Петров, к доске! Книга третья (СИ) - Ларин Павел

Естественно, подобные мысли хорошего настроения не прибавили. Единственное, что радовало, — в тот же день атмосфера между Наташкой и Никитой изменилась.

Первоначальные шок и неловкость, возникшие после их первой, такой странной беседы, которая произошла вчера, сменились сложным клубком чувств. Деева и Ромов начали осторожно общаться, обмениваясь взглядами: для непосвящённых они казались обычными, но я-то видел, какая буря за всем этим скрывалась.

На каждой перемене они «случайно» оказывались рядом, главной причиной этой «случайности» был, конечно, Ромов. Я ловил обрывки их разговоров. Наташка, обычно колкая и замкнутая, теперь слушала Никиту с новой, почти несвойственной ей внимательностью. В её глазах, обычно полных презрения к нему, теперь мелькали растерянность, а порой даже сочувствие.

Она видела в Никите не просто «сына инженера» или «заклятого врага», а, как я догадывался, брата — такую же жертву семейных тайн. Они оба оказались заложниками прошлого, которое их родители так старательно скрывали. И это знание, это общее бремя, понемногу ломало стену между ними. Я чувствовал: они пытались понять друг друга, разобраться в событиях, предшествовавших их рождению.

А я… я наблюдал за ними, и каждый раз, когда Наташка смеялась над очередной шуткой Никиты, или когда он задерживал на ней взгляд дольше обычного, моё тринадцатилетнее сердце (или всё-таки я, взрослый, внутри него?) сжималось. И это увлечение, появившееся так некстати, лишь усложняло мою миссию.

Как назло, снова активизировалась Ленка Рыкова. Она, видимо, решила, не теряя времени, заняться подготовкой к выборам старосты. С самого утра Рыкова повсюду таскалась с блокнотиком, записывая «пожелания избирателей» и обещая «золотые горы». Похоже, ссора с Никитой подтолкнула отличницу к началу военных действий.

Главным её методом была небезызвестная стратегия: разделяй и властвуй. Разделяла она остальных ребят из класса и Наташку, настраивая всех против старосты.

Первая подобная ситуация произошла сразу, в этот же день, между уроками физики и математики. Мы стояли в коридоре, как всегда, ожидая звонка. Я отошёл в сторону и замер возле окна, бестолково пялясь на улицу. Соображал, каким способом можно добиться правды от Наташкиного дядьки. С дедом Деевой уже очевидно не сложилось, мать молчит. Обе матери: и моя и Наташкина. Хотя, ее то может и не знает ничего. Думаю, вряд ли этот Андрей делился с сестрой каким-то дерьмицом.

И тут моё внимание привлекла Рыкова. Вернее, не только мое. Эта дурында так вела секретные переговоры с электоратом, что слышали все.

— Деева слишком много о себе возомнила! — шипела она, собрав вокруг себя кучку девчонок. — Строит из себя умницу, а на самом деле… Заносчивая такая! Да она даже с Ромовым…

Наверное, Ленкина ошибка была в том, что она в эту ситуацию вмешала Никиту, который, так-то, стоял в двух шагах от нее и, естественно, все слышал. Выдержал Ромов ровно одну минуту. Пока не прозвучала его фамилия.

— Лена, хватит! Что ты вообще несёшь? Наташа нормальная. И тебе не стоило бы говорить о людях за спиной! — Резко сказал он и сделал шаг вперед, к Рыковой.

Ленка опешила, её глаза округлились. Она явно не ожидала, что Ромов, на «обработку» которого было потрачено столько сил, встанет на защиту Деевой. То есть вчерашняя ситуация нашу стоумовую отличницу ничему не научила.

— Никита! Да ты… ты что, её защищаешь⁈ — взвизгнула Рыкова. — Да она же…

— Я сказал: хватит! — голос Никиты прозвучал твёрдо, и Ленка, к всеобщему удивлению, отступила.

Но…Это был первый звоночек. Рыкова, либо оказалась слишком глупой, либо слишком упрямой. История получила продолжение на большой перемене, когда весь наш класс отправился в столовую.

