Последний Герой. Том 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Он оглядел поляну, поводил взглядом по лицам.

— Когда не было бензина, Серега заливал свой. Когда понятых не находилось, тащил соседа по гаражу. Когда в парке долбо*б палил из ружья, он шёл первым. Потому что не умел иначе.

Мордюков замолчал, собираясь с мыслями. Говорил он явно искренне, я даже проникся. Не думал, что Морда еще помнит — как это, работать по старой школе. Лицо его даже вытянулось, будто он вдруг постарел. Потом хрипло выдохнул:

— И вот теперь он… на свободе. Да. А по сути — давайте честно, товарищи, — за бортом. Не потому, что сам захотел. А потому что возраст подошёл. Потому что там, — Мордюков ткнул пальцем вверх, — решили, что пора «оптимизировать», так сказать систему, мля. Чёрт бы побрал эту ихнюю оптимизацию. Таких спецов, как Серёга, теряем. Надёжных и с опытом.

Он на секунду замолчал, втянул воздух.

— Пенсионер… Да какой он, к чёрту, пенсионер? Молодой ещё, шести десятков нет. Работать бы и работать. Но вместо таких матерых волков на их места ставят вчерашних студентиков. А те не знают, с какой стороны к протоколу подойти, как правильно объяснение взять, что на осмотре места происшествия делать, — Мордюков скривился. — Вот до чего дошли. Одних списываем, других не научили.

Он помолчал, сжал пальцы вокруг рюмки.

— Спасибо тебе, Серёга, за то, что был таким, каким должен быть мент. Настоящим. За то, что свернул только в самом конце… Мы с тобой ещё не раз водки махнём. Но сегодня — честь тебе. И знай — ты не бывший. Ты наш. У нас бывших не бывает! С выходом на заслуженный отдых!

Он поднял выше рюмку, и никто не остался сидеть. Все встали, а Востриков прослезился.

— Поздравляем!

— Здоровья!

— Хорошо устроиться на гражданке!

Сыпалось со всех сторон сквозь звон рюмок. Чокнулись, выпили, закусили.

Гулянка набирала обороты. Ко мне подсел Ляцкий.

— Эх, Макс… — сетовал Фомич. — Проводов на пенсию теперь нет по-человечьи… Ну что это? — он обвел взглядом поляну. — Бухнули на природе и разбежались. Разве так старую гвардию провожать положено? Раньше ведь как? Весь отдел гудел, шарики, цветы, стенгазета, начальник с речью перед всем личным составом, из прессы девица с фотоаппаратом, а то и две, начальник по кадрам из главка напутствовал от имени генерала — «с этапами нового большого жизненного пути»… А потом гулянка прямо там, в актовом зале отдела, ни от кого не прячась, песни, поздравления. Со слезами на глазах выходили. А сейчас? Пикник на обочине.

— Да, вроде, нормально сидим, Фомич, — пробубнил я с набитым ртом, уплетая подоспевший шашлык.

— Ай… молодежь, — махнул рукой дежурный. — Ни черта вы не понимаете, не цените… Вот придет время, тогда… Эх… поймешь, какое сейчас времечко. Когда тебя выпихивают, как вон ту собаку из мультика — помнишь, «Жил-был пёс»? Пока лаял — нужен. А как нюх потерял — за ворота и пинком под зад. Вот и нас теперь, пенсионеров — пачками на выход. Реформа, мать её, все не закончится… Сколько толковых, битых жизнью спецов полегло под ножом этой «оптимизации» — не счесть. А теперь нехватка кадров, ёпта! Всю систему просрали, развалили, как экономику при Чубайсе. Вредители, чтоб им пусто было. Уважение народа потеряли, честь мундира в кабинетах бумажками завалили. А раньше как было? Уход со службы — целое событие. А сейчас? Больше на изгнание похоже. Тихо выпнули, и гуляй. Да что уж там… Пока служишь — человек, товарищ, честь и опора. А только ушёл — и хрен тебе, ни здравствуй, ни до свидания. Будто не в МВД отпахал двадцать лет с лихером, а с зоны освободился. Словно заразный.

Он закончил речь, полную досады, и тяжело вздохнул, думая, что собеседник его не понимает.

— Не переживай, Фомич, — сказал я, хлопнув захмелевшего Ляцкого по плечу. — Тебя точно не вытурят. Без тебя дежурку кто тянуть будет?

— Да ну… — он махнул рукой, чуть качнувшись. — Я теперь, прикинь, в день хожу. Пятидневка, как у людей.

— Это как? — я прищурился.

