Бродник (СИ) - Старый Денис

Я усмехнулся. На этот вопрос у меня был красивый, как и многие лживые, ответ.

— А ты хочешь отомстить дождю за то, что он обмочил тебя? Или каким-то образом хочешь отомстить огню, который спалил посевы твои? Как можно мстить той стихии, которую не победить? — философски отвечал я.

— Ещё бы также думали все бродники, а то мутят воду… — пробормотал Перст.

И эти его слова тут же усилили во мне желание быть бродником. Я же переступал через себя. Не хотел, но убеждал, что так правильно — войти в число трусов, халдеев. Получается, что не все речные люди подчинились, склонились, прогнулись под ордынцев. Есть среди них ещё и те, которые хотят воли, кто не хочет прислуживать степнякам.

Интересно, какой процент среди бродников готов сопротивляться? Учитывая то, как они сейчас себя ведут, процент этот пока не перевалил за половину. Нет большинства у тех, кто волю больше жизни ставит.

Может быть, так случилось, что своим появлением на Дону я несколько сместил акценты и теперь уже тех, кто хотел бы воевать с ордынцами, становится больше, чем тех, кто хочет отсидеться в стороне? Как минимум у меня шесть десятков ратных людей, которые готовы умирать, но бить степное зло.

— Тут в последнее время много стало приходить беглецов, которым удаётся сбежать из плена, и они все, будто бы здесь мёдом намазано, идут на Дон. Но вот то, что пришли ратные люди, — это для нас ново… — Перст задумался.

— Я приму у себя любого мастеровитого человека. Отправляйте ко мне. И найду чем отплатить, — поспешил сказать я.

— А ты что? Словно бы в граде ремеслом решил заняться? Любо… У нас мало мастеровых, вельми мало… — задумчиво сказал Перст. — Но дай срок помыслить мне…

Я не торопил его. На столе, стоящем по середине, размером почти что на все пространство, стояла ячменная каша с мясом, очень сытная. Как показалось мне, кушание было необычайно вкусным, хорошо сдобренным солью. Так что я занимался тем, что уничтожал изрядную порцию еды. Делал это так, как мог поступить со своим самым злым врагом, нещадно пожирал.

Я поморщился. Понял, что переборщил с образами и метафорами.

— Чем жа вы снедаете, коли от такого укусного кушания морщитесь? — удивился Перст, рассмотревший — глазастый такой — мою реакцию на образы в голове.

— Богатой еды не имеем. И купил бы чего, зерна, крупы… — решил я и провентилировать вопрос торговли.

— Есть крупа… Ордынские рабы расплачивались ею. Белые зерна, никто и не ведает, что с ней делать… купишь?

— Рис? Да! — тут же сориентировался я.

— И про крупу ту ведаешь? А знаешь… Есть у тебя тот человек, что отправится вместе со мной и будет разговаривать с Туром? То наш выборный атаман, ему и принимать решение. Не могу от тебя скрывать то, что нам ратные люди сильно нужны. Разные нынче воры и тати ходят по Дону. Бывают и лихие, кто не ордынцы, но за ними идут по стопам, чтобы подбирать, как голодное вороньё, падаль. Если с этой стороны мы будем знать, что ты прикроешь, то можем людей своих и в другие места направить. Но об этом нужно разговаривать с Туром, — сказал Перст, подумал и добавил. — Готовым будь к тому, что атаман накажет кому из ближних своих жить у тебя и слово атаманское держать.

В принципе, на этом можно и заканчивать наш разговор, так как всё понятно. Может быть, и правы были те, кто связывал появление казачества с бродниками. То, что я знал до этого, и то, что сейчас мне рассказал этот речной человек, — всё укладывается в моё понятие истории ранних казаков.

А если это так, то стоит задуматься и о том, чтобы стать в этом сообществе кем-то большим, чем лишь только глава поселения. Ведь у первых казаков, пока не стали выделяться среди них знатные, все шансы были и атаманами стать. Сила, ум, удача — наверное эти три составляющие влияли на возвышение любого, кто приходил на Дон, или на Пороги днепровские.

Мы вышли из дома. Вокруг небольшой мазанки стояли рязанские ратники. Трое из бродников стояли на коленях, к их горлу были прижаты ножи. Перст, шедший за мной, попятился назад, обратно в дом. Я услышал, что он извлёк из своего ремня топор.

