Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Итак, эти материалы у меня. Они принадлежат мне. Я их получил по наследству. У вас материалов нет, но вы хотите обобрать Никитоса.

– Ты чё несёшь, щенок? – воскликнул Садык. – За языком следи!

– А я хочу обобрать не только Никитоса, но и Ширяя. Не обращая внимания на его показное возмущение, продолжил я. – А также хочу посадить их обоих в тюрьму, послать на зону. Поэтому мы можем объединить усилия. Я вам помогу, а вы поможете мне.

– Тебе лет сколько, сынок? – качал головой Садык с таким видом, будто удивлялся, насколько туп его собеседник. – Ты оказал содействие в проведении расследования. Ну всё, спасибо. Иди. Играй с девочками. Кораблики в лужице запускай. Неужели ты думаешь, что я доверю тебе какое‑то серьёзное дело? Зачем ты нам нужен?

– Проблема в том, Владимир Кажимович, что вам без меня не справиться. Вы тридцать лет вокруг него пляшете, ритуальные танцы совершаете. Но пока я не появился на вашем горизонте, у вас не было ни бумажки, ни какашки.

– А ты‑то откуда знаешь, что у нас было? – рыкнул Садык.

– Короче, я сейчас втираюсь в доверие к Ширяю. Насколько я смог понять, вы в его окружении человека не имеете. И вообще весьма ограничены в ресурсах. Стало быть выступаете в этом деле не столько от имени конторы, сколько от группы заинтересованных лиц. То есть весь арсенал средств применить не можете. Но хотите прибрать к рукам огромные богатства.

Садык прищурил глаза и буравил меня колючим не слишком приветливым взглядом.

– А вы начинайте шантажировать Никитоса материалами, – продолжил я. – Сразу скажу, я на его месте хрен бы вам что отдал. Материалы старые, неактуальные. Поэтому сначала нужно раскачать тему, чтобы бумажки набрали вес и цену. Понимаете меня? Давайте это мне. Я возьму несколько дел и буду их крутить. Буду выдавать публикации в прессе, буду работать со стороны СКР. Понимаете? Чтобы всё было синхронно. А вы одновременно с этим, можете на него выходить, давить, показывать копии, запугивать, говорить, что посадите. Шантажируйте сколько влезет. Идёт?

Садык смотрел на меня исподлобья. Глаза покраснели. Он никогда не любил, когда его щёлкали по носу, а я именно это сейчас и делал.

– Вы скажете, вот смотри, Никитос, уже пошли дела, уже о тебе пишет центральная пресса, уже следком начинает шебаршиться. Отдавай нам своё неправедно нажитое добро. Но давайте договоримся сразу, ещё на берегу. Если вам удастся ломануть этот живой сейф – вы мне платите, делитесь его деньгами. Если мне удастся – я делюсь с вами. Идёт?

Садык посмотрел мне в глаза, потом на Чердынцева, потом снова на меня. Прикидывал, где и насколько может меня кинуть и объегорить.

– Ну а что вы теряете, Владимир Кажимович? – усмехнулся я. – При худшем раскладе несколько дел из целой жестяной коробки. А что найдёте – сами подумайте. Это даже вообразить трудно. Так ведь? Разве не лучше договариваться, чем воевать?

– Ну ладно, – наконец выдохнул Садык, взвесив за и против. Вероятно, он подумал, что скинуть меня с хвоста сможет в любой момент.

У меня снова зазвонил телефон. На этот раз я понадобился Вере, секретарше Кашпировского.

– Сергей, привет!

– Привет‑привет, Вер. Как живёшь?

– Слушай, давай потом поболтаем, я по делу.

– По делу? Хорошо, слушаю.

– Тебя Савоськин вызывает.

– Савоськин вызывает? Ничего себе. Чего ему надо?

– Не знаю, – усмехнулась Вера Михайловна. – Велел приехать как можно скорее.

– Скорее – это когда?

– Буквально через пять минут.

– Через пять нереально. В лучшем случае минут через сорок.

– Давай‑ка ты пораньше постарайся.

– Постараюсь, – пообещал я.

Совещание с Садыком закончилось неокончательным решением. Вопрос повис на ниточке. Тем не менее, половину дел я оставил себе, засунул в рюкзак и уехал. Чердынцев довёз меня до города, дальше я взял такси, а дома пересел на «Ларгус» и двинул к Савоськину.

