Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ) - Алмазный Петр

В какой-то момент, сдерживаться уже не было сил и я закричал во всё горло, всё продолжая и продолжая наматывать верёвку на сгиб локтя.

Первым на сушу — одно название — выполз Диего. Я думал, что испанец будет просто лежать на траве, но нет. Блондин почти в ту же секунду вскочил и начал тянуть д’Арамитца.

Только когда мушкетёр вылез к нам, испанец позволил себе растянуться на траве. Мушкетёр последовал его примеру. Шляпы, что иронично, сохранили оба.

— Хороша водица? — спросил я, подходя к ним и усаживаясь рядом. Всё равно всё вокруг было мокрым. Штаны, травы. Какая к чёрту разница. Дождь и не думал ослабевать. Снова ударила молния, на этот раз, ближе к лагерю.

— Может мне тоже искупаться? — задумчиво протянул я, спустя минуту.

— Почему ты меня спасал? — спросил Диего. Ударил гром.

— А почему ты д’Арамитца помог вытащить? — ответил я. Испанец пожал плечами.

— Шпагу жалко, — произнёс д’Арамитц. — Спасибо, Шарль.

Я только отмахнулся.

Несколько минут мы просто сидели под дождём, у самой кромки топей, и смотрели в пустоту. Наконец, гроза снова приблизилась. Раскат грома раздался в то же мгновение, что и сверкнула молния. Прямо перед нами, метрах в десяти, она ударила едва не поглотившую Анри и Диего трясину. Чёрная вода на мгновение стала белой, выводя нас из оцепенения.

— Сдаётся мне, месье, — сказал я. — Это знак свыше.

— Знак чего? — спросил Диего.

— Знак того, что мы рискуем если не застудить почки, то уж точно отморозить себе жопы, — ответил я, поднимаясь на ноги. Хотел предложить помощь Анри и Диего, но эти живчики подскочили сами. Тогда я поднял с земли фонарь. Настоящее чудо, что он так и не потух.

Мушкетёр тем временем снял шляпу, подставил лицо косым струям дождя. Диего поёжился, но ничего больше не сказал. Он не был связан и, в теории, уже мог пытаться сбежать. Местности мы не знали, а весь порох давно отсырел — просто застрелить его у нас бы не вышло. Скорее всего, он и сам об этом раздумывал.

Я подошёл к валуну, отмеченному символами солдатской тоски и хулиганства, повернулся к своим товарищам — вольным и невольным. Диего кивнул и подошёл первым, следом уже д’Арамитц.

— Я у вас в долгу, сеньор… можете не беспокоиться. Клянусь честью, что не предам вас… — сказал испанец, не глядя на меня.

Потом он замолчал, глядя куда-то себе под ноги.

— До следующего рассвета…

— Просить о большем, — улыбнулся я. — Было бы слишком грубым с моей стороны.

— Спасибо, — я бы хотел пошутить про то, что Диего стоял как в воду опущенный, но это было бы уже слишком низко. Пленник кивнул мне, коснулся полей шляпы и отвернулся. После чего пошёл вперёд, от шлюшкиного камня на север. Мы прошли метров двести, по абсолютно одинаковому болоту, до следующего и, как я надеялся, последнего ориентира. Наполовину затонувшей телеги. Её развод — торчащая под кузовом палка, всё ещё непонятного для меня предназначения — был туго обвит вервёрвкой, а сама верёвка привязана к небольшому хилому деревцу.

— Почти пришли, — выдохнул мокрый до никти блондин.

Дождь только усиливался, скрывая от нас Бапом и огни лагеря.

— Главное, не потеряться и двигаться на восток. Совсем немного, — продолжил Диего.

— Проклятый дождь, — вздохнул Анри д’Арамитц. — Ничего ведь не видно.

— Ни у кого нет с собой компаса? — спросил я. Оба моих спутника только качнули шляпами.

— Если мы шли на север от камня, и Бапом всё это время был по левую руку от нас… — пробормотал д’Арамитц.

Я подошёл к телеге, скорее ощупывая, чем осматривая её. Та старона, к которой мы были ближе, оставалась мокрой и твёрдой. На противоположной уже разрастался мох, подтверждая мои догадки.

— Вперед, месье, — улыбнулся я, хотя, вряд ли кто-то мог разглядеть мою улыбку. — Нам в этом направлении.

Диего кивнул, и пошёл вперёд, не говоря ни слова. Он остановился через сотню метров, у небольшой речушки, впадающей в болото. Лодка была вытащена на берег и спрятана в кустах. Там же лежали и вёсла.