— Что случилось? — строго и требовательно спросил я.

— Грубили и девок за срамные места хватали, — ответил мне Андрей. — Сам же ты, голова, правила установил, что сие не можно.

Вот же жук хитрозадый!

— Так и есть. И правила едины для всех. Они уже уходят, — сказал я.

Потом повернулся, нашёл глазами Мирона.

Как бы ни жаль было отпускать кузнеца, да тем более в тот момент, когда у нас только-только начала налаживаться металлообработка, но я не видел никого иного, кому мог бы доверить такую сложную миссию, как отправиться к атаману бродников.

Тем более, что волей случая, или все же Господа Бога, но в поселении появился сын Акима, кузнеца, с которым и я был знаком. Парень заверял, что справится с любой работой. Посмотрим. Думаю его, как и Власта, Макара, вызвать сюда, в Береговое. Нужно и тут организовать кузнечное ремесло. Железа нам нужно будет очень много.

— Мирон, ты собираешься и ступай вместе с этими добрыми людьми, поговоришь с атаманом Туром и сразу же возвращайся, — сказал я.

Это та информация, которая могла быть доступна для любопытных ушей.Однако уже скоро я нашёл возможность переговорить с Мироном наедине.

— Мне надо, чтобы ты узнал, как я сам могу стать атаманом. Если нужно участвовать в поединке, на Суде Божьем, или же подговорить кого, чтобы кричали меня на следующем вече, или круге, или как там у них называется собрание… Ты должен всё это узнать, разузнать, кто такой этот Тур, и возможно ли с ним договориться полюбовно, — инструктировал я Мирона.

Надеюсь на него. Пусть уже действительно важным поступком расплатиться за свою жизнь. Об этом мы с ним говорили. И я благодарен, конечно, что Мирон сразил Врана, но о том я ярославого шпиона, ратника, кузнеца — все в одной личине — не просил.

А ещё через час, с подарком для Тура, бродники отправились восвояси. Я решил подарить атаману длинный кинжал, назвал бы его скрамасаксом, вот только все называли длинный кинжал не иначе, как «длинный нож».

Дарить доспех или коня я посчитал излишеством. Весдь в подарках тоже очень немало скрытых смыслов. Если бы я сейчас подарил много чего и дорогого, то это признание моей беспомощности, в том, что я полностью покоряюсь воле какого-то там атамана. Мол, умаслить его желаю всеми способами. Аж противно от такого осознания.

С другой же стороны, если я ничего не подарю, то это будет также обида и практически вызов. Он же статусный бродник, ему подчиняются речные люди. Если же подарю какую-то деталь, которая, с одной стороны, весьма полезна и недешёвая, выполнена качественно, а с другой незначительная, то этот — подарок самое то, чем можно будет и показать себя, как вполне самостоятельную личность, и указать тому, которому подарок будет вручен, что он не может рассчитывать на полное моё подчинение.

— Андрей, — обратился я к сотнику. — Мы решили уже вопрос с главенством, и такова моя воля: отбери дюжину ратных воинов, которые будут подчиняться десятнику Мстивою, а когда я тут буду, то мне. Они останутся на этом поселении. Иные жить будут на острове.

Андрей почесал затылок, подумал и поручил исполнять мой приказ одному из десятников, Лавру. Для меня было без разницы, кто именно исполнит мою волю, но то, что часть рязанцев останется в Береговом, — это более чем рационально.

Я бы, возможно, оставил бы и большее количество людей, однако решил забирать отсюда Лисьяра. Не справился он с возложенной на него обязанностью. А ещё начал лебезить перед пришлыми, что бросает определённую тень в том числе и на меня, как на голову двух поселений. Тем более, что Лисьяр хороший охотник и рыболов. Пусть снабжает общину мясом и рыбой. Это его уровень, на большее не тянет.

А вот люди Андрея поступили очень даже грамотно. И я уверен, что, может, не обошлось здесь и без провокации. Они, прикрывшись благими намерениями, показали свою силу, словно бы тем детинам-охальникам показали, что не зря носят свои доспехи и разъезжают на хороших лошадях. Наверняка, и девок подговорили, чтобы задами своими покрутили рядом с бродниками. Какой мужик, который о запретах не слышал, удержится от такого соблазна?