Инженер Петра Великого 9 (СИ) - Гросов Виктор

— Ушаков⁈ — его лицо исказилось. — Ты думаешь, из-за этого… твоего пса я бы стал рисковать головой⁈ Да если бы мне понадобилось от него избавиться, я бы сделал это так, что ты бы сам пришел благодарить меня за спасение от опасного фанатика! Ты меня за кого держишь, Смирнов⁈ За любителя⁈

Эта вспышка неподдельного, злого, оскорбленного профессионализма была слишком натуральной. Ну не мог Брюс так играть — при всем моем уважении к его многочисленным талантам. Человек в шаге от приговора спасает жизнь, а не репутацию. Брюс же защищал свое искусство.

Неужели он невиновен?

Факты остались прежними — мундиры, винтовка, приказ, — но теперь я видел идеально подогнанные детали механизма, собранного с одной целью: чтобы мы вцепились друг другу в глотки. Чтобы я, поверив, уничтожил Брюса, а он, даже выжив, ненавидел бы меня до конца своих дней. Пока мы рвем друг друга, настоящий кукловод остается в тени.

Простая и страшная мысль: нас обоих использовали. Сыграли на моем прагматизме и его репутации. Безупречно.

Да чтоб тебя… Мы — всего лишь инструменты в чужих руках. Один — молот, другой — наковальня. И кто-то третий, невидимый, занес этот молот для удара. Однако что-то в этой конструкции не сходилось. Одна деталь ломала всё.

— Хорошо, Яков Вилимович, допустим, верю, — прохрипел я, откашлявшись. — Но объясни мне зачем ты созвал в столицу всех моих людей? Зачем собрал весь мой штаб в одном месте, подставив его под удар, как выводок цыплят перед ястребом?

Брюс замер. Ярость на его лице сменилась искренним недоумением. Он уставился на меня так, будто я вдруг заговорил по-турецки.

— О чем ты, барон? Каких еще «всех»?

— Как каких? — я начал загибать пальцы, и каждый отзывался тупой болью в сломанных ребрах. — Нартов, Ушаков, Морозова, де ла Серда… Весь список, что твой гонец зачитал. Ты выпотрошил Игнатовское, оставив его без головы и рук.

Он смотрел на меня, и на его лице отразился мучительный мыслительный процесс.

— Я этого не делал, — произнес он так, словно вбивал гвозди. — Мой приказ гонцу был один: доставить тебе лично письмо. Срочный вызов на совет. Только тебе. В приказе не было больше никого. И я писал тебе приказ. Он не был устным, кстати.

Холод пробежал по спине. Мы смотрели друг на друга, и ужас в его глазах был зеркалом моего собственного. Осознание того, насколько виртуозно и глубоко нас обоих провели.

Гонец — изможденный преображенец. Он передал приказ, он его изменил. Был перевербован или изначально чужой. Невидимый враг, «Третья сила». Он перехватил управление. Превратил простой вызов в ловушку.

И теперь их замысел, до этого скрытый в тумане, проступил во всех своих уродливых деталях.

План «А»: собрать мозг и костяк моей системы в одной точке и вырезать всех в быстрой, кровавой засаде. Обезглавить проект. Отбросить Россию на десятилетия назад.

План «Б», если первый сорвется: использовать эту же засаду, чтобы мы вцепились друг другу в глотки. Спровоцировать войну между мной и Брюсом. И пока мы топим друг друга в интригах, пока гвардия вяжет моих людей, а мои полки отбиваются, они спокойно заканчивают начатое. Они хотели развязать войну в тылу воюющей страны.

— Найди его, — прохрипел я. — Этого гонца.

Брюс сорвался с места, подскочив к двери и заколотив в нее кулаком.

— Гвардия! Сюда!

Когда в комнату влетел ошарашенный офицер, на него свалился шквал рубленых команд.

— Преображенца, что барону послание доставил, — ко мне! Живым! Из-под земли достать! Его дом, семью, всех, с кем пил-ел, — в железо! Город на замок! Даже мышь не должна проскочитт без моего слова!

Он на моих глазах запускал свою невидимую машину, демонстрируя, что она, несмотря ни на что, по-прежнему работает и он все еще контролирует ситуацию.

Когда офицер, щелкнув каблуками, исчез, Брюс повернулся ко мне. Пять минут давно истекли. За дверью уже нарастал недовольный шум.

