и принимать тупиц, — усмехнулся он. — Я его отец, а мальчонка голова. Занят в цеху. Чего его отвлекать. Пистолет, говорите. Много у вас денег?

— Если честно, я бы хотел посоветоваться, какое оружие лучше прикупить.

— Для службы? — мужчина сухо и недобро рассмеялся.

— Охотничье, — вдруг сообразил я. Кому ещё в наш семнадцатый век нужно запредельно точное огнестрельное оружие? Всадники с пистолетами стреляют почти в упор. Пехота стреляет, выстроившись в линии, по таким же плотным рядам врага.

Мужчина скривился.

— Вы не похожи на охотника, месье.

— Хочу попасть в цель со ста туазов, — улыбнулся я.

Это было примерно двести метров.

— Мечтатель, — рассмеялся старший Барже. — Но я думаю, вам подойдёт хорошая охотничья аркебуза. Колесцовый замок, нарезной ствол.

— У вас есть нарезные стволы⁈ — изумился я. Признаться, я ещё далеко не все «современные» технологии освоил, и был уверен, что их ещё не изобрели. В боях под Аррасом и Бапомом я таких точно не видал.

— А у вас в Гаскони нет?

— Только вино и женщины, месье, — улыбнулся я. — Но мы не ропщем. Послушайте, а почему тогда они не в армии? Ну, аркебузы с нарезными стволами?

Во взгляде старшего Барже читалось что-то вроде «послал же Бог деревенщину». Он вздохнул, почесал в затылке.

— Настолько дорого? — догадался я. Мужчина кивнул.

— Да и долго это, — ответил он. — Пока пулю вкрутишь в ствол, дурачок со старым мушкетом уже дважды успеет пальнуть.

— Сколько?

— Пятьдесят луидоров, — усмехнулся старший Барже.

— Когда будет готово?

— Пять дней. Три за сотню.

— Пять дней меня устроит, — я рассмеялся. — Когда вам занести деньги?

— Как занесёте, так я и передам заказ пацану, что освободится. Но поторопитесь, месье, вдруг свободного парнишки не найдётся.

В моей голове щёлкнуло. Я убрал пистолет за пояс и спросил:

— Один пацан собирает одну аркебузу, так? Отливает ствол, готовит приклад, собирает механизм? Верно?

— Во-первых, стволы никто не отливает. Они железные, сварные, — угрюмо бросил мне мужчина. Я почувствовал себя круглым дураком.

— А во-вторых?

— Во-вторых, один делает ствол, другой приклад, механизм собирает мой сын.

— Прошу прощения — ответил я. — Спасибо большое, сегодня же у вас будут деньги.

Мужчина буркнул что-то мне в след, но я уже покидал оружейную. Всё шло по плану, и даже недавняя дуэль уже не омрачала моего настроения. Я вышел на улицу, понял, что запах дыма и гари нравится мне в десять раз больше, чем запах парижской улицы. Поборов соблазн вернуться назад, я отправился на постоялый двор, надеясь на то, что Планше уже там. На прежнем месте я обнаружил мальчишку, в компании ещё двух детей — ещё меньше. Девчонка лет семи держала на руках совсем уже миниатюрное существо. Будучи бездетным, даже в своём родном времени, я в жизни не угадаю сколько лет (или месяцев) было мелкому. Но он молчал и помещался на руки семилетке, вот и всё, что я могу рассказать.