Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– А, субординацию соблюдает, – усмехнулся Давид. – Смотрите, какой правильный молодой человек. Давай, давай, тут вся субординация – это я. У меня спрашиваешь, мне рассказываешь. Как я решу, так и будет.

– Задания довольно специфические, пожалуй, – пожал я плечами. – Так что даже и не знаю, что сказать.

– И в чём специфика?

– Ну типа отдуваться за Руднёва. По крайней мере одно задание было именно таким. А что будет дальше – неизвестно. Пока опыт небольшой. Интересно, конечно, но посмотрим ещё, как будет оплачиваться вся эта канитель. Потому что про деньги со мной никто не говорил. Руднёв сказал типа «потом узнаешь» или что‑то вроде этого.

– А где Руднёв? – повернулся Давид к Савоськину.

– В отпуске, – вяло кивнул тот с видом «я‑то тут при чём».

– В отпуске, – покачал головой Давид Георгиевич. – Он у тебя больше отдыхает, чем работает, да? Я как ни спрошу, он всё в отпуске. У него целый год отпуск и только двадцать рабочих дней, я правильно понимаю? Отпускные‑то он не забывает получить?

– Да почему, Давид Георгиевич? – ожил Савоськин. – Это не так. Работает он нормально. Ну, взял недельку, что такого? Четыре раза в год по недельке – вот вам и двадцать рабочих дней.

– Ай, все любят отдыхать, – засмеялся Давид. – Да, Сергей? А работать никто не любит. Ну давай, рассказывай, что там за специфические задания?

Ладно, рассказать можно. Давайте, Давид Георгиевич, займитесь наведением порядка. Заодно и посмотрим, чья это инициатива была такая.

– Я понял, – начал я. – Я привёз сумку с деньгами на базу. Они, похоже, там занимались криминальными делами.

– Что за база?

– За городом. Стоит в поле теремок, как говорится. Ну, не теремок, конечно, а огороженный железобетонным забором участок, включающий несколько зданий, котельные, бараки и склады. Руднёв велел отвезти туда сумку с узбекскими сумами.

– С узбекскими? – переспросил Давид и, чуть покачивая головой, повернулся к Савоськину. – Они, наверное, что‑то из Узбекистана возят?

Взгляд у Давида Георгиевича был надменный и вопросительный. Савоськин сделал вид, что не замечает, опустил голову и начал листать большую записную книжку.

– И что дальше? – кивнул мне Давид.

– А дальше они там начали орать.

– На тебя?

– Ну да, на меня. Что типа Руднёв очередной раз меньше, чем договаривались, денег прислал.

– В очередной раз? Узбекские сумы?

Давид снова посмотрел на Савосю, но тот не реагировал. Давал всем видом понять, что не при делах.

– И что дальше было? – кивнул мне инквизитор. – Ты взял всех и пострелял?

– Я пострелял? Вы что, шутите? Я школьник, как я постреляю?

– Ну и что же там произошло, школьник?

– Их чувак, Алёша, начал…

– Ты его знаешь, что ли? – перебил он.

– Ну, да, знал, – подтвердил я. – Один раз пересекались. В не очень хорошей ситуации.

– В какой ситуации? Хотя ладно, потом про Алёшу расскажешь. Что там дальше было?

– Стрельба началась, Давид Георгиевич.

– Как стрельба?

– Ну вот самая настоящая. А они какие‑то вообще дикие оказались. Алёша деньги по двору раскидал, будто они вообще никакой ценности не имели. На меня начал наезжать, угрожать. Сказал, кто‑то должен ответить за эти дела. Подбежал чувак, который ворота охранял, который меня на территорию запускал. У него в руке был пистолет.

– Так… – нахмурился Давид, начиная видимо догадываться, что всё это задание было чистой воды подставой.

– И он начал палить, – сказал я. – Там как вышло, сначала суматоха пошла из‑за этого Алёши. Он на меня конкретно наезжал. Я ответил что‑то резкое. Он не стерпел заорал ещё громче. А этот сторож, или кто он там, возьми, да и шарахни из пистолета. Только я‑то понял, что кирдык настаёт, и как увидел ствол, сразу пригнулся, упал на землю, а тот дурачок выстрелил. И попал в Алёшу, который стоял прямо позади меня.

– Ты шутишь сейчас?

– Нет, не шучу. Даже я понимаю, что так нельзя делать, стрелять в цель, если за целью свой человек. Но они, походу, ужаленные были. Другого объяснения нет. Короче, выстрелил и завалил Алёшу. Тот захрипел, упал. На выстрелы выскочил третий кент с калашом. И ещё там один.