Мы молчали. Вражда, недоверие, обиды — всё это сгорело дотла перед лицом общей угрозы. Какая-то злая ирония — сначала враг «спаял» мою команду, теперь и с Брюсом примирил. Ну как «примирил», скорее заставляет нас с ним работать сообща.

Дверь распахнулась. На пороге, заполнив собой весь проем, стоял Ромодановский.

— Время вышло, господа.

Глава 18

Голос Ромодановского прокатился под сводами зала, Брюс метнулся к нему и что-то быстро проговорил. Нахмурившись, князь-кесарь метнул в меня тяжелый взгляд и через десяток секунд скрылся за дверью. Мы с Брюсом последовали за ним.

— На сегодня все свободны, — объявил Ромодановский, но никто не шелохнулся. Казалось, он и не заметил замерших в креслах сановников. Его тяжелая рука поднялась и сделала короткий, презрительный жест к выходу — этого хватило. Зал мгновенно ожил скрипом кресел и шелестом бархата. Вся столичная знать, готовая вершить судьбы, торопливо устремилась прочь, опасаясь встретиться взглядом с этим обломком старой, допетровской Руси. Свою команду я тоже спровадил под недовольный взгляд Ушакова. Когда последний парик скрылся за дверью, два гвардейца из личной охраны Ромодановского закрыли тяжелые створки. Щелчок засова прозвучал отрезвляюще. Спектакль окончен.

Не глядя, князь-кесарь подошел к столу, где лежало трофейное оружие. Сгреб всё это железо в охапку, будто мусор, и с грохотом швырнул в темный угол.

— Балаган, — выдохнул он в пустоту, после чего ткнул массивным подбородком в сторону неприметной двери в стене. — Туда.

Ромодановский тяжело опустился в кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом. Мы с Брюсом остались стоять.

— Два нападения, — начал он, уперев в нас свои маленькие, глубоко посаженные глаза. — Сшиты белыми нитками. Одно — на царевича, в сердце столицы. Другое — на тебя, барон, со всем твоим ученым табором. Улики, что вы тут на метали, вопят: виновен Брюс. А вот повадки — нет, согласен. Не его работа. Слишком грязно, шумно. Слишком много костей брошено для таких умных псов, как ты.

Он перевел взгляд на Якова Вилимовича. Тонкая жилка, забившаяся у виска, выдавала его напряжение.

— Мне плевать, кто из вас лис, а кто волк, — продолжил Ромодановский, его голос осел. — Государь на войне. Тыл — моя забота. И я не дам двум самым острым государевым клинкам вцепиться друг другу в глотки, пока неведомый зверь точит нож у нас за спиной. Посему слушайте.

Подавшись вперед, он положил на стол руки.

— Неделя. Либо вы вдвоем кладете мне на стол голову настоящего затейника, либо я решу, что затейники — вы оба. Тебя, Яков Вилимович, отдам под суд за измену. Заслуги твои велики, однако и спрос будет по всей строгости. А тебя, барон… — он повернулся ко мне, — тебя я обвиню в пособничестве. Ибо оружие, коим сия смута творилась, — твоего ума дело. Не уберег, допустил, что оно по рукам пошло. Итог для обоих будет один. А теперь… работайте.

Грузно поднявшись, он дал понять, что аудиенция окончена. Вот же старый хрыч. Знал, куда бить. И ведь не поспоришь. Неделя. Найти призрака за семь дней, пока сломанные ребра не вросли в легкие. Просто прелесть.

Когда дверь за Ромодановским закрылась, мы остались одни. Треск свечей в тяжелом канделябре раздражал, настолько было тихо.

— Мне нужен полный список, — первым нарушил молчание Брюс. Не глядя на меня, он уставился в стену. — Всех, кто знал о пути и времени выезда. До последнего конюха. И все донесения твоего ищейки Ушакова за последнюю неделю. Надеюсь, он умеет писать без ошибок? Мне нужны точные данные, а не его домыслы.

Даже в шаге от плахи не упустит случая подколоть. Я усмехнулся.

— Ушаков подготовит, — ответил я. — А я, с твоего позволения, займусь анализом. Нужно вывернуть наизнанку Дубова и Орлова, по косточкам разобрать повадки нападавших. Их шаг, приемы — это тоже почерк.

— Делай что должно, — вздохнул он и, не прощаясь, вышел.