Учитель. Назад в СССР 5 (СИ) - Буров Дмитрий

— Да как ты смеешь!

Как я и ожидал, Лизавета вскочила со своего места, яростно сверкая глазами, затем, видимо, вспомнила, что она — жертва подлеца и подонка, который к тому же только что выставил ее в некрасивом свете. Баринова закрыла лицо ладонями, всхлипнула и выскочила вон из класса.

«А нога-то у девочки зажила, — довольно отметил про себя. — Не зря мне Почемучка помог достать билет на поезд на завтра».

— На этом предлагаю собрание закончить. Лично у меня дел невпроворот. Я могу идти? — обратился к ошарашенному президиуму.

Бледно-зеленая Зоя Аркадьевна открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, не в силах возмутиться. Свиридов задумчиво хмурил брови, слегка ошарашенно поглядывая в мою сторону. Да что там слегка. Юрий Ильич, похоже, совсем не ожидал, моего пламенного выступления. Негласные правила партийных собраний гласят: молчи, кайся, снова кайся и обещай исправиться. И тут я весь такой наглый и не раскаявшийся.

Товарищ Дедешко довольно улыбнулась, одобрительно мне кивнула и тут же принялась наливать воду из графина в стакан. Зоя Аркадьевна, так и не сумев выдохнуть и подобрать красочные эпитеты в мой адрес, теперь задыхалась. Лицо завуча пошло белыми пятнами, а шея покраснела, видимо, случился спазм голосовых связок. Впрочем, я не врач, может просто нервы.

Твердой рукой вручив Шпынько стакан с водой, Валентина Ивановна помогла завучу сделать первый глоток, придержав посудину за донышко. Убедившись, что Шпынько сама в состоянии справиться с питьем, товарищ парторг поднялась с места и хотела что-то сказать. В этот момент дверь в класс распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Митрич.

— Товарищи… Эт самое… Того этого… тьфу ты… уф… Стойте! Не надо его судить! Саныча… Эт самое, Егор Саныча не судите, товарищи! Он ни в чем не виноватый жеж! Доподлинно известно! — завопил Василий Дмитриевич с короткими паузами на отдышаться. — Я, это самое, доподлинно ведаю, что никакая она не брюхатая… эт самое не беременная жеж! Да! У меня и справка об этом имеется! Вот!

Митрич торопливо залез в карман, вытащил какую-то бумажку, достал и, торжественно потрясая листком бумаги, двинулся к президиуму.

— Вот! — листок лег на стол перед директором. — Эт самое… Неча на Егора-то Ляксандрыча чужих ребятишек вешать. Эт самое… не брюхатая она. Ишь ты, чего удумала! У-у-у… Мы к тебе с дорогой душой-то… и-э-эх… — Митрич погрозил корявым пальцев в сторону обалдевшей Лизы. — Негодяем выставлять! Вот уж всыпать да по первое число! Батька-то поди не порол! Ну, ниче, восполним, эт самое!

Рука Митрича решительно дернулась к ремню на штанах, и дядь Вася на полном серьезе принялся дергать пряжку.

— Василий Дмитриевич! — сдавленно хрюкнул то ли от смеха, то ли от ужаса Юрий Ильич. — Остановитесь. Никто никого не судит. Мы уже все…

— Что? Засудили? Зря ты эт самое, Ильич… Товарищ Свиридов! Ильич! Да ежели надобно, я этого врача приволоку… которая эт самое… Оно, конечно, я обещался имя-то не называть, милицией все одно пригрозил! Но ежели такое дело, так я и нарушу свое слово-то. Возьму грех на душу.

— Товарищи, что за цирк, в конце концов, — раздался ровный голос Тамары Игнатьевны. — Собственно, высокому собранию с самого начала было все понятно. К чему долгие дебаты? Не так ли, коллеги? — Звягинцева строгим взглядом обвела класс, служивший залом суда.

— Налицо клевета, поклеп и наговор. Товарищ Шпынько, к моему сожалению, не разобравшись до конца в ситуации, устроила судилище. — На лице учительницы русского явно читалось: «А ведь я говорила!». — Лично мне все ясно. Предлагаю закончить и разойтись по домам.

— Товарищи! — завуч таки обрела голос и вскочила с места. — Это… Это возмутительно! Товарищ Зверев возвел поклеп не только на бедную обманутую девочку, но и на товарища председателя Лиходеда. Да как вам такое только в голову могло прийти, товарищ Зверев! Вам, советскому гражданину и комсомольцу! Так оболгать человека! За такое гнать надо из комсомола! — Шпынько яростно прихлопнула ладонью по столешнице.