– И начал палить в тебя?

– Да нет, он уже начал палить в того, который Алёшу завалил. У них, короче, пошёл настоящий кинематограф. Мотор, хлопушка, выстрел. Семеро смелых, честное слово. В общем, пока они там стреляли друг в друга, началось восстание рабов. Бомжи высадили окно и полезли наружу.

– Какие бомжи? Ты не сочиняешь?

– Они там в рабстве у Алёши этого были.

Давид снова с удивлением посмотрел на Савосю, а тот снова пожал плечами.

– Мы к этому отношения не имеем, – заявил он.

– Ну, я бомжей выпустил, – кивнул я.

– А зачем выпустил?

– Так живые же люди. К тому же этот Алёша меня самого, но не в этот раз, а месяц назад примерно, в такую же дыру привёз и затолкал. Я еле свалил в тот раз. Грузовик у них угнал и дёрнул.

– Как так вышло‑то?

– Ну вот так. Был там у них один такой деятель, Харитоном звали.

– Ну ты, парень, я смотрю, любитель попадать в истории.

– Да нет, Давид Георгиевич, я в истории попадать не люблю. Но Руднёв послал, что было делать‑то? Я же на работе.

– Хорошо.

– Ну вот и всё, собственно

– М‑да…

Давид почесал заросший щетиной подбородок и задумался.

– Интересно, а ты Панюшкина знаешь? – спросил он, выйдя из задумчивости.

– Усы что ли? Ну знаю, как не знать.

– Откуда?

– Так он же прессовал меня. Похищал, увозил на заводик свой, документы требовал. Я так понимаю, он под Раждакйным ходит?

– А Раждайкина, откуда знаешь?

– Давид Георгиевич, вы меня удивляете. Вы как будто не из этой организации.

– Я спрашиваю, ты отвечаешь, – спокойно и безо всякого раздражения ответил он.

– Так он меня тоже прессовал, – пожал я плечами. – Он застрелил того самого Харитона, босса этого Алёши, про которого я только что рассказывал. И хотел повесить на меня это дело. А до этого ещё очень сильно расстраивался, что ему шеф, я так понимаю, Никита Антонович, не дал меня запытать до смерти. Говорят, он за свои штучки присесть может.

– А за что конкретно он может присесть, ты знаешь? – прищурился Давид.

Он спрашивал и наблюдал, в надежде, что я проколюсь или поплыву, не сумев дать верный ответ.

– Ну, так за этого Харитона, – развёл я руками, – За вьетнамца, который был, боссом Алёши. У них там вообще какая‑то конченая мафия, старьёвщики, цыгане, хер поймёшь с этими бомжами. Он же хотел на меня стрелки перевести, но что‑то, видать, не так пошло.

– И что пошло не так?

– Я не знаю.

– А ты видел оружие, из которого был убит этот… вьетнамец?

– Нет, откуда?

– А как он пытался тебя подставить?

– Ну блин, Давид Георгиевич! Я поймал вьетнамца… и посадил под замок. Потому что он тоже меня прессовал по указке Раждайкина. А пока я метнулся по делам, этот Раждайкин пришёл и замочил его.

– Нет, правда, удивляюсь я, – покачал головой Давид Георгиевич. – Савося, может, ты мне объяснишь что‑нибудь?

– Давид Георгиевич! Вы что! Я вообще всё это впервые слышу. Я ни ухом, ни рылом об этом деле. С меня не спрашивайте. Это же Никита тут ниточки дёргал!

– Пацан, малолетка, школьник, да ещё неуспевающий, – поражённо проговорил Давид. – Вы тут ему такую мясорубку устроили, а он вас всех сделал. Как так, Серёжа? Может, тебе помогал кто?

Держись, держись Крас. Главное, не сфальшивить. Играю рооль, такую роль…

– Во‑первых, – хмыкнул я, – это я раньше неуспевающим был. Там типа драма сердечная. Дурь подростковая, знаете? Бывает, гуси летят.

– То есть хочешь сказать, что у тебя гуси летели?

– Ну а как ещё назвать? Вообще не понимаю. Сейчас анализирую и понять не могу, как меня так угораздило по молодости лет. Химия. Сто процентов. Все эти гормоны, всё это созревание дурацкое, химия и отсутствие жизненного опыта. Это всё из‑за Ангелины, внучки Глеба Витальевича.