Инженер Петра Великого 9 (СИ) - Гросов Виктор

В просторном зале с высокими сводами уже собрались все те, чьи подписи решали судьбы полков и губерний. За длинным столом, покрытым зеленым сукном, восседали хищники в париках и бархате. Во главе — князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, не человек, а обломок скалы, живое воплощение старой, не знающей пощады власти. Его тяжелый, немигающий взгляд буравил меня, пытаясь прожечь насквозь. Рядом устроился Яков Брюс. Было еще с десяток каких-то сановников, но мне нужны были только эти двое.

Складывалось ощущение, что нас заманили сюда, чтобы сделать крайними, свалив всю вину за столичный переполох. Я не собирался ждать, пока меня начнут рвать на части. Опираясь на плечо Ушакова, я вышел вперед. Боль в ребрах меркла перед ледяной яростью, что скрутила нутро. Если это судилище — обвиняемого выберу я сам.

— Князь-кесарь! Бояре и ближние люди! — голос, сорвавшийся на хрип. — По дороге сюда на мой отряд было совершено нападение. Я требую немедленного расследования. И начать его надобно прямо здесь.

Шум в зале оборвался так резко, что стало слышно, как скрипнуло перо в руках дьяка у дальней стены. Ромодановский медленно повернул ко мне свою массивную голову. Он удивленно оглядел всю нашу пеструю компанию.

— Говори, барон, — нехотя заявил он.

— Прежде чем выкладывать улики, хочу спросить, — я развернулся к Брюсу. — Яков Вилимович, кто в отсутствие Государя за гвардию отвечает? За порядок в столице и окрест?

Брюс медленно поднялся.

— Я, — в глубине его глаз полыхнуло холодное бешенство.

— Благодарствую, — я чуть склонил голову. — Тогда дозвольте представить то, что добыто в бою. Капитан!

По моему знаку Дубов с двумя преображенцами выволок на середину зала окровавленное полотнище и с грохотом опрокинул его на натертый паркет. Мушкеты, тесаки, подсумки, пуговицы — всё казенное, с клеймами Преображенского полка.

— Нападавшие были в гвардейской форме, — я чеканил слова, пока Дубов раскладывал трофеи, как лавочник товар. — Их оружие — штатное. Снарядить и вывести из казарм целый отряд тайно от всех мог лишь один человек. Тот, кто за гвардию отвечает.

Кто-то из окружения Брюса дернулся было, но тяжелый взгляд Ромодановского вдавил его обратно в кресло. Следующий удар нанес Ушаков.

— Князь-кесарь, — его голос был монотонным, лишенным всяких чувств. — Проведен анализ. Приказ о вызове — устный. Грубейшее нарушение. Путь нашего следования доподлинно могут знать только люди из ведомства господина Брюса. Узнали наверняка оттуда.

В зале зашелестели. Команда сработала без сбоев, и теперь настал черед женщин. Первой, прихрамывая, вышла Анна Морозова.

— А я кое-что добавлю, — заявила девушка. — Последние месяцы караваны в Игнатовское люди Якова Вилимовича безбожно трясли и задерживали. Он намеренно топил все дела барона, что с торговлей связаны. Убытку — на сотни тысяч. Тут и сказке конец.

За ней, как тень, скользнула Изабелла.

— И я могу добавить, — ее голос звенел от сдерживаемого гнева. — Господин Брюс усмотрел в планах барона по созданию службы внутренней безопасности угрозу своей власти над тайными делами. Воспринял это как личное оскорбление.

Сторонники Брюса попытались было поднять шум, свалить все на меня, однако их голоса утонули в общем шуме. На щеках Ромодановского заходили желваки. Пусть доказательства и были косвенными, вместе они складывались в петлю. Средства, возможность, мотив — всё указывало на одного человека.

И тут князь-кесарь поднял свою тяжелую, как медвежья лапа, руку.

— Любопытно все это, барон, — пророкотал он, не сводя с Брюса глаз. — Особливо в свете последних событий.

Он внимательно посмотрел на меня. Я вопросительно приподнял бровь.

— Три дня назад на государя-царевича Алексея Петровича было совершено покушение.

По залу пронесся испуганный вздох моей команды.

