Трава у въезда в гараж бодра, но примята. Не сильно, но важно, что следы свежие.
— Ты смотри… — буркнул Палыч, присев рядом. — Гаражом давно не пользовались, а след свежий есть.
— Он сюда джип загнал, — пощупал я траву.
— Согласен, — кивнул Палыч. — Тогда чего ждём?
Я потянул за ручку. Судя по скважине для ключа, накладной сувальдного типа, но держит основательно.
Рядом послышался звук мотора. Из-за угла, по разбитой дороге, выехала старая «четвёрка», сизая, как подгнившая слива. За рулём — мужичок лет шестидесяти, в кепке и тельняшке. Машина, как аквариум, просвечивает. В приоткрытом багажнике видны ящики с рассадой — торчащие помидорные стебли, а на колышках картонные таблички с подписями крупным шрифтом: «Де-Барао красный», «Сахарный гигант».
«Четверка» встала. Мужичок вылез, недовольно покряхтывая, окинул нас подозрительным взглядом, прищурился:
— Что вы тут… трётесь? — двигатель не глушил, не захлопывал дверцу. — Давеча у Кольки гараж вскрыли, бензопилу и рубанок стырили. Сейчас милицию вызову.
Я машинально сунул руку в нагрудный карман, но остановился. Документами светить смысла не было — не та ситуация. Без санкции здесь крутимся-вертимся и гаражик вскрыть хотим. Палыч это тоже понял.
— Не надо никуда звонить, уважаемый, — сказал он, вытянув из кармана удостоверение в коже с золотым тиснением. — Частная охрана, «Легион». Сработала сигнализация на объекте. Проверка.
— Сигнализация? В наших гаражах-то? — фыркнул мужик. — Вот же зажрались люди. У нас раньше капканы ставили при входе, а теперь поди ж ты — сигналка, охрана…
Он плюнул себе под ноги, зыркнул ещё раз и, буркнув: «Сталина на вас нет», уехал, матерясь на каждую кочку.
Я вернулся к замку. Подергав с силой дверь, понял — так не пойдёт.
— Есть что тонкое и жёсткое? Проволока, шило, старая тонкая отвертка?
— Ща, — Палыч резво открыл багажник.
Там была целая куча барахла: старые молдинги, изолента, тряпки, баночка из-под кофе с гайками, ржавый фонарик и маленький кожух на молнии.
Дёрнул за язычок, открыл. Внутри — всё, что угодно, только не отмычечный набор. Две пружинки, сломанный штырёк от дворника, проволока, свернутая в кольцо.
Я выбрал пару тонких железок: одну сплющенную, другую с загибом на конце. Подошел к воротине, пошарил в скважине замка.
Не медвежатник, конечно, но, помнится, изучал науку. Поспорили как-то, и именно с Палычем, что я сейф его открою. По пьяни базар был. Но делать нечего, на кону была репутация и пузырь водки.
Я как раз задержал вора — Сава Замок, медвежатник старой формации. Сейфы открывал влёт. Мой информатор слил, что Сава жирный коттедж обчистил, дескать, как раз кутит в ресторане «Империя», пропивает награбленное. Вот я его и задержал в девяносто четвёртом. По информации он вскрыл коттедж руководителя областного комитета по лицензированию. Но не признавался. И заявы не было. Терпила в отказ — и вор в отказ. В первый раз такое у меня было. Я ему говорю: выпущу тебя, так и быть. Только расскажи правду, не под протокол, не для явки. Так, любопытно… И рассказал мне Сава. Сейф, говорит, открыл за минуту. Взял баксы, рыжье, цацки с брюликами. А внутрь вложил старую газетную вырезку «Красный Новознаменск», 1987 год — с фоткой чинуши, где тот на партконференции вещал с трибуны про «честность и долг перед народом». На полях статейки Сава приписал химическим карандашом: «Честность — не лицензия. Не продлевается».
О краже так никто и не заявил. Терпила понял — дешевле промолчать. А Саву я и вправду отпустил. Но перед этим попросил его научить меня вскрывать замки. Чтобы спор выиграть. Он попробовал, сказал, что руки у меня вообще-то кривые, но чему-то смог научить. Спор я с Палычем тогда выиграл, и вот теперь, в этом времени, Черкасов стоял и смотрел, как я ковыряюсь в замке чужого гаража. И смотрел не отрываясь, будто тоже вспоминал про тот спор.