Только мы благополучно уселись за стол, я, Макс, Серега и Димка Ермаков, как к нашему столику подошла Рыкова. Я сначала не сильно напрягся — подумал, сейчас она будет обрабатывать пацанов на предмет предстоящих выборов старосты, раздавать обещания в стиле «а я вам пятерки на контрольной обеспечу» или «убежду МарьИванну не задавать домашку по химии». Не угадал…

Дело в том, что именно сегодня Наташка с Ромовым сидели совсем рядом, за соседним столом. Хотя обычно Никита вообще в столовую не ходил, предпочитая схомячить пару бутербродов всухомятку где-нибудь в углу коридора. Видимо, из-за того, что класс не особо его принял. Но конкретно в данный момент, в свете новой фазы отношений Ромова и Деевой, он надумал составить нам компанию. Говорю же, закон подлости.

Староста и Никита перешептывались о чем-то, и Наташка даже улыбнулась — редчайшее явление в адрес Ромова. Ленку, видимо, из-за этого и поднакрыло.

— Знаешь что, Ермаков⁈ — Громко, с театральной паузой, произнесла Рыкова. Голос ее звенел нарочито громко, чтобы слышали даже в кухне. Она явно играла на публику. — Я, конечно, знала, что ты — дурак, но не настолько же! Не поедставляла, что какого маразма можешь дойти?

Сказать, что Ермак прибалдел, это ничего не сказать. Диман только загреб приличную порцию макарон по-флотски и засунул их себе в рот, набив щеки как хомяк. После крайне странного поведения Рыковой он этими макаронами чуть не подавился. Глаза вылезли на лоб, Ермаков захлебнулся, закашлялся, пытаясь проглотить еду и вдохнуть одновременно. Но главное, он даже ответить Ленке не мог. Все по той же причине — макароны.

А вот Серега мог. И ответил.

— Рыкова, ты чего? С дуба рухнула? Съела что-то не то? Или тебя твоя злоба довела? — Строганов ткнул вилкой в сторону Ленки.

Однако, вместо каких-то адекватных пояснений Рыкова подалась вперед, ее лицо исказила гримаса праведного гнева, и она, с размаху, со звонким шлёпком, отвесила Ермакову пощечину. Удар был несильный, но эффектный.

Тут уже обалдели все, кто был в столовой. Пионерская реальность не предполагала столь драматических событий посреди мирного поглощения макарон. Звяканье ложек стихло, все замерли, уставившись на наш столик. Даже Наташка с Никитой перестали перешептываться.

На этом очень странное поведение Рыковой, отдаленно напоминавшее сумасшествие, не закончилось. Наоборот. Оно стало набирать обороты, как разогнавшаяся с горы телега, которая вот-вот потеряет все четыре колеса.

Ленка резко отстранилась от охреневшего Ермака (который наконец-то проглотил злосчастные макароны, и теперь сидел с круглыми глазами, держась за пострадавшую щеку), а потом вскинула руку, как оратор на трибуне, и протрубила на всю столовую, чтобы даже тётенька-буфетчица услышала и поняла суть происходящего.

— Вы не знаете, но я расскажу! Мне Никита Ромов лично все рассказал! — Ленка бросила ядовитый взгляд на бледнеющего Никиту. — Этот… этот Ермаков! — Она ткнула пальцем в Димку. — За глаза называл меня матерными словами! Хвастался мальчишкам, будто я ему любовные письма пишу! Будто я за ним бегаю! Представляете⁈

По столовой пронёсся сначала шепоток недоумения, а потом — возмущённый гул, как на стадионе после спорного гола. Причем, гул имел разносторонний окрас. Часть зрителей, особенно девчонки из Ленкиного окружения, возмущались «Ой, какая гадость!», «Да как он смеет!», вставая на сторону «оскорбленной невинности». Пацаны же, особенно те, кто знал Ермакова, кричали: «Да ладно тебе, Ленка!», «Димка, не вешай нос!», «Рыкова, ты бредишь!».

После внезапно появившихся на арене «любовных писем», Ермаков, который чисто на нервяках машинально продолжал есть макароны, уже не просто ими подавился — он выплюнул новую порцию недожеванных макарон фонтаном, обдав Строганова, который сидел как раз напротив него. Серега вскрикнул и отпрянул, вытирая с лица липкую томатную массу.

Лицо Ермака стало пунцовым не от злости, а скорее от дикого стыда, шока и полнейшей нелепости ситуации. Он озирался, как загнанный зверь, не понимая, откуда на него свалилось это обвинение.

В отличие от всех остальных, я сразу понял чуть происходящего: Рыкова знала о тайной симпатии Ермакова к ней. И теперь, мстя за то, что Никита встал на сторону Наташи, она решила стравить Димку с Ромовым. Подкинуть «доказательства», что это Никита слил «тайну» о письмах. Этакая месть обиженной женщины в миниатюре. Грязно, но эффективно.