Учитель. Назад в СССР 5 (СИ) - Буров Дмитрий

— Да нормально все было! — рявкнул завхоз. — Неча было лезть со своими советами, особливо с отверткой поперед батьки в лампу! Тоже мне! Электрик! Иди вона теперь разбирай на детали, гляди, чего перегорело! Ты понимаешь, дурная твоя башка, чего ты наделал? А? — Борода расстроенно махнул рукой и снова склонился над гирляндой.

— Да погодите вы, разберемся, — уверенно сказал я, перебирая пальцами каждую детальку, каждую лампочку, каждый проводок. — Вот оно! — через полчаса напряженной тишины обрадовался я. — Тут разрыв.

— Это чего же, а? — прищурился Митрич. — А это как же? Провода цельные были! Я тебе говорю, Саныч, — заволновался дядь Вася. — Не было такого, чтобы поломатые! Вот те крест! — Беспалов широко размахнулся и перекрестился на глазах у изумленной публики.

— Религия — опиум для народа, — пробасил Пашка Барыкин, старательно скрывая улыбку.

Десятый класс дружно заулыбался, глядя на возмущенного Митрича, который, похоже, даже не понял, что сделал.

— А? Да чтоб вас! А ну, признавайтесь! Кто тут лазил без нас? А? — наступая на десятиклассников, требовал Василий Дмитриевич. — Целое было! Говорю тебе, Саныч, вот ей-богу! Вчера все горело. А сегодня чего? А?

— А сегодня ты со своей отверткой! — отрезал завхоз. — А я говорил: не лезь. А ты: «Я только гаечку покручу!»

— Чего? — опешил Митрич.

— Я только гаечку покручу! — повторно передразнил товарища завхоз. — Тьфу ты! Подкрутил!

— Да при чем тут гайка, ежели провод! — остолбенел дядь Вася. — Ляксандрыч, вот ей-богу, не виноватый я. Это вона пацанята небось баловались…

— Не трогали мы, — насупился Федька Швец. — Мы чего, совсем без ума, что ли? Такой труд и на тебе, поломать? Столько сил вбухали. И времени! Чего вы, дядь Вася, — обиженно шмыгнул носом Швец.

— Да чего ты… Ну… погорячился дядь Вася чутка… Ты того… Звиняй, Федька… — крякнул виновато Беспалов. — Серега, ты точно к проводам не лез? — тут же переключился на внука. — А то я тебя знаю!

— Дед, ты чего? Не трогал я ничего! — возмутился Сергей. — И вообще…

— Чего? — угрожающе сдвинув брови, пророкотал дед.

— А, ничего… — Сережка беспомощно глянул на деда, махнул рукой и отошел в сторонку, от греха подальше.

— Егор Александрович… — негромко позвал меня Свирюгин, копошащийся вместе со мной возле прибора.

— Что-то нашел? — уточнил я.

Пока шла жаркая дискуссия, выискивались виноватые, мы с Володей продолжали исследовать конструкцию на предмет поломок. Поврежденный кусок провода меня тоже смутил, как и Митрича. Не может хорошая вещь вот так просто на пустом месте взять и перетереться.

— Тут это… Поработал кто-то… — негромко произнес Володя, когда я подошел к нему и указал на поломку.

Кто-то покопался во внутренних настройках лампы. Причем сделал это так искусно, что мы даже не поняли сразу в чем дело. Переходник, который соорудили, чтобы подключить лампу к аккумуляторам, оказался поврежден точно так же, как и переключатель.

В этот раз мы решили создать более сложную систему освещения, распределив осветительную ленту по всем стеклянным полотнам. Из-за этого пришлось паять тонкую сложную схему, на которой сходились все режимы управления. А управлялось все световое обеспечение с примитивного грубоватого пульта.

Пульт этот придумали мы вместе со Свирюгиным. Я объяснил Володе, что хочу получить на выходе, дня три мы ломали голову, чертили схемы, изучали в библиотеке все доступные подшивки «Науки и техники», но результат затраченных усилий того стоил. Пусть и громоздкий, но пульт ручного управления мы с Володей соорудили. Крупная коробка с четырьмя кнопками на шести батарейках и тумблером включения-выключения.

Я расстроено разглядывал изуродованные внутренности нашего агрегата. Кто-то старательно выковыривал из него начинку, затем аккуратно склеил обе части вместе, не подкопаешься. Если бы не дотошный Свирюгин, заметивший слегка неровную склейку, мы бы еще долго бились над поломкой, искали, в чем причина. А провод, похоже, повредили, чтобы отвести глаза.