Щёлк! Щелк! Хрусь!
Я выставил сувальды вровень, чтобы стойка засова прошла в прорези их окошек. Нажал на хвостовик засова, перемещая его вправо. Р-раз!.. И в дамки!
Открылся замок.
Распахнул калитку, вошел. Внутри — полумрак, пыль и внедорожник. Чёрный джип — тот самый. Стоит, побитый, но все еще грозный.
Мы обыскали гараж. Ни тайника, ни погреба, ни сейфа. Даже смотровой ямы нет.
— И что теперь? — с досадой плюнул Палыч.
— Знаешь, что я подумал? — сказал я, глядя на пустой гараж.
— Ну?
— Схрон у него не здесь. Замок слишком простой.
— Тогда на кой сюда ехал? — Палыч сменил тон, говорил даже с поддёвкой, будто я не только час назад пришёл к нему в кабинет.
Будто мы знали друг друга сто лет.
Я подошёл к задней стенке. Там, в углу, стояло колесо. Новое, ВАЗовское. Но спущенное.
— Вот зачем, — кивнул я на колесо.
— Не понял…
— Давай рассуждать логически, — я постучал по покрышке. — Нафига ему отечественное колесо?
— Не знаю…
— Для жигулей.
— А где жигуль?
— То-то и оно. Тут была еще одна машина. Точно. Он сюда загнал джип, сменил тачку и уехал уже на ней.
Палыч сматерился и хлопнул себя по коленке.
— Похоже на то… Сбил-таки след, — жевал губу Черкасов. — а теперь у нас ни модели, ни номера…
Черкасов задумчиво скрёб подбородок — выбритый до блеска, как у старого генерала перед строевым смотром. Молча смотрел на меня, не торопил. А я снова присел у колеса. Что-то в нём не давало покоя. Обычное с виду, но протектор забит глиной или ещё какой-то густой грязью. После дождя. Словно держал в себе улику.
Осторожно я выкатил колесо на свет, за порог гаража. Палыч вышел за мной. Перевернул, наклонился ближе. Протектор казался грязным, но не от той уличной грязи, что у каждого второго на дворе. Нет. В бороздках застряла плотная, вязкая субстанция. Сероватая, с матовым отблеском и тёмными вкраплениями, будто копоть вперемешку с известью. Не глина. Не песок. И уж точно не кирпичная крошка.
— Глянь сюда, — кивнул я, не поднимаясь. — Видишь, что в протекторе?
Палыч подошёл, присел, потер подушечкой пальца.
— Ну… вроде, песок, — пожал плечами. — Только жирный какой-то. Нет?
— Не песок, — покачал я головой. — Это порода с отвала. Смесь хренпоймическая. Я не геолог и не почвовед, но такое по улицам не валяется. На наших дорогах этого не найдёшь.
— И где ж ты, профессор, такие породы видел?
Я замер на мгновение. На языке вертелось: «там, где меня убили». Но сдержался.
— Старый моторный завод, — сказал я вслух. — На отшибе, за железнодорожным тупиком. Там за цехами отвал есть — метров пять-шесть в высоту.
Палыч выпрямился, почесал затылок.
— Моторный завод? Он вообще-то ездил туда… Неплохое место для схрона, — хмыкнул. — Глухо, сторожа нет, в округе никто не живёт.
— Вот и я о том. Если он был готов к побегу, наверняка держал там тайник. Лучше места не придумать. Такие, как Рябинин, отходные пути продумывают заранее.
— Ты, я смотрю, не просто штабной, — заметил Палыч. — Прямо как будто сам туда хабар закладывал…
Я не ответил. Только посмотрел в ту сторону, где за горизонтом прятался тот самый завод — и прошлое, в которое меня снова вдруг втянуло.
* * *
Сели в «мерин». Я хлопнул дверью, откинулся на спинку. Палыч открыл бардачок, вытащил чёрный пистолет странной конструкции.
— На. Не бог весть что, но лучше, чем ничего.
