Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор

Этот ход был сродни нокауту. Фатио застыл с полуоткрытым ртом, не зная, как реагировать. Он хотел было крикнуть, что это фарс, однако его же соратники, услышав об официальном признании и «союзе», уже восторженно ревели, подхватывая своего лидера на руки. Ни ареста, ни унижения — его «возвышали», одним росчерком превращая в почетного заложника, навсегда отрезая от его главной силы — улицы.

Пётр обвел взглядом притихшую, ошеломленную толпу, которой требовался простой, понятный сигнал.

— Любо вам мое решение⁈ — прогремел он на всю площадь по-русски.

Не поняв ни слова, женевцы недоуменно переглядывались. В повисшей неловкой паузе, по моему сигналу, сотня глоток преображенцев из оцепления рявкнула в ответ как один громовой раскат:

— Любо, Государь! Любо!

Мощный, уверенный клич прокатился над площадью. Благо горлопаны перевели это как вопрос на согласие предложения русского императора. И толпа, зараженная этой мощью, не вникая в смысл, подхватила его. Сначала неуверенно, потом все громче и громче. «Лю-бо! Лю-бо!». Площадь ревела, утверждая решение восторгом, смысла которого не понимала.

Я смотрел на это и еле сдерживал смешок. Это какой-то сюр. Женева кричит «Любо».

Победа была бескровной. Верный себе, Пётр приказал выкатить на площадь бочки с вином, предусмотрительно закупленные Анной, и раздать часть тех самых сухарей, что испекли для «мифической армии». Началось народное гулянье.

Мы с Петром стояли на помосте, наблюдая за срежиссированным праздником. Царь был в эйфории.

— Ай да я, ай да ты! — хохотал он, хлопая меня по плечу. — Какой спектакль отгрохали! А? Людовику такое и не снилось!

Я улыбнулся. На плечи навалилась усталость. Моя война на сегодня закончилась.

— Знаешь, — Пётр вдруг стал серьезным, окинув меня с ног до головы оценивающим взглядом. — Пора тебе перестать быть бароном. Мелковато.

Я вскинул на него брови.

— Не понял, Государь?

— А чего тут понимать? — он снова расхохотался. — Ты только что, по сути, присоединил к Империи целую провинцию. Пусть и неофициально. Так что по праву завоевателя… — он сделал паузу, и в его глазах заплясали дьявольские искорки, — каково тебе будет, а, граф Женевский?

Я раскрыл рот. Граф Женевский. Титул, который в этом кипящем котле европейской политики звучал как пощечина австрийскому императору, французскому королю и самому Папе Римскому. Это была мишень, которую Пётр с царской щедростью нарисовал у меня на спине.

— Шутишь, Государь? — выдавил я.

— А разве я похож на шутника? — он подмигнул. — Привыкай, граф. Дел у тебя здесь теперь будет по горло. Мало кто будет знать о твоем титуле, правда. Но что поделать — будешь тайным графом. Ха-ха!

Глава 14

Прошла неделя напряженной тишины, похожей на затишье перед артиллерийским обстрелом. В этой новой реальности жила Женева. Формально город оставался свободной республикой со своим флагом, законами и Малым советом, переименованным во Временный комитет. Фактически же — превратился в наш анклав, в русскую заставу в самом сердце Европы.

Ушаков провернул шедевральную операцию: контроль установили хитростью, почти незаметно для самих горожан. Никаких русских патрулей, никакого бряцания оружием на улицах. Хотя идеальный порядок поддерживала городская милиция, верная новому Комитету (и щедро прикормленная Анной Морозовой), над каждым ее капитаном незримой тенью нависал гвардеец Ушакова. Этот «советник по вопросам безопасности» вежливо, но настойчиво «рекомендовал», где усилить посты, а кого из обывателей стоит пригласить на «профилактическую беседу».

На всех ключевых дорогах, в нескольких верстах от города, заняли позиции наши «Бурлаки» — стальные сторожевые псы. Врытые в землю на окрестных холмах, замаскированные под стога сена или хозяйственные постройки, они держали под круглосуточным наблюдением всю округу. Любой караван или всадник, приближавшийся к Женеве, представал перед ними как на ладони. Этот невидимый железный периметр оказался прочнее любых каменных стен. А что особенно радовало, так это возможность оборонять территорию от огромных армий малыми силами. Это была огромная удача.

