Бродник (СИ) - Старый Денис

— Скажи, Андрей, а не подговорил ли ты девок, чтобы они подошли и задом своим покрутили возле бродников? — сделал я догадку.

— Кто сказал? — спокойно и рассудительно спросил Андрей.

Я промолчал, давая понять, что если кто-то и сказал, то мой осведомитель останется в тайне. Пусть бы Андрей подумал, что его люди, а нужно, чтобы это были мои люди, могут и проболтаться. Нет у них монолита в полусотне. Андрей держит ратников, это да. Но скорее они сплочены Евпатием Коловратом. Не стало бы его, то могли бы и проблемы появиться.

— Догадался ты! — усмехнулся сотник.

— А теперь давай мы зайдём в тот же дом, где только что мы разговаривали с Перстом. Кое-что я тебе уже сказал, но о своих планах не поведал. Ты должен знать, что я задумал. Мне поддержка нужна, а не то, что ты будешь за моей спиной подговаривать девок или мужей что-то делать. Мне нужно подчинение, чтобы планы мои не рушились, — сказал я и рукой указал на дверь в ту самую мазанку, где ещё полтора часа назад проходили переговоры с бродниками.

Да, я рассказал Андрею и про то, что собираюсь мстить, хотя он об этом уже и слышал, и то, как я это намереваюсь сделать. Он слушал, не перебивал, хотя я видел, что многие нюансы того, как предполагается действовать, Андрею не нравились, особенно когда я стал объяснять, что придётся поклониться ордынцам, когда они будут проходить рядом.

— И девицы должны быть у нас такие, кабы можно было подложить под ордынца, чтобы добрых жён они не трогали, а жён тех прятать в лесах и кабы жили они на островном поселении, дальше отсюда, — говорил я.

— Складно говоришь ты обо всём. Токмо решать будет всё равно Евпатий Коловрат, — сказал Андрей.

И теперь я окончательно понял, что именно сотник мне ни в коей мере не соперник. Он услышал все эти сложности, через которые я предполагал пройти, чтобы начать свою борьбу. Он понял, что ничего не понял, кроме лишь того, что нужно будет устраивать засады.

Значит, передо мной лишь только исполнитель, человек, который может устроить ту самую засаду, за которым пойдут ратники, но который не сможет прокормить людей, организовать производство, тыловую базу, чтобы оснастить не один десяток воинов. Умный, расчетливый, хитрый воин. Но лишь воин, а не торговец, управленец, кто-то иной.

Но многого он ещё и не знает. Не думаю, что нужно раскрывать свои карты перед каждым, даже если он по всем понятиям и логике не должен предавать.

— Я останусь сам в Береговом и поживу недолго. Дождусь, когда вернётся Мирон. С тобой мы договорились, и ты поклялся и на кресте, и богами, что худого мне не сделаешь, — озвучивал я своё решение Андрею.

На самом деле, у меня появилась какая-то чуйка, что мне непременно нужно некоторое время пожить в Береговом. Сперва это странное ощущение я списал на то, что просто не хочу видеть Танаис, чтобы опять не «поплыть» в её присутствие. Но теперь склоняюсь к тому, то не девице дело. Или не только в ней.

Хотя с Андрея взял слово, что никто девушку обижать не будет, напротив, что он будет следить за тем, чтобы не приключилось какой беды. Ревность внутри себя я подавил. Ещё мне не хватало из-за ревности начинать такие ссоры, которые могут влиять и на мою судьбу, и на судьбу двух поселений, на которых проживало уже немалое количество людей.

— Лисьяр, — уже прощаясь с уходящими рязанскими ратниками и бывшим старейшиной поселения Береговое, обратился я к нему. — Передашь Макару, что нынче ты голова над охотниками и над рыболовами. И кабы и рыбы, и зверя снова было у нас вдоволь. Сюда, в Береговое, кабы посылал часть улова и добычи каждые три дня.

А потом я просто лёг в тёплом помещении, пускай из которого и ещё до конца не ушёл угарный газ, и уснул таким сном, что, если бы и пушка выстрелила, то мог бы и не проснуться. Хотя очень хотелось, чтобы выстрелила пушка, и чтобы именно я стоял возле неё и смотрел, как улетает ядро или картечь в сторону врага.

— Как сделать так, чтобы не через полтора или два года селитряные ямы дали селитру, а уже завтра, — с такими нереальными мыслями я и уснул.