— Зоя Аркадьевна! — раздался негромкий голос директора. — Придите в себя, присядьте.

— Но…

— Товарищ Шпынько права, — внезапно заговорила парторг Валентина Ивановна Дедешко, поднимаясь со своего места. — Сядьте, Зоя Аркадьевна, мы вас услышали.

Шпынько ошарашенно глянула на ответственного партийного работника и растерянно плюхнулась на стул.

Я с тщательно скрытым удивлением приготовился выслушать очередную порцию обвинений.

— Дык говорю жеж… Вот она, бумага-то! — взволнованно включился Митрич. — Валентина! Эт самое… Ивановна! Вот жеж!

— Василий Дмитриевич, ваша помощь неоценима, сядьте и не мешайте, — строго отчеканила парторг.

— Дык я жеж…

— Я вас услышала, — еще строже произнесла товарищ Дедешко.

— Товарищи, — после короткой паузы вновь заговорила Валентина Ивановна. — Мне очень стыдно, что нам пришлось стать невольными свидетелями неприятной ситуации, в которую мы все были втянуты по незнанию и недоразумению. А некоторые втянулись сознательно.

Парторг не стала смотреть в сторону Зои Аркадьевны, но всем и так стало ясно, о ком речь.

— Егор Александрович стал свидетелем сговора, не побоюсь этого слова, преступного сговора, целью которого было опозорить честь и достоинство советского гражданина и учителя. Опустим подробности, зачем этот сговор необходим товарищу Бариновой и товарищу Лиходеду, партия разберется. Но факт налицо.

Дедешко еще раз обвела всех строгим взглядом. На этот раз суровый взор Валентины Ивановны ненадолго задержалась на мне.

— Ситуация, прямо скажем, некрасивая. Егор Александрович не может доказать как факт сговора, как и факт отсутствия беременности. О сговоре мы знаем со слов товарища Зверева. Впрочем, как и о беременности со слов гражданки Бариновой.

— Дык, Валя… эт самое товарищ парторг! Говорю жеж… вон она. Справка-то… — подскочил на месте Митрич.

— Сядьте, — парторг кинула короткий взгляд в сторону дядь Васи, Беспалов резко замолчал, снова плюхнувшись на стул. Василий Дмитриевич терзал в руках шапку, с тревогой поглядывая то на Дедешко, то на справку.

— Со всей ответственностью заявляю: гражданка Баринова оболгала товарища Зверева. К сожалению, моя вина в том, что я позволила ситуации выйти из-под контроля, устроить вот этот… балаган… — Дедешко поморщилась. — Узнав про вопиющий случай обмана советской девушки, я подняла свои связи по партийной линии и с уверенностью могу сообщить всем собравшимся: товарищ Зверев никакого отношения к беременности гражданки Бариновой не имеет.

— Так она что же, все-таки носит ребенка? — изумилась Тамара Игнатьевна.

— Нет, — отрезала Валентина Ивановна.

Женский коллектив как-то разом загомонил, зашумел, завозмущался. «Вот подлюка!» — охарактеризовала Лизу библиотекарь, остальные дамы высказались более интеллигентно. Зоя Аркадьевна снова побледнела, покраснела, схватила стакан с водой и принялась судорожно пить.

— Благодаря Василию Дмитриевичу эту историю я так не оставлю. Молодым же впредь урок: дружба — это прекрасно, а вот личные связи лучше откладывать на то время, когда в паспорте появится штамп о регистрации гражданского состояния.

Дедешко в упор на меня посмотрела. Не осуждающе, нет. Скорее, даже с легкой иронией и где-то с удовольствием. Уж не ведаю, по какой причине парторг получала удовольствие в этом балагане, но факт остается фактом: товарищ Дедешко заведомо знала, что суд не более чем фарс. Что она пыталась этим доказать и кому? Явно не мне. Скорее, указать Зое Аркадьевне на скорость суждений и необъективность отношения.

— Дык вот! Я жеж и говорю! Нету ничего! Не виноватый Егорушка-то… Это самое, Егор Ляксандрыч, невиноватый он! Она сама! А вы его тут того самого… это… судите! — радостно возопил Митрич.

— Товарищ Беспалов, сядьте, — не глядя, приказала парторг, и дядь Вася снова послушно затих. — Эта история показала, как далека администрация от действительных проблем коллектива. Как иногда предвзята… предвзято судит.