Состоявший из перепуганных хозяйственников, Временный комитет исправно исполнял все наши «рекомендации». Страх перед возвращением старых олигархов или радикалов Фатио делал их послушными, ведь мы были единственной гарантией стабильности. Каждое утро Остерман отправлялся в ратушу не как наместник, а в роли «советника по экономическим вопросам», и через час выходил оттуда с подписанными указами о «снижении пошлин на русские товары» или «упрощении процедуры найма иностранных специалистов».

Город жил своей жизнью: часовщики стучали молоточками, купцы заключали сделки, прачки полоскали белье в Роне. Вот только вся эта жизнь теперь протекала будто в аквариуме. Каждый ее аспект — от цены на хлеб до расписания церковных служб — находился под нашим негласным контролем. Мы не брали город штурмом — мы проросли в него, стали его нервной системой.

А Европа молчала. Занятая похоронами старого и коронацией нового короля, Франция забыла о нас, а Австрия, хотя и собирала войска, делала это медленно. Никто не знал, что с нами делать. Мы превратились в проблему, не имеющую простого силового решения. И эта выжидательная позиция нервировала.

После того, как основные проблемы утрясли, Государь по моей просьбе созвал военный совет.

— Государь, господа, — начал я, разворачивая карту, — положение наше стабильно, но обманчиво. Они тянут время, собирают силы. Рано или поздно ударят. Наша задача —заставить их плясать под нашу дудку.

Развернув карту, я изложил свою стратегию, которую про себя назвал «Громоотвод».

— Мы должны превратить Женеву в осиное гнездо. В постоянную головную боль для всей Европы. Шуметь, угрожать, бряцать оружием, чтобы они стягивали сюда все новые силы, оголяя другие направления. Пока вся Европа будет пытаться выкурить нас из этой горной норы, царевич Алексей в России получит драгоценное время. Ему нужно минимум полгода, а лучше — год, чтобы наладить массовое производство боеприпасов, увеличить выпуск «Шквалов», «Бурлаков», «Катрин», обучить армию. Эти полгода, по моим расчетам, мы и должны им купить.

К моему полному изумлению, первым меня поддержал Меншиков.

— А что, Государь, мысль-то дельная! — он аж потер руки от удовольствия. — Окопаемся! Место тут сытное, богатое. А казна-то женевская… да торговые пути… тут можно такие дела обернуть, что никакой войны не надо!

Я озадаченно посмотрел на него. Ждал чего угодно — интриг или призывов к бегству, однако никак не такого энтузиазма. Что он задумал? Впрочем, ответ был очевиден. В осажденном городе, где я буду по уши в войне, а Пётр — в политике, именно он, главный снабженец, сможет подмять под себя все финансовые потоки. Война — его стихия. В смысле, возможность на ней нажиться. Либо я чего-то не знаю о Меншикове.

— Хорошо, — сказал Пётр, выслушав всех. — Стратегию принимаю. Будем шуметь. Но, — он посмотрел на меня в упор, — чем? Чем угрожать? Нам нужна армия. Своя. Здесь.

Тут-то мы и уперлись в стену. Слово взяла Анна Морозова, наш «министр финансов».

— Ваше Величество, — план, безусловно, прекрасен, — спокойно начала она, раскладывая свои счетные книги, — вот только у него есть один недостаток. Деньги. Средств «Компанейской Казны» и вывезенных активов хватит на содержание нашего отряда и мелкие расходы еще месяца на три-четыре. На то, чтобы нанять, вооружить и содержать хотя бы один полк швейцарских наемников… у нас нет средств. Вернее они есть, но не здесь. Нам нужно золото. Много золота. И быстро.

Задача была поставлена. Где в осажденном городе, отрезанном от всего мира, взять столько золота?

Начался лихорадочный поиск решений, одна идея сменяла другую, каждая нелепее предыдущей.