Приехал, как и предполагал, через сорок пять минут. Рюкзак с делами и пушкой я бросил в багажник «Ларгуса».

Прибыв в РФПК, я сразу пошёл в приёмную. Секретарша холодно кивнула на дверь.

Я постучал, дождался возгласа «да‑да» и вошёл.

– Здравствуйте, Александр Анатольевич, – широко улыбнулся я.

– Здравствуй, здравствуй, друг прекрасный, – высокомерно оглядывая меня, ответил он.

Он сидел за рабочим столом, а перед ним, у приставного стола для заседаний спиной ко мне расположился посетитель. Что‑то в его фигуре показалось мне смутно знакомым…

Савоськин кивнул и, обращаясь к посетителю произнёс:

– Вот он. Появился. Забирайте.

Посетитель медленно, с достоинством поднялся и только тогда повернулся.

Это был Давид Георгиевич. Тот самый чувак, что встречался со мной в горной деревушки после днюхи Ангелины.

– Здравствуй, Сергей, – с лёгким акцентом произнёс он.

– Здравствуйте, Давид Георгиевич, – кивнул я и по спине пробежал холодок.

– Помнишь наш разговор? – чуть прищурился он. – Ты тогда видел тех, кто решил оказаться поближе к земле.

– Тех, кто упал в ущелье, – кивнул я. – Помню, конечно.

– Вот‑вот, – хмыкнул он. – Тех, кто упал в ущелье.

Он глянул тем самым взглядом, от которого может стыть кровь в жилах.

– Ты же не хочешь упасть в ущелье, не правда ли, дорогой? – спросил он и едва заметно улыбнулся…

С одной стороны, появление этого Давида Георгиевича ничего хорошего не сулило. Этот достаточно мутный кент неизвестно зачем встречался со мной в горах. Типа посмотрел, достаточно ли я хорош, или что? А сейчас вот приехал проводить дознание? Типа, Торквемада на минималках… У местных парней явно наметился кризис, и, похоже, этот самый Давид выполнял роль антикризисного менеджера. Решать кризисы он, скорее всего, привык радикально. Мышь под ложечкой завозилась и царапнула когтем, а в голове пропел Боярский:

Мотор, хлопушка, выстрел, кровавая луна

На титрах выпадаю из окна выпадаю из окна

У всех кто это видел в душе родился крик,

А режиссер сказал мне напрямик

Играешь роль такую роль о в эпизоде безусловно

В эпизоде безусловно ты король…

С другой стороны, если бы местные хотели решить вопрос жёстко, то чик‑чирик, всё бы сделали тихо и дело в шляпе, как говорится. Вряд ли бы стали звать Давида Георгиевича. А раз тут всё чинно, по уму, значит, скорее всего, он прибыл разбираться и делать оргвыводы. Хотя не исключено, что по результатам разбирательств могут быть приняты весьма жёсткие решения. Вот тебе и здравствуй, Серёжа. Не хочешь ли переместиться поближе к земле? Не хочу пока.

– Как живёшь, чем дышишь? – спросил Давид Георгиевич и подошёл к столу Савоськина. Чуть наклонился, взял что‑то со стола, положил во внутренний карман.

– Что молчишь? – переспросил он, оборачиваясь. – Как работа?

– Работа? – хмыкнул я. – Да ничего, не жалуюсь.

– Что значит «ничего»?

– Ну, так говорят, когда одним словом не скажешь.

– Ну скажи двумя или тремя. Сколько тебе слов надо?

– Не знаю. Интересная работа. Занятость, конечно, невысокая, и в этом есть определённый плюс. Остаётся много свободного времени. Это приятно. Опять же, Руднёв выдал мне машину, что, естественно, мне тоже очень нравится. Имею свободу передвижений. То есть в этом плане всё отлично.

Я заговорил свободно, открыто и без видимой боязни. Как молодой наглец, практически. Играть так играть. Натренируюсь и пойду поступать во ВГИК.

– Ну а что не отлично?

Савося нахмурился и осторожно глянул на меня, словно боялся, что я скажу что‑то лишнее, а он из‑за этого получит нагоняй. Ему было очень неуютно и по взгляду его я понял, что он хотел бы оказаться подальше от этого худого Давида с опасным взглядом и заросшим подбородком.

– Ну как бы… – я внимательно посмотрел на него.

– Да давай уже, – махнул он рукой.