И точно, чуйка меня не подвела. Последующий день принёс события, по сравнению со всем остальным, что со мной случилось, важнейшие. Если только не считать сам факт появления в этом мире, они были самыми тревожными и, я бы даже сказал, судьбоносные.

Глава 16

Береговое.

21 января 1238 года

Лепомир ехал в генуэзскую факторию Тану с тяжёлым сердцем. Он до сих пор так и не понял, почему Субэдей не похоронил его, не казнил лютой смертью. Должен был темник… Постарел что ли? Стал сентиментальный? Вряд ли. Кто угодно, но не этот железный темник.

Темнику стало известно, что Лепомир жалеет русичей. Да и сам славянин на службе у Великого богатура в последнее время не сильно и скрывал свои эмоции. Точка невозврата, как считал Лепомир, случилась тогда, как он своей волей, но при этом, использовав имя богатура Субэдея, приказал освободить двух молодых девушек, которые подверглись насилию и уже были практически при смерти.

Субэдею, конечно, об этом доложили. Вот только темник оказался весьма бережливым человеком. Он не показывал того, насколько ценит Лепомира. Вместе с тем, старый полководец мог менять слуг, которые приносят ему чай или мясо, но ему сложно было найти того, кто может писать, отвечать на письма, переводить сразу с пяти языков.

В то же время Субэдею нужно было кого-то отправлять к генуэзцам. Руководство торговой факторией Таны стало сильно занижать цены на рабов. Более того, генуэзцы объявили, что скоро временно приостановят покупку рабов, которых ордынцы везли в факторию нескончаемым потоком.

В Тане просто уже не было места, куда расселять пленных русичей. Сама фактория была небольшая, а навигация приостановлена до весны. Брать рабов даже за палую плату, когда они будут десятками, если не сотнями умирать? Это не рентабельно. Да и опасно. Ведь вероятность при большой скученности людей занести эпидемию велика.

Вот только богатуру проблемы генуэзцев были безразличны. Когда-то, ещё перед битвой на реке Калка с русичами и половцами, он сильно помог Генуе, походя разгромив конкурирующую факторию венецианцев. Так что теперь хотел пожинать плоды своей воинственной дипломатии.

Много слов не нужно было, чтобы Лепомир понял, что темник предоставляет ему последний шанс. Если справиться, то была вероятность вернуться и продолжить служить Субэдею. Но такое развитие событий, зная характер, темника, было не столь вероятным, как хотелось Лепомиру. Более русич отбыл, но оставил след при ставке богатура. Прознает Субэдей… Точно несдобровать.

Так что взяв жену, а детей еще раньше отправив к родственникам супруги, Лепомир уходил… Чтобы… Сбежать? Он еще не решил.

— Лепомир, — обратилась к своему мужу Земфира. — Ты же можешь отпустить меня домой? Ты же понимаешь…

Земфира, сидящая в большой кибитке рядом со своим мужем, погрустнела и опустила глаза. Лепомир смотрел на неё и готов был расплакаться. Он любил свою жену, любил детей, которых она ему подарила. И сейчас не мог понять, что же ему делать.

Русич на службе Великого богатура совершил ещё одно преступление, и когда оно раскроется, Субэдей точно казнит лютой казнью Лепомира. И не только его, но и жену, которую Лепомир вынужден возить с собой.

В последнее время слишком часто ему приходилось защищать свою красавицу жену от нападок монголов и их союзников, у которых взрастились чувства безнаказанности и вседозволенности. Земфира чаще всего даже не выходила из кибитки, детей же пришлось отправить в предгорья Кавказа к родственникам жены.

Мог и не успеть Лепомир защитить жену-красавицу, как была бы она изнасилована и опорочена. А чтобы охрану приставить к ней у русича не хватало власти. Субэдея же такие вопросы и вовсе не волновали. Он считал, что раз могут иные воины смотреть на твою жену и причинить ей вред, то и она и ты достоин того. Ибо слаб.

Всё шло к тому, чтобы и Земфира отправилась к своим родственникам. А теперь, когда вспыхнуло новое восстание аланов против засилья монголов, Лепомир и вовсе растерялся, что делать со своими родными. По всему выходило, что родичи жены решили испытать судьбу и скинуть оковы монголов. А это означало, что аланов в армии монголов могут зачистить или превратить в рабов.