Крым наш! (СИ) - Старый Денис

Для меня же главной была оценка этой милой молодой женщины, ссориться с которой я никак не хотел. Разве же мне не хватит интриг, войны, трудностей, связанных с финансами и производством, чтобы «развлекать» себя ещё и семейными ссорами?

— И нынче вы рассчитываете на то, что я признаюсь вам в любви? — язвительно, но уже не так категорично спросила Юлиана. — Красиво… Да… Гости будут довольны.

Всё-таки глазки её то и дело стреляли от надписи на меня.

Я не сразу ответил. Подождал, пока закончится представление. После чего развернулся к своей жене и предельно серьёзно посмотрел на неё.

— Мы должны стать соратниками, помогать друг другу во всём и всегда. Что же касается твоей любви… если она будет от тебя ко мне…

— Не будет! — выкрикнула Юля, перебивая меня.

— Всегда и во всём выслушивай меня до конца! Тогда и я стану слушать тебя. А тебе, как тот художник, я нынче же обрисую будущее, если мы не договоримся, — сказал я и принялся объяснять, казалось бы, всем понятные вещи.

В православии понятия развода не существует. Но первоначальная цель любого брака — это получение потомства. И уж если такового нет, то можно обратиться в Синод и расторгнуть… вернее, получить разрешение заново венчаться. Какое бы относительно свободное общество ни было в это время, оно всё равно ещё достаточно патриархально, чтобы после такого «как бы развода» женщина могла считаться полноценным членом общества. Скорее всего, Юлиану ждал бы монастырь. Ну или получила статус, сравнимой с прокаженной женщиной.

И договориться в Синоде о подобном разрешении моего семейного вопроса, как мне кажется, не составило бы особого труда. Ведь если я останусь (что, конечно же, не факт) любовником Анны Леопольдовны, то хотя бы видимость приличий нужно соблюдать, и моя семья должна быть в подтверждение этого полноценной — с детьми.

Когда мы остались одни, уже не в зале ресторана, а в роскошном номере по первому классу, когда случилось представление во дворе ресторана… Я подошёл к резному комоду, выдвинул верхнюю шуфляду, извлекая оттуда обшитую бархатом коробочку.

Не ожидал я, что мои родители, а вернее, моя красавица-мама из рук в руки, подарит Юле дорогое, яркое и красивое колье. Нечто подобное было приготовлено и мной. А ещё у дворцового ювелира я заказал к тому колье, своему подарку молодой жене, серьги. И только небольшие серёжки, способные быть сравнимыми по стилю с ожерельем, обошлись мне в шестьсот рублей, что даже для серьёзной драгоценности уже очень немало. А, учитывая, что серёжки были ну совсем небольшие, так выходило ещё дороже.

— Это мой свадебный подарок тебе. Я не знал, что матушка подарит что-то похожее. Но и не повод же это, чтобы не отдавать свой подарок, — сказал я и протянул коробочку с зелёным бархатом.

Юлиана открыла футляр и не смогла скрыть своего восхищения. Было даже забавно наблюдать за тем, как девушка сдерживает свои губы, чтобы те не расплылись сами собою в улыбке. И, казалось бы, да отпусти ты уже эту напускную серьёзность! Но нет, Юля держалась.

— Не скрою, то ожерелье, что подарила твоя матушка — оно прекрасно. И это ожерелье и серьги не уступают в красоте. Очень дорогие подарки. Мне нечем от них откупиться, но и не принять их я не могу, — говорила Юля, и по её щеке стала стекать слеза. — Я чувствую себя продажной девкой, которой за серебро нужно возлечь с мужем.

— Разница лишь в том, жена моя, что не просто возлечь с мужем, а с венчанным мужем, — сказал я и подошёл к столику, на котором в графине стояло вино.

Это было не просто венгерское вино — оно было ещё и креплёное спиртом. Не столь крепкое, чтобы уже перестать быть вином, но достаточно, чтобы опьянение пришло раза в два быстрее, чем от чистого вина.

Может быть, у какого-то ханжи сейчас поднялась бы бровь. Но я не считаю свои способы затащить жену на семейное ложе какими-то бесчестными. Тут, на мой взгляд, все средства хороши, кроме насилия. Дорожку надо найти, и я буду её искать. Ну не сделаю же я из Юлиану алкоголичку, если каждый раз, чтобы иметь с ней близость, придется жену подпаивать? Или сделаю? Шучу, конечно. Еще не хватало мне постоянно что-то выдумывать, чтобы быть с женой. Если только в качестве игры.

