Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Постучать? – воскликнула Грошева и подскочила ко мне. – Ты чего?

Легонечко шлёпнув пару раз ладошкой, она вдруг долбанула мне кулаком между лопаток. Я, откашлявшись, замахал руками и прохрипел:

– Хватит, хватит, хватит! Ты меня или так или эдак решила доконать?

– Почему сразу доконать‑то? – обиженно воскликнула она и, вернувшись на своё место, села напротив меня. – Что, тебе настолько противно, что ли?

– Разумеется, не противно, а приятно. Было бы. Но, Ань, ты что вообще несёшь‑то?

– Что⁈ Что такого⁈

– Как, что такого⁈ – развёл я руками. – Ты же сама ещё ребёнок, бебик, практически. Тебе сколько лет?

– Я уже три года рожать могу по физиологическим показателям.

– Капец, блин! – я хлопнул себя по лбу. – И что из того, что можешь? Ты же ещё школьница. Как ты себе это вообще представляешь? Ребёнка мало родить, за ним ухаживать надо, воспитывать, кормить, растить.

– Слушай, чего ты начинаешь? Я тупая по‑твоему и не знаю всего этого? Я всё продумала. Нормально я себе представляю. Это ты не представляешь, а я очень хорошо представляю.

– Ну, объясни мне, чтоб я тоже представил.

– Я тебе даже показать могу. В действии…

– Это ладно, – хмыкнул я. – Процесс мне более‑менее ясен. Но мне бы понять хотелось.

– Ой, какой ты душный, Краснов! – помотала она головой и длинные тонкие волосы разлетелись по сторонам.

Аня их поймала и заложила за уши, оказавшиеся немного оттопыренными.

– Ну нифига себе, душный, – кивнул я. – Ты больно проветренная. Давай‑давай, рассказывай, фантазёрка. Чё ты там напридумывала? Дитя порока, блин.

– Короче, мысль простая, – сказала она. – Ты ешь, ешь, остынут пельмени твои.

– Нет уж. Сначала выслушаю, а то второй раз может не повезти и откашляться не удастся.

– Короче, Краснов. Детородного возраста мы уже достигли, правильно?

– Не знаю.

– Конечно, ты не знаешь, ты же биологию не учил, а если бы учил всё бы знал.

– Ну‑ну, продолжай. Собирался заниматься физикой, но похоже будет у меня репетитор по биологии, да ещё и с практическими занятиями и лабораторными работами.

– Так вот, возраст уже позволяет.

– Ну и как ты будешь ребёнка воспитывать? Тебе ещё два года, считай, в школе учиться.

– Пофиг, мать поможет. Бабка то есть.

– А бабка уже в курсе или это сюрприз? И на хрена так рано‑то?

– Ты чё? Ну во‑первых, ты меня знаешь.

– Ну, допустим, знаю. Правда, не очень хорошо, как только что выяснилось.

– Мне найти нормального парня с моими данными не светит.

– А что у тебя за данные? Ты же симпатичная девчонка!

– Ой, только не начинай, ладно? – нахмурилась она и отодвинула от себя чашку с чаем. – Симпатичная. Сам‑то ты не больно увлекаешься моей симпатикой. Короче, не морочь мне голову. Я уже долго, всю свою жизнь, нахожусь на самой дальней границе общественной жизни и никаких иллюзий не питаю. И радужных мечтаний о своём будущем не имею. Ты мальчик популярный и ни о чём не задумываешься, плывёшь себе по течению, а мне надо думать.

– Ой, что‑то ты рановато думать‑то начала, душа моя.

– Просто я всё взвесила и считаю, что ты мне подходишь.

– Я тебе подхожу? Это по каким параметрам? По антропометрическим?

– Ты мне подходишь как человек, и физические данные у тебя нормальные. В общем, я считаю, что от тебя рожать очень даже неплохая идея, и ребёнок будет здоровым, умным, будет иметь хорошие данные.

– Офонареть! – поразился я. – А загон с Нащокиной? А суицид?

– Какой, нахрен, суицид! – сделала она лицо, типа, кого вы лечите, доктор. – Думаешь, я суицидников не видела? Нормальный ты, просто хитрый.

– Ну ты меня убила, старушка, – выдохнул я, возвращаясь к пельменям. – Ну ладно, я тебе подхожу. Допустим. Ну, жди тогда совершеннолетия.

– Ждать я не могу как раз, – ответила она.

– А чё с тобой? Уезжаешь?

– Нет, я‑то остаюсь, – покачала она головой и волосы снова разлетелись, привычно падая на лицо и закрывая её глаза. – Это ты уезжаешь.