— Это что же, а? — растерянным голосом с надрывом поинтересовался Митрич, подходя ближе.

— Не понял, как так-то… — повторил вслед за товарищем Степан Григорьевич. — Это чего такое, а?

— Узнаю кто — убью! — рявкнул Швец.

— Спокойно, никто никого убивать не будет, — остановил я панику пополам со злобой. — Отставить слезы, — велел девочкам. — И возмущения, — это уже молодым и не очень мужчинам. — Разбираться будем потом. Сейчас главная задача — починить пульт. Володя, справимся? Или вернемся к изначальному плану?

— Справимся, — поколебавшись, ответил Володя. — Детали нужны… — Свирюгин вскинул голову, посмотрел на меня вопросительно.

Я лихорадочно соображал, что из запчастей у меня осталось. За эту неделю я раза три успел смотаться в Академический городок к Почемучке, добывая всякие мелкие детальки и прочие очень нужные вещи. Товарищ Боровой Юрий Витальевич, из научного городка, с которым в свое время познакомил меня бывший преподаватель, уже недовольно морщился при виде меня, несмотря на оплату.

Володя вздохнул и снова занялся пультом, бережно раскладывая на столе разворочанные детали.

— Детали я добуду, ты не сомневайся, малец! — засуетился тут же дядь Вася. — Вечером будут, — заверил нас всех.

— Так это как же… — Степан Григорьевич поднял на меня растерянный взгляд. — Это ж чего же, а? Это кто-то… сюда… ко мне… и вот так вот? — завхоз смотрел на меня глазами обиженного ребенка, на глазах у которого поломали любимую машинку. — Это кто жеж… а? Это жеж… Мы, значит, вот, а он, значит, вот так… — Борода растерянно махнул рукой, как-то весь сгорбился.

Но уже через минуту выпрямился, сверкая глазами.

— А, мы вот чего, Саныч. Вы, значит, того… ремонтируйте, а я найду, кто это сделал. И уж я с него шкуру живьем спущу, — заверил разъяренный завхоз.

— Шкуру не надо, Степан Григорьевич, — попросил я.

— Это чего жеж? Жалеешь его, ирода? — возмутился Борода.

— Так посадят, — терпеливо пояснил я.

— А? — опешил трудовик, потом нахмурился, сверля меня глазами. Но, в конце концов, до Бороды дошло: я не издеваюсь, всего лишь переключаю внимание на обыденные вещи.

— Ну шкуру-то, оно, конечно, не буду… Но ремня по первое число выпишу, — рявкнул Степан Григорьевич, кинув взгляд на притихших десятиклассников.

Полина забилась в угол, зажав ладошкой рот, и тихо плакала. Рядом стоял Федька, по-мужски скупо выражая утешение. Швец неловко похлопывал девушку по плечу и приговаривал время от времени:

— Ну-ну… Ну-ну…

К моей радости, остальные парни не смеялись ни над Федором, ни над девушкой. Злыми глазами следили за осторожными движениями Свирюгина, который продолжал изучать поломку.

— Ну, вот что, ребята, — привлекая внимание, позвал я. — Ступайте-ка домой.

— Да вы что, Егор Александрович!

— Какой домой! Мы с вами!

— Да как так-то! — заволновались мои десятиклассники.

— А вот так. Завтра в школу. У вас, небось, еще уроки не сделаны. Мы тут ничем не поможем, только мешать будем. Работать, когда над тобой пять пар глаз, такое себе удовольствие. Так что все по домам. В том числе и Степан Григорьевич, и Василий Дмитриевич, и мы с Володей.

— А как же пульт? — судорожно всхлипнув, робко спросила Полина, разрушая угрюмое недовольное молчание нашей команды.

— Пульт будем чинить завтра. Василий Дмитриевич как принесет запчасти, так и починим.

— Вы нам скажете? — настойчиво уточнила Гордеева.

— Конечно, мы же одна команда, — заверил я девушку.

— Ну, смотрите, вы обещали. Пойдемте, ребята. И вправду, когда над душой стоят, дело не идет. По себе знаю. — Полина светло улыбнулась мальчишкам и поднялась со стула.

— Егор Александрович, вы, если чего — гонца шлите, мы мигом соберемся, — буркнул Пашка Барыкин, пристально на меня глядя.

— Обязательно.

— Слово? — уточнил Паша.

— Слово, — подтвердил я.

— Пойдемте, ребята, — кивнул Барыкин, и десятый класс медленно, нехотя двинулся к выходу из мастерской.