— Начальником дежурной части предложили. Пока исполняющий. Присматриваюсь… разбираюсь. Вот и на гулянку — с работы. Поэтому и в форме, и с кобурой. Привычка, сам понимаешь. За столько лет — заступил в наряд, значит — получи ствол.

— Ну что, поздравляю, — я пожал ему руку. — Давно пора было подрасти. Заслужил.

— Спасибо, Макс, — хмыкнул он, и в глазах на секунду мелькнуло что-то похожее на благодарность.

Рядом с Мордюковым стоял его зам и он же — начальник кадров, подполковник Зуев Владимир Ильич. Щуплый, строгий, на вид говнистый. С раздраженным лицом и глазами, в которых мелькала лёгкая досада, будто он был совсем не рад, что личный состав прямо здесь и сейчас, при нём не вкалывает, а расслабляется в рабочее время. Он держался прямо, как и положено кадровику, но чувствовалось — ни солнце, ни дым от шашлыков, ни рюмки на столах, ни речи под водочку его особо не трогают.

Косился на меня с подозрением. Дескать, что этот штабист тут забыл? Опера провожают своего, а ты куда влез? Я поймал его взгляд, чуть кивнул и усмехнулся молча, мол, не ваше собачье дело, как попал я сюда. Зуев криво усмехнулся в ответ, и в его выражении лица прекрасно читалось: «вот выйдешь с больничного, Яровой, поговорим тогда… про тетрадки я не забыл».

А я подумал, что надо бы всё-таки найти кого-нибудь и озадачить этими тетрадками. Самому сесть их писать — некогда, да и зачем, когда всегда можно, так сказать, делегировать такие полномочия.

Когда первая волна тостов схлынула, за столом воцарилась та самая тишина — не натянутая, а уважительная. Встал Востриков. Замначальника угро, а теперь — офицер в отставке. Встал не торопясь, будто в последний раз продумывая, что сказать. Поправил рубашку, взял рюмку — пальцы дрогнули. Не от водки, видимо, от волнения.

— Мужики… — сказал он просто. И замолчал на секунду, глядя по очереди на лица, знакомые, как собственные шрамы. — Спасибо вам. За службу, за смены, за спину, которую прикрывали, и за то, что мы никогда не бросали друг друга.

Он провёл взглядом по рядам. Кто-то кивнул. Кто-то отвёл глаза. Воспоминания у всех были свои.

— Знаете, — продолжил он, — было ведь по-всякому. И жопа случалась, и радость проскакивала. Но самое главное — мы работали по-настоящему. Не для галочки, не на бумажку. А по совести. За это я вам и благодарен. Всем.

Он улыбнулся — немного криво, немного устало.

— Теперь у меня будет другая работа… Забор вот на даче начну строить. Баню доделаю. Говорят, на гражданке тоже жизнь есть. Ну, попробую… Проверю.

Поднял рюмку. Не дрожала уже. Только глаза стали чуть влажнее. И все молча чокнулись, выпили.

Тут поднялся захмелевший Мордюков. Тяжело, по-полковничьи, чуть придерживая стол рукой. Глянул на Вострикова, как на старого друга, с которым плечом к плечу прошли не один десяток лет.

— Подожди, Серёжа. Не расслабляйся раньше времени. Ты ж нас знаешь — с пустыми руками не отпускаем. От всего отдела… — он указал взглядом на коробку, стоящую в сторонке. — Вот тебе. Чтобы без дела не сидел, руки зря не чесались.

К коробке шагнул Зуев. Поднял аккуратно, будто не коробку, а орден нес. Поставил перед Востриковым.

— От коллектива, — продолжал полковник. — Портативный сварочный аппарат. В хозяйстве, как говорится, вещь нужная.

Сергей Иванович взглянул на коробку. Широко улыбнулся.

— Спасибо, мужики. Ну, теперь точно не соскучусь. Воротину в гараже давно подлатать хотел — всё руки не доходили…

Когда мероприятие перевалило за «экватор», а на столах остались только недопитые рюмки да тарелки с остывшим мясом, народ потихоньку рассыпался по кучкам, вылезли из-за столов, размять ноги, покурить, поболтать в более тесном кругу.

Мордюков стоял у мангала, рассказывал что-то узбеку, улыбался, жестикулировал — уверенно, по-хозяйски. В одной руке — рюмка.

Потом у начальника зазвонил мобильник. Он быстренько опрокинул рюмку в себя, занюхал тюбетейкой, прислонившись носом к узбеку, и вытащил аппарат из кармана. Глянул на экран — и в лице изменился. Улыбка сползла, плечи расправились, словно протрезвел сразу. Стало видно, как в нём включился другой человек — не рассказчик у мангала, а тот самый старший, который за всех в ответе.