— Это оно, сеньор, — сказал Диего. — Проплыть на лодке будет совсем просто, если успевать воду вычерпывать.

Спорить не было сил. Мы сперва перевернули лодку, чтобы дождевая вода стекла сама, а потом уже вытащили её на берег. Я сел на весла, а Диего и Анри вычерпывали. Признаться, рассказывать об этой части путешествия и нечего. Мы были слишком уставшие, чтобы запомнить хоть что-то примечательное или интересное. Так что, спустя минут пятнадцать, Диего сказал:

— Причаливай у памятника.

Болото кончилось, но дождь ещё лил. Бапома и лагеря видно не было, хуже того, поднимался ночной туман. Свеча в фонаре попросту догорала. Она справилась с дождём и ветром, так что умирала достойно, до конца выполнив свой долг. Мы вылезли на берег и вытащили лодку.

Перед нами действительно стоял памятник — высокий камень, с выбитыми на нём лицами и неразборчивой надписью. Анри коснулся его мокрой поверхности и почему-то улыбнулся.

— Кладбище, — с нежностью произнёс он, поворачиваясь ко мне. — И как де Порто не догадался?

Диего хмыкнул и пошёл вперёди. По правую и левую руку, из тумана то и дело выныривали покосившиеся оградки и старые могильные плиты. Кое-где были и настоящие скульптуры — ангелы, или дети. Испанец привёл нас к высокому каменному склепу. Надписей было не разглядеть, да я и читать к тому моменту ещё не научился. Деревянные ворота были заперты, и испанец повернулся к нам.

— Ключ был у проводника, — пояснил он. — Придётся выбивать.

Я кивнул и, разбежавшись, ударил в дверь плечом. Дерево закряхтело, чуть поддалось, но ворота не открылись. Тогда попробовал Анри — пока я растирал ушибленное плечо. Ему повезло чуть больше и дверь немного сдвинулась. Дальше выбивали уже ногами и с третьей или четвертой попытки, ворота распахнулись перед нами. Склеп был пуст, просто каменная коробка, без единого захоронения. В полу, ничем не скрытый и не замаскированный, был люк. Но куда важнее было то, что мы наконец-то оказались под крышей. Дождь больше не пытался содрать с нас кожу. Хотя его косые струи то и дело норовили залететь в склеп и составить нам компанию.

Нам очень повезло, и в помещении оказалось немного сухой соломы и, что куда важнее, новые свечи и огниво. Мы зажгли фонарь снова, и уселись перед люком. Больше всего на свете хотелось переодеться в сухое.

— Если порубить люк, — предложил я. — Можно разжечь костёр. Солома быстро запалится.

— Ты взял с собой топор, Шарль? — усмехнулся Анри д’Арамитц. Я качнул головой.

— Давайте уже поскорее покончим с этим, — сказал Диего. — Под люком, тайный ход в Бапом. Теперь вы знаете дорогу. Можете меня отпустить или пойдем назад.

— Или мы разведаем сам путь, — сказал я. Анри покачал головой:

— Нас двое, Шарль. Порох отсырел, шпаги у меня нет. Пленник может снова переметнуться к своим, если их увидит. Не глупите.

Я вздохнул. Очень хотелось погеройствовать, как сделал бы Д’Артаньян из советского фильма, но Анри был прав. Жизнь у меня всего одна, даром что живу уже во второй раз. Но всё же…

— Толстяк и оказался контрабандистом? — как бы между делом спросил я. Анри кивнул. Диего, через минуту, тоже.

Я снял с пояса фляжку с вином. Вообще, пить на холоде довольно опасно, и от этого только быстрее замёрзнешь, но что поделать? Термос с чаем мне никто не изобрёл, да и я понятия не имел, как его сделать.

— Диего? — я протянул фляжку испанцу. Тот кивнул, сделал пару глотков. Тогда я спросил:

— А ты того жирдяя давно знаешь?

— Не очень, — пожал плечами блондин. — Мы же его прижучили, он вино вашим продавал.

— Точно контрабандист. И тайный ход его?

— Чей же ещё, — устало произнёс испанец. — Прямо в его таверну и ведёт. Это здесь он честный фермер.

Я улыбнулся и резко выбросил руку вперёд. Кулак столкнулся с черепом Диего и испанец повалился на каменный пол. Я осторожно подложил ему под голову солому, затем проверил дыхание. Не переборщил, слава Богу.