Ведь, по-моему, если между супругами нет постели, то брак можно считать уже разрушенным. Если наша близость с Юлианой не произойдёт сегодня, то она с ещё большей вероятностью не произойдёт завтра, а там и послезавтра… А уж потом — всё! И мы абсолютно чужие люди. Так как разум предполагает, но природа располагает. И я в чужих постелях найду то, что мне не даётся в семейном ложе.

В нашем с Юлианой случае занятие любовью — это всё равно, что тараном пробить стену непонимания. Хотелось бы, конечно, не стену разбивать, а по-хозяйски войти в крепость, отворив ворота собственными ключами. Но лучше уж тараном, чем вовсе отступить от крепости.

Юлиана пила вино и не выпускала из рук обшитую зелёным бархатом коробочку, которая была всё ещё открыта, а изнутри зелёным, но от этого не менее ярким светом ослепляло великолепие ожерелья. Я несколько рисковал, даря жене подобный подарок. Ведь такая ослепляющая и роскошью, и красотой драгоценность была взята мной из сундуков с сокровищами Станислава Лещинского.

Один бокал с вином Юлиана уже выпила, и вот в её левой руке, свободной от коробочки с драгоценностями, сразу же оказался второй бокал вина. Потом она протянула пальчик и коснулась ожерелья, будто погладила. Мы молчали. И это в наших отношениях — уже успех. Не ругаться, а молчать… А ведь далеко не с каждым человеком можно молчать.

А после я стал развязывать все эти тесемочки, завязки, снимать верхние юбки, освобождать тело от юбок нижних. Разбитый, выпавший из женских рук после первых моих прикосновений, бокал осколками рассыпался у ног недвижимой Юлианы. Здесь же рядом валялась отдельно коробочка от драгоценностей и отблескивало изумрудами и золотом ожерелье неподалеку.

Я гнал от себя мысли, что делаю что-то неправильно. Нет, на самом деле всё правильно. Вот потом, если не проломлю эту стену непонимания и отрицания всего, что связано со мной, вот тогда я посчитаю, что имел место факт насилия в виде моего давления на Юлиану.

Впервые в жизни я узнал, что такое настоящее женское «бревно в постели». И не скажу, что такой способ исполнения супружеских обязанностей хоть в какой-то мере мне понравился. Скорее, наоборот. Но чего только не сделаешь для семейного счастья! Ну и для продолжения собственного рода, естественно.

Впрочем, нужно же и понять, что дам так воспитывали, одна Лиза отличалась не слишком уместным опытом и раскрепощённостью.

— Не думай, что мне было приятно и что я хочу повторения! — сказала мне наутро Юлиана.

Она проснулась рано и так стремительно выскочила из нашей общей кровати, что разбудила меня. Но, по крайней мере, дала возможность полюбоваться развитым, красивым женским телом. И вот в отношении того, какова была фигурка у моей жены — она тут, в моём вкусе, вне конкуренции. Правда, в предпочтениях большинства мужчин этого времени Юлиана, в девичестве Менгден, но нынче Норова, сильно проигрывает той же Елизавете Петровне.

Вот и пусть проигрывает! Меньше поводов для ревности будет у меня. О-о! А я, оказывается, ещё тот ревнивец! Впрочем, вопрос на сегодня заключается не в ревности, а в моей репутации. Ну не может у нормального мужика жена бегать на сторону!

— И ты готова на кресте поклясться, что тебе было со мной настолько противно, что больше не хочешь повторить? — не удержался от язвительного тона я.

Юлиана расплакалась, села на краешек огромной кровати, не удержавшись на ногах, притянула колени к груди, уткнулась носиком в эту выстроенную конструкцию. Наверное, ей стоит и поплакать немного. Молодая женщина, бушуют страсти. Наверняка, если она считает, что всё ещё любит Линара, то словно бы предала его. Ведь одно дело оставаться тем самым «бревном», а вот иное — когда в какой-то момент, пусть и сдержанное, но желание близости со мной в ней проснулось.