Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Взлетел в седло. Копья у меня не было, зато два рейтпистоля в кобурах наготове и верная сабля.

Выхватил ее, взмахнул.

— Собратья! Вперед!

— Ура! — Заорала сотня глоток, и мы выдвинулись из леса в просеку.

— Ура! — Кони начали набирать скорость. Копыта били, земля тряслась.

— Ура! — Разносилось над полем боя грозное и вселяющее страх.

И татарские ряды дрогнули даже до нашего удара.

Я увидел ужас в глазах тех, на кого мы неслись. Они разворачивали коней, прижимались в седлах, стремились убраться с направления нашего удара. Лишь единицы пускали стрелы в ответ. Казалось, замершее татарское войско, хоть и слегка прореженное нашим огнем, но все еще крупное и вполне, на мой взгляд, боеспособное — дрогнуло. Попятилось, стало рассыпаться на малые отряды, отходить.

Несся на своем скакуне, набирал скорость. Передо мной, все ближе и ближе, татары на своих низкорослых лошадках разворачивались и давали деру. Не пытались стрелять, уходили как можно скорее. Началась паника. Люди кричали, вопили, ржали лошади.

Слева и справа от меня не плотным строем неслись вперед, выставив пики, русские воины.

Все же убраться от удара полностью степнякам не удалось. То один, то иной попадали под удары. Они падали, оставались позади. Но основная масса пыталась уйти, маневрировала. Навык управления с конем у степняков был на высоте.

Я, понимая, что сабля здесь не так чтобы очень помогает, перехватил ее левой, вытащил один рейтпистоль — бабах! Татарин, несущийся мимо метрах в пяти, слетел с седла на землю, покатился под копытами. Его скакун ускорился и мчался дальше, выбивая копытами песчаную пыль.

Орудие отправилось в кобуру, дело было за вторым. Прицелился еще раз — бабах! Еще один труп.

Движущиеся рядом бойцы также смекнули, что копьями здесь воевать не так продуктивно. Враг удирает, перестраивается, не принимает прямого боя. Они перехватывали длинномеры, извлекали пистолеты и палили в татар. Те, у кого к седлам были приторочены сайдачные наборы, вгоняли пики в бушматы, выхватывали луки и начинали пускать стрелы, поражая отступающих.

Все же эффективность нашей стрельбы была выше. Железные наконечники не чета деревянным.

Это все только усугубляло панику среди степняков.

Прямо передо мной лошадь скинула своего седока. Он оказался слева, как раз для удара сабли. Я пронесся, махнул, обагрил клинок кровью. Враг продолжал в панике, нестройными, сбившимися в группы отрядами отступать, бежать с поля боя.

А мы разили их, но теряли темп, останавливались, добивали, неспешно забирали на юг.

Я чуть отстал, привстал на стременах.

Это невероятно, но наша сотня гнала ощутимо большее количество всадников перед собой. Они удирали. Кто-то пускал одиночные стрелы, пытался как-то замедлить наше продвижение. Но преимущественно татарское воинство сбегало, не оказывая особого сопротивления.

По моим прикидкам полтысячи человек, если не больше в нарастающей панике мчались прочь.

В этот момент к нам присоединились стрелки. Они вышли в просеку неспешным шагом на своих скакунах. Разворачивались для преследования.

Поле брани было уже за нами. На юг уходили татары, увлекали за собой расположенные еще там, дальше отряды.

За нашими спинами в дыму и огне слышался бой. Туда втянулись какие-то вражеские силы, но… Теперь они в окружении. Сколько же там? Судя по тому, что я видел — почти все верные Кан-Темиру люди сражались сейчас именно там, на холме. А вот эти, удравшие — просто ждали, чья возьмет. Когда они поняли, что во фланг им заходят силы русских — то просто развернулись и не приняв боя, ушли в степь.

Они пришли грабить и убивать, но не умирать ради мурзы или даже сына хана.

— Гнать до конца леса! Уверенно обозначить нашу победу! Отставших добить! Или пленить!

Да, там за спиной казакам нелегко, но нужно сделать еще кое-что. Поступить так, чтобы вся эта толпа даже не думала вернуться.