– Куда это я уезжаю? – снова удивился я.

– Из нашего лицея… Я сегодня была в школе…

– А что ты там делала?

– Ну… мне надо было зайти поговорить с историчкой. Она мне давала задание на каникулы. К началу четверти я проект готовлю.

– Ну, видишь, какая ты отличница, прилежная, трудолюбивая. С пузом по школе ходить будешь. Представляю картинку.

– Ладно, короче, это не важно. Я слышала, что Медуза сказала, что тебя отчисляют.

– Оба‑на, нифига себе! Медуза так сказала?

– Да… Так что, если тебя отчислят и ты перейдёшь там куда‑то в Пятьдесят девятую…

– Почему именно в Пятьдесят девятую? – прищурившись, спросил я.

– Она сказала, что тебя сейчас никуда больше не возьмут, – вздохнула Грошева.

– Почему?

– Ну потому что… я этот момент не поняла, если честно… То ли она, то ли кто‑то там из министерства областного постарался или постарается, чтобы тебя только туда приняли.

– Офонареть! – снова воскликнул я.

– Вот тебе и объяснение. Ты сейчас уйдёшь в эту Пятьдесят девятую и всё! Там начнётся новая жизнь. Девки‑оторвы там такие, о‑го‑го…

– А ты откуда знаешь?

– Да весь город знает. Там полшколы проституток.

– Да ладно, прекращай, – засмеялся я. – Не школа, а бордель, да? Учиться, наверное, некогда.

– Ну это, конечно, преувеличение, – пожала Аня худенькими плечиками, – но тем не менее. И я тебя, может, больше потом вообще не увижу, не найду. А если найду, ты, может, уже и не захочешь.

– А сейчас я просто сгораю от желания, да?

– Но сейчас, по крайней мере, у меня есть шанс… – тихо проговорила она.

– Ань, я вообще не понимаю, как ты себе это представляешь?

– Правда не представляешь? – с усмешкой произнесла она. – Не смеши меня. Всё ты отлично представляешь. Я разденусь, разведу ноги…

– Нет, эти подробности мне не надо рассказывать. Это я как раз представляю. Я не представляю, что дальше. Я тебе, типа, бык‑осеменитель, что ли? И ты думаешь, это для меня вообще проще простого, да? Взял, как ты говоришь, бебика заделал, ну и живите сами, как хотите. Так что ли, я понять не могу? То есть ты полагаешь, что я буду знать, что где‑то там растёт мой ребёнок, а сам буду жить себе спокойно, где хочу и заниматься, чем хочу, правильно? Бред какой‑то.

– Ну считай, что просто сдал семя в банк спермы, а я его там выбрала. Только без всех этих посредников.

– Ну тебе, допустим, там сейчас никто ничего и не даст, и у меня не возьмёт в силу юного возраста.

– Слушай, ты просто скуф какой‑то, Сергей. Может, ты думаешь, что и Земля плоская?

– Про это я ещё не думал.

– Ну, подумай. Короче, пойдём. Я постараюсь, чтобы тебе было приятно.

– Да блин! Грошева, ты вообще с ума сошла? Мы же ещё дети.

– Дети? То есть возделывать взрослую тётеньку, ты уже не ребёнок, а со мной вдруг стал ребёнком?

– Какую ещё взрослую тётеньку возделывать? – опешил я. – Что ты несёшь?

– Да ладно, я ж не дура, зачем ты прикидываешься? Не надо делать из меня идиотку, хорошо? Это даже как‑то стыдно. Кринжово, Краснов.

– Ань, ты сейчас вообще на себя не похожа. Ты столько молчала, а сейчас вдруг разговорилась. Никаких взрослых тётенек я не возделывал.

– Ну‑ну. А Альфа что?

Вот же шпионка! Тихоня, твою мать! Как‑то действительно стало душно и захотелось открыть окно. Проветрить…

– Что Альфа? – развёл я руками и заметил, что держу вилку с нанизанным на неё пельменем.

– Ну Альфе‑то ты ребёночка заделал, – спокойно, будто это обычное дело, заявила она.

– Ты чё, дура что ли? У Альфы мужик был.

– Мужик был. Только она ему не давала уже сто лет.

– Да ты‑то откуда всё знаешь⁈

– Слышала в учительской сегодня.

– Что ты слышала? Что Альфа сказала, как я ей ребёночка заделал? Ты с ума что ли сошла?

– Нет, не так, конечно, ‑‑‑ нахмурилась она. ‑‑‑ Альфа там с Юлей трепалась. А я подслушала.

– И что она сказала Юле? – нахмурился я.