— Стреляли из окна, когда его карета ехала по набережной. Царевич, хвала Господу, цел. Но на месте том, — Ромодановский снова замолчал, — была найдена винтовка твоей системы, барон. СМ-1. А сам государь-царевич ныне находится под охраной во дворце. Охрану же, — тут он потер переносицу и посмотрел на Брюса, — по странному стечению обстоятельств, выставили люди Якова Вилимовича.

Вот и все. Конец игры. И стоило Брюсу так подставляться? Что им двигало? Получается, главным злодеем в этой пьесе был Яков Брюс. Обвинение в государственной измене нависла над ним.

В зале стало оглушительно тихо. Каждый взгляд — от Ромодановского до последнего дьяка — впился в Брюса. Он стоял недвижно, и только побелевшие костяшки пальцев, мертвой хваткой сжимавшие эфес шпаги, выдавали, в какой адской топке он сейчас плавился. Любой другой на его месте уже бился бы в истерике, вопя о своей невиновности. Наверное.

Он повернулся к князю-кесарю.

— Ваша Светлость, — его голос был до жути спокоен, словно речь шла не о его голове, а о смете на новые пушки. — Обвинения тяжелы. Однако прежде чем я отвечу, прошу дозволения на пять минут разговора с генералом Смирновым. Наедине. У меня имеются сведения чрезвычайной важности для безопасности Империи, и доверить их я могу только ему.

Что за ход? Что-то придумал? Выходит, что он ставил на кон судьбу государства. Ромодановский застыл. Отказать — и если Брюс говорил правду, вся ответственность за последствия лягут на него. Согласиться — значит сломать весь ход судилища. Несколько долгих секунд князь-кесарь сверлил Брюса тяжелым взглядом, прежде чем коротко махнуть рукой в сторону боковой двери.

— Пять минут. Гвардия — за дверью.

Мы вошли в холодную, неуютную комнату с высоким окном. Я оставил Ушакова и команду, которые собирались идти за мной. Еле доковылял, держась за стены. Едва за нами щелкнул замок, Брюс развернулся. На лице — куча эмоций.

— Доволен, барон? — прошипел он, впиваясь в меня взглядом. — Ты их почти убедил. Еще немного — и… Отличная работа на общего врага.

— Ты считаешь меня слепцом, Яков Вилимович? — стараясь не морщиться от боли в ребрах, я подошел к окну. — По-твоему, я не вижу, что ты не поступаешь обычно столь прямолинейно? Видать покушение на Алексея заставило тебя действовать опрометчиво. Вот только зачем тебе все это? И заметь, улики… они безупречны.

— Вот именно! — он со стуком опустил кулак на подоконник. — Безупречны! Ты инженер, Смирнов, так думай как инженер! Когда механизм работает без единого скрипа, что это значит? Что его долго и тщательно собирали. Ты в самом деле веришь, что я, Яков Брюс, стал бы устраивать эту топорную резню?

Зашагав по комнате, он метал слова, как молот по наковальне.

— Включи свой мозг! Нападение на тебя. Зачем? Убить? Почему тогда палили не по тебе? Отчего оставили столько трупов, столько улик? Это же представление! Громкое, кровавое, с одной целью — чтобы все стрелки указывали на меня! Мои люди так не работают. Они действуют тихо. Без следов. Если бы я захотел тебя убрать, ты бы просто исчез. Подавился бы рыбной костью, или твоя карета «случайно» слетела бы с моста в реку. Но не так. Не в этой грязной бойне!

Его слова были жестоки и, при этом, неопровержимы. В памяти всплыло дело о французском шпионе: ни одного трупа, только аккуратно подброшенное письмо и тихий арест на рассвете. Работа тонкая. А здесь работали, как на скотобойне.

— Хорошо, — я повернулся к нему. — Допустим. Но какой смысл? Подставить тебя, если главная цель — я и мои проекты?

— А ты уверен, что главная цель — ты? — он остановился, буравя меня взглядом. — Твоя система — да. Твои люди — безусловно. Но не ты лично. Ты слишком ценный ресурс. Тебя не уничтожают. Тебя изолируют, лишают рук, глаз и ушей.

Сомнения. Я чего-то не понимал. К чему он клонит?

— Возможно, — проговорил я, думая вслух, — били не по мне. По Ушакову? Он многим на хвост наступил. И тебе в том числе. Может, это твои же подчиненные решили убрать его, заодно подставив и тебя?

Брюса прорвало — эдакая ярость оскорбленного мастера, чью работу сравнили с поделкой пьяного сапожника.