Первая сотня с аркебузами рванулась вперед. Доспешные добивали пиками тех, кто замешкался, слетел с лошади, по какой-то иной причине еще остался на просеке. Кто-то из татар удирал в лес. Лошади без всадников носились по полю боя, ржали, поднимались на дыбы. Многие, получившие пулевые ранения мучились, исторгали предсмертные вопли.

Я осматривался.

Еще немного, когда мы поймем, что враг побежал, что он окончательно разгромлен и дезорганизован, и не вернется — нужно спешивать большую часть бойцов. Наша задача сейчас — идти в тыл штурмующей холм группировке. Сделать это надо до захода солнца, а это дело буквального получаса. Последние лучи уже с трудом освещали лес. Светило уходило за горизонт, закатывалось.

В лесу уже было достаточно сумрачно.

Меньшую часть людей нужно отправить в дозоры. Наблюдать за тем, чтобы татарские беглецы не подумали, будто бы ночью им удастся здесь сделать что-то еще. Какую-то диверсию, прорыв, прочие негативные действия.

До моих ушей донесся стройный залп. Это конные стрелки, рейтарами у меня пока язык не поворачивался их назвать, доспехов-то на них нет никаких, били вдогонку уходивших татар. Следом последовал еще залп, после чего две полусотни развернулись и устремились к нам.

Пришла пора раздавать приказы — кому спешиваться и идти на холм в огонь и дым, а кому — конными в дозоры. Сделать нужно быстро и идти на помощь казакам!

Левый берег Дона. Между старицами, где-то на границе Поля и леса.

Гонец мчался, понукая коня.

Он несся от Багатура, Гирей Дивеева к мурзе, чтобы сообщить ужасную новость. Левый фланг, наступающий на русских по просеке вдоль реки — разбит. Проклятый воевода заманил всех в ловушку. Беи не послушались мудрого Багатура, повели свои отряды вперед и…

Вперед! Быстрее!

Наконец-то заболоченная старица слева закончилась, и он увидел Поле. А в нем, на юге — отряды своих родичей, уходящих в степь. Он не верил своим слезящимся от боли поражения и потери глазам. Кто они? Как могли? Почему?

Резко ударил коня пятками, отчего тот всхрапнул недовольно, заплясал.

Всадник был умелый, выругался, вновь толкнул скакуна, двинулся вперед и вновь увидел, как теперь уже навстречу ему, слева из просеки несутся всадники. Лица их переполнены страхом, лошади стремятся вперед в панике. Так не отступают, так бегут с поля боя.

Что здесь произошло⁈

Аллах, смилуйся над нами!

Там дальше на север он видел поднимающийся дым. Холм, на котором размещался небольшой острожек, горел и клубился. Там сейчас шел бой, но его соплеменники позорно удирали. Бежали. Где-то впереди, все ближе и ближе раздавались выстрелы.

Мимо несся молодой всадник, и посыльный закричал.

— Где мурза? Где Кан-Темир?

Седок вжался в гриву своего зверя, проскочил молча, ничего не сказал.

Их было много, десятки, сотни отступали, неслись на него, мимо него.

Что делать? Он должен доставить послание мурзе! Он тельник самого Багатура. Близкий ему человек, доверенный.

Гонец решился! Вдохнул полной грудью.

Направил коня против движения, не понимая, что происходит. Те, кто стремился ему навстречу, даже не тормозили, они огибали его слева, справа. Лица их были испуганными, и самого посыльного стал пробирать страх. Он с трудом не поддался всей этой панике и мчался вперед, торопился выполнить задание.

И здесь он увидел их…

Ту же сотню русских кавалеристов, гонящих войско в несколько раз превосходящее их. Расстояние было небольшим, и он летел им навстречу. Все они вскинули пистолеты и дали залп. Многие собратья, что были рядом с ним, рухнули. Лошади их сбились с хода, сами люди повисали на крупах, летели на землю.

Жить! Я! Хочу! Жить!

В последний миг в душе гонца заиграл инстинкт самосохранения.

Сотня вражеских стрелков преграждала ему путь, и он понял — это смерть. Нет никаких шансов добраться до мурзы. Он опоздал.