Крым наш! (СИ) - Старый Денис

Мы ещё немного поговорили с родителями, ну, а после я всё-таки пошёл на службу.

Был, правда, не понят ни мамой, ни отцом. Меня даже пожурили, что я оставляю в такой важный момент свою жену. Но я всё же пошёл в расположение батальона.

Жена… Если бы там всё было просто, так, конечно, бы остался. А так, получается, что сбегаю на службу. Но уверен: если бы я остался сейчас с Юлей, то мы обязательно поссорились бы.

Время же нашими стараниями наладит между нами мост.

Глава 15

Тяжело в учении, легко в бою.

А. В. Суворов

Изюм

21 февраля — 19 марта 1735 года

Белый цвет для меня может стать в ближайшее время одним из самых ненавистных. И без того, белый — цвет смерти, трусости, сдачи противнику, никогда мне не нравился. А сейчас… Снег. Его было так много, что я всерьёз опасался и за свои глаза, и за то, что кто-нибудь в моём батальоне ослепнет. Но пока обходилось без подобных неприятностей.

К сожалению, вообще без потерь не обошлось. К счастью, безвозвратных не было. Шестнадцать человек у нас заболели различными простудными заболеваниями — и, возможно, даже воспалением лёгких. Есть, конечно, вероятность, что некоторые из них умрут. Но всё же стоит надеяться на лучшее.

На раненых была отдельная статья расходов — частью и мои отложенные деньги. В полку никто не озаботился тем, что необходимо выдавать в казну батальона ещё и для лечения раненых.

Но у нас была своя казна. Все солдаты внесли по одному рублю, фурьеры — по два рубля и так далее, в зависимости от чина. Я лично в батальонную казну внёс сто рублей, и, конечно же, это был самый существенный вклад. И если бы я не раскошелился на действительно немалую сумму, то могли быть и возмущения, может тихие, внутри людей. Но тут не поборы — это своего рода вклад на приварок, который обычное дело для солдат, как и для офицеров складчина на стол.

Вот эти деньги и шли на лечение раненых, которых мы оставляли, как правило, на почтовых станциях, обеспечивая при этом минимальным, но необходимым, набором продуктов и медикаментов. Ну, а остальное — на волю Божью, как и на совесть смотрителей почтовых станций и членов их семей, которые обещали смотреть и лечить бойцов. Бойцы же по выздоровлению должны были догнать нас.

Переходы батальон осуществлял почти что по суворовской методике. Теперь, кроме моих бойцов, в батальоне были наняты обозники. За мой счет был осуществлен найм этих людей, ветеранов, и я потрудился, чтобы и об этом факте знали все. Да, таким образом, я в некотором смысле «покупал» отношение к себе. Метод заслужить доверие и почитание через деньги и услуги — не самый правильный. Но несомненно почти всегда он действенный.

Эта команда обозников, состоящая из двух десятков человек, всегда отправлялась вперёд, опережая даже авангард нашей колонны, как правило, на три-четыре версты. Эти люди выбирали, где лучше сделать остановку для отряда. Они быстро, в течение минут сорока, разбивали небольшой лагерь, разжигали не менее дюжины костров, сразу же начинали готовить горячую пищу и обязательный чай.

Ну, пусть не чай, а, наверное, даже лучше — сбор трав, который и жажду утоляет, и служит профилактикой заболеваний. Например, в каждом травяном сборе обязательно был шиповник, ромашка. Иногда пили ячменный напиток, ещё реже — цикорий. Он без сахара слишком горький.

Тем не менее, когда солдат получал сразу по прибытии на место отдыха горячую пищу, горячие напитки, порой, и чарку водки, заболевших у нас было в разы меньше, чем в других армейских соединениях. Уставших было меньше, так как отдых был полноценным, а не так, что с марша нужно еще и самим готовить еду.

Да и настроение на таких остановках также способствовало тому, чтобы реже появлялись хвори. В здоровом теле — здоровый дух, но и наоборот это правило тоже работает. Солдаты и офицеры уже прекрасно знали, что нужно немного потерпеть, или даже ускориться. Ведь где-то в трех-пяти верстах уже закипела вода и там размачивается солонина, а из мешков с крупой обмеряется норма крупы.

Было с чем сравнивать. Мы же передвигались не в гордом одиночестве, а лишь догоняли или опережали полки дивизии, сформированной генерал-майором Юрием Фёдоровичем Лесли. Его передовые части отправились на неделю раньше, чем это сделали мы.

Но вот прошла вторая неделя нашего перехода, и мы нагнали передовые части, значительно опередив все те полки, с которыми одновременно выходили. Так что переход по суворовской системе себя оправдывал. Сложно осуществимо, не без этого.

Однако, если иметь в своём отряде отдельное подразделение, которое будет отвечать за быт бойцов и готовить отдых, то всё получится. В итоге увеличивается скорость передвижения практически в два раза, при этом усталость солдат и офицеров не накапливается до критического объема. А при регулярном горячем питании, всегда с подготовленной водой — это уменьшение санитарных потерь в два и более раза.

В сравнении с иными подразделениями у нас был самый маленький процент заболевших. Да и то — восемь человек заболели буквально на второй день после нашего выхода. А это, скорее всего, более раннее заражение. Хорошо бы было и вовсе не считать их в статистику, но тут уж из песни слова не выкинешь. Мне же не нужно готовить бравые отчеты начальству, чтобы что-то не учитывать. Напротив, лучше немного сгущать краски, а то получается в чистом виде хвастовство [Суворову так же не сразу поверили, что он может преодолеть тысячу верст своим полком и при этом ни одного умершего].

— Ваше высокопревосходительство, секунд-майор Норов с вверенным мне Третьим Петербургским батальоном Измайловского полка Её Величества Гвардии прибыл для дальнейшего прохождения службы! — отчеканил я, переступив порог кабинета главнокомандующего русской армии Христофора Антоновича Миниха.

— Вот и где вы, господин Норов, всего этого набираетесь? Вот откуда у вас такая форма представления? — спокойно, лишь с небольшой толикой любопытства в голосе спрашивал фельдмаршал.

Мне уже традиционно оставалось делать вид лихой и слегка придурковатый. Что я ему объясню? Что подобную, или похожую форму приветствия в Красной армии, а потом и в Советской, вдалбливали прочно и до самой смерти?

Одна из русских армий располагалась в Изюме. Сложно располагалась, нужно сказать. Городок небольшой. Тут не хватало мест для более чем двум десяткам тысяч солдат и офицеров. А это еще не все части подошли. Нам места в городе не было. Хотя успел я пообщаться с интендантами, сразу по прибытию.

Хотел поставить свой батальон на местное довольство. Пусть у нас еды было с запасом. И в полку выдали все полагающееся, что меня приятно удивило, ну и сами закупали для приварку. Однако, мы же не сами по себе, мы приданы в армию. Но… Не поставили нас на довольствие. Требовали личного участия в этом деле фельдмаршала. Все, как всегда…

— Не смущайтесь, секунд-майор, мне по душе пришлось ваше приветствие, — сказал Миних. — Слышал я уже о проблемах ваших… Будете поставлены на довольствие. Вот только получите ли вы с этого удовольствие.

Миних улыбнулся своему каламбуру. Действительно, снабжение ни к черту. Но нам хотя бы что-то, чтобы собственное поберечь. Мало ли как оно еще сложиться.

— Будет, не смущайтесь, господин секунд-майор!

И где он нашёл смущение? Ну ладно, хочет видеть, будто бы я смущаюсь, так и пусть потешит своё самолюбие. Всё-таки не хухры-мухры — главнокомандующий всех русских вооружённых сил.

— Удивительно, как судьба распоряжается нами! — дружелюбно говорил Миних. — Ещё не так давно я думал вас очень сурово наказать за провинности. Ну те… с фрегатом… Русские не сдаются! Так вы заявляли. И были правы.

И вновь улыбка. Христофор Антонович сам на себя не похож. Улыбки, эмоции, шутки. Или такое изменение модели поведения связано с тем, что бы стали через сестер Менгден родственниками?

— А нынче вы, выходит, мой родственник. Через невестку, конечно. И всё-таки удивительный вы человек, Александр Лукич! — сказал Миних, взял со стола бокал с